— Не в том смысле плохо, детка! Я не брезглива!.. Я не понимаю одного. Зачем человек сначала подбегает к своему счастью, а потом отбегает? И вообще: почему когда ему хорошо, то плохо, а когда плохо, то хорошо?
Аня пожала плечами. Она не лезла ни расспрашивать, ни сопереживать, ни объяснять. Она вообще почти всегда молчала, и Улите это нравилось. Должность штатного оратора давно была занята самой Улитой. И бывшая секретарша мрака продолжала разглагольствовать, попутно приглядываясь к Ане. В Ане не было ни бьющего в глаза ума, ни бойкости, ни умения устраивать быт, но было что-то спокойное, надежное, настоящее, чего так не хватало «разбешаке» Улите.
— Я не рассказывала, что обожаю придумывать психологические игры? — спросила Улита. — Ну допустим: ты приходишь в кафе и встречаешься с двумя разными людьми. Они между собой ссорятся. Один встает и якобы идет мыть руки. Другой в это время у тебя на глазах плюет первому в чай. А тот, что якобы руки моет, в гардеробе топчется на его куртке. Ты это в зеркало видишь. Твои действия?
— Уйду потихоньку! — сказала Аня. — Хотя нет. Вначале вылью чай, потом незаметно вычищу тому, другому куртку и уйду… наверное, насовсем… А какой правильный ответ?
— Детка! Я не говорила, что у меня есть правильный ответ. У меня есть неправильный вопрос, — хмуро сказала ведьма. — Мне так проще. Я же деградантка!
Аня вопросительно вскинула на нее глаза.
— Стремлюсь к высоким созерцаниям, а сама вытираю нос о скатерть! — продолжала Улита.
— Это как? — удивилась Аня.
— Фигурально! — отрезала Улита. Настроение у нее в очередной раз прыгнуло, как висельник с табуретки. — Ну все! Я поехала!
Она рывком встала. Аня, удивляясь, смотрела на эту странную встопорщенную особу, которая непонятно зачем приехала, а теперь непонятно зачем уезжает.
— Подожди!
Улита остановилась. В стекло стучала мокрая рябиновая гроздь.
— Не пообедаешь со мной? — спросила Аня.
Жизненный опыт подсказывал ей, что, когда человеку плохо, его надо накормить, искупать и положить спать. Потом, при необходимости, повторить все три операции еще раз, начиная со ступени один. Древний рецепт Бабы Яги, многократно проверенный на Иванушке.
После второй тарелки супа Улита расплакалась.
— Не подумай, что мне плохо! Наоборот, хорошо. Это у меня потоотделение через глаза, — сказала она, промокая полотенцем потекшую тушь.
— Я этим полотенцем кастрюли беру… Возьми лучше красное! — посоветовала Аня.
Улита взяла.
— Как ты можешь жить в такой дыре?
— Почему в дыре? Здесь хорошо. Летом автолавка приезжает по вторникам и четвергам, — сказала Аня мечтательно.
— А магазин?
— Есть и магазин, но автолавка интереснее. У них хлеб всегда горячий. Бабульки собираются печеньки всякие покупать. Переговариваются. Ждут.
— И ты ждешь?
— Я на велосипеде. Иногда, бывает, жду, когда лавка на переезде застрянет. Но редко.
Улита отыскала на полотенце чистый участок между двумя пятнами туши и громко высморкалась.
— Все равно не понимаю: зачем тебе все это. Ты себя точно наказываешь, — сказала она сдающимся голосом. — Почему не поедешь в Москву, к Эде?
Аня настороженно взглянула на нее.
— Это он тебя послал? — спросила она быстро. Улита честно замотала головой.
— Нет.
— Тогда, может быть, он тебе нужен? — осторожно начала Аня.
И снова выстрел оказался в молоко.
— Эдя, конечно, ничего. Не лишен утробной привлекательности. Но все же я пас. Можешь водить мимо экскурсии из Эдь, я не дрогну даже веком. Ты друтое дело. Он для тебя. Поезжай!
— И к кому же ты требуешь, чтобы я поехала? К человеку, который меня не ждет? Который понятия не имеет, чего хочет? К инфантилу, сохранившему интеллект Карлсона до зрелого возраста? — почти со злостью крикнула Аня.
Улита прищурилась.
— Значит, любишь?
Аня не сказала ни «нет», ни «да», только упрямо повторила, что никуда не поедет. Бывшая секретарша мрака не видела проблемы.
— Ну так просто позвони! Скажи: мол, убиралась в телефонной книге, наткнулась на номер, аппарат старый, память ограниченна. Хочу понять, оставлять тебя или нет.
Аня засмеялась.
— А чего такого-то?.. — продолжала Улита. — Хотя, конечно, телефон — это ненадежно. Лучше встреться с ним у подъезда. Ля-ля тополя, проходила мимо с пересадкой на пять электричек. Какой-то ты похудевший, бледный! Идем, я тебе погадаю на борще и котлетах!
— Он в кафе работает. Там с голоду не умрешь.
— М-м-м… Тяжелый случай! Ну, хочешь, я вместо тебя ему позвоню? Скажу: это тетя Липа из сельсовета! Ваша Аня несмертельно ранилась тяпкой! Срочно приезжайте к ней в деревню, а то мы у нее электричество отключим и навоз не завезем! — Слова у Улиты не расходились с делом. Она еще говорила, а сама уже тянулась за телефоном.
Аня схватила ее за руку.
— Не надо! — торопливо сказала она. — Просто не надо, и все! Это не так должно происходить, а по-другому я не хочу!..
В ее торопливом шепоте было что-то такое, что Улита поняла и сдалась.
— Ну хорошо. Не хочешь, чтобы мы помогали тебе, давай помогать мне. Жалеть меня и все такое! То, что я выгляжу как танк, не означает, что я не нуждаюсь в участии! — великодушно согласилась она.
— Ты веселая, — сказала Аня.
— Я разная, — оспорила Улита. — Вела я тут дневничок. Записывала в него разные полезные мыслишки про меня саму. А потом пролистала: что год назад мне смешно было — теперь грустно. Я чувствую, что мало-помалу… ну меняюсь, что ли. Вообще дневничок — полезная штука. Вроде фотографии души.
— Дашь почитать?
— Тебе дала бы! — сразу согласилась Улита. — Ноу проблемой, как говорит амиго Ромасюсик. Только одна маленькая проблема. Дневничок у меня заговоренный. Кто чужой заглянет — получает заряд из дробовика.
— А дробовик где? Ведьма вздохнула.
— Он в воздухе растворенный. А заклинание необратимое… А что, ты гостей только супом кормишь? Чего-нибудь поосновательнее есть?
Аня встала и спустилась в подпол за картошкой и квашеной капустой. Она чувствовала уже, что это надолго. Лампочка перегорела, и Аня возилась довольно долго, в темноте отыскивая миску, в которую можно переложить капусту. Внезапно люк захлопнулся, и полоска света на ступенях исчезла. Мало того — Аня услышала скребущийся звук и поняла, что Улита сдвигает с места стол.
Аня кинулась к лестнице. Руки у нее были слабые. Нагнув голову, она плечами налегла на люк, но тут услышала, как снаружи кто-то барабанит в дверь так сильно, что сотрясается весь дом.
— Минуту! Я одна и ищу ключ! — крикнула Улита. Люк разбух от сырости и закрывался неплотно, с щелью. Аня прильнула к щели. Она увидела, как Улита окунает палец в варенье и что-то быстро пишет на полированном сиденье стула. Потом показывает Ане свой телефон и торопливо засовывает его под половик.
Стук не умолкал. Казалось, еще немного, и дверь сорвут с петель. Улита глубоко вздохнула, обреченно оглянулась и потянула засов. Со своего места Аня видела белый срез скатерти и чуть полноватые широкие голени Улиты в темных полусапожках. Мужских ног было три пары. Средние — щеголеватые, в полосатых брючках в обтяжечку и почти кукольных, до блеска начищенных ботинках. Справа и слева от щеголеватых ножек громоздились колонны в одинаковых кожаных брюках и громадных ботинках, перемазанных рыжей глиной.
— Ведьма Улита, секретарша мечника Арея? Велено доставить тебя на Большую Дмитровку! Сдай рапиру! — произнес гнусавый голос. По нетерпеливому движению колена Аня определила, что говорили «брючки в полосочку».
Темные полусапожки отступили.
— Никуда я не пойду!
«Брючки в полосочку» остались на месте, зато ноги-колонны выдвинулись и взяли темные полусапожки в клещи:
— У нас подписанный договор! Или скажешь: кровь на нем не твоя?
Полусапожки пытались метаться, но ноги-колонны не выпускали.
— У меня эйдос! Вы его не отберете!
— Вот и расскажешь об этом кому надо! Эйдос эйдосом, а тело наше. Надо было читать условия контракта, — заявили «полосатые брючки».
— Вы пожалеете! Троил узнает! И Эссиорх! Полоски на брючках пошли рябью.
— Троила насадили на меч. Он может откинуть копыта с часу на час… А твой парень, если хотел тебя сохранить, не должен быть нарываться. Вольгенглюк ничего не прощает. Взять ее!
У дверей произошла короткая возня. Аня услышала лязг металла, крик. С полки посыпались книги. Когда все стихло, она сильным рывком откинула люк и выбралась из подвала.
Улиты уже не было. Три пары мужских ног исчезли вместе с нею. Аня выбежала на крыльцо. На бетонной дорожке были отчетливо видны глинистые следы, однако они обрывались между домом и калиткой. Постояв, Аня вернулась в дом и подняла с полу опрокинутый в потасовке стул. По сладким буквам ползла медлительная осенняя оса.
