Марине не верилось, что Цицерон придет ей на помощь, если она постучит в окно и попросит о ночлеге. Однако невозможное, видно, с помощью волшебства, все же становится возможным. Так случилось и этой ночью.
Сонный Цицерон открыл окно и, увидев ее в таком состоянии, протянул руку, за которую Марина тут же ухватилась. Потом она поднялась по пожарной лестнице и вошла в его тесную комнату, забитую кроватями и маленькими храпящими хулиганами.
Цицерон взглянул на Марину сверху вниз и задал ей всего один вопрос:
— Какой ужас! Это так с тобой обошлись пикси?
Гениально. Ей не надо было выдумывать никакую запутанную историю. С Цицероном было просто. Цицерон не придумывал эвфемизмов, чтобы сказать то, что думает.
— От тебя воняет.
Это была правда. Томатный соус смешался с резко пахнувшим тертым сыром, к которому примешалась пыль и липкая субстанция паутины сеньоры Мег. Дождь превратил все это в сгустки и полосы фиолетового оттенка.
Цицерон молча проводил Марину до душа, одолжил ей свое полотенце, хотя она об этом не просила, предложил трусы, майку и чистую вязаную толстовку. Та была на два размера больше, но показалась ей теплой и удобной.
Марина обрадовалась мылу, сухой одежде и пожалела лишь том, что не съела хотя бы одну из оливок, которые в нее бросали пикси. Она умирала от голода. Однако сон тоже не значился на последнем месте в списке самого для нее необходимого.
Цицерон указал ей на пустую койку. Марина почти ощупью забралась на нее и легла, не спрашивая, чья она.
Оказавшись в затруднительном положении, Цицерон тут же попросил девушку подвинуться. Марина прижалась к стене, и Цицерон, улегшись рядом, начал рассказывать ей красивую историю о бессмертных богах, потомках Немеда, от чего Марина вскоре уснула мертвым сном.
Она проснулась несколько часов спустя из-за того, что Цицерон все время ворочался. Ночь прошла, в этом она была уверена, потому что нечто напоминавшее утренний свет стало проникать через окно без штор.
Помещение совершенно опустело и воняло потной спортивной обувью, однако проснулась она от едва уловимого запаха жареного яйца с беконом, блюдо с которым Цицерон, у которого опух глаз (левый или правый?), гордо протянул ей.
Марина взяла из его рук тарелку и в один миг проглотила яйцо, бекон и хлеб. Цицерон убрал тарелку, опасаясь, как бы у нее не возникло желание проглотить и ее.
Подняв голову, Марина заметила в глазах Цицерона то же восторженное выражение, с каким матери наблюдают, как едят их создания.
— Очень вкусно, спасибо.
Однако Цицерон извинился:
— Больше из еды ничего не осталось.
— Пусть тебя это не волнует.
Цицерон продолжал смотреть на нее сверху вниз.
— Просто потрясающе! — наконец воскликнул он.
— Что потрясающе?
— Ты себя видела?
Нет, Марина совсем себя не видела. Прошлой ночью ей пришлось принять душ при выключенном свете и ощупью выбраться из ванной. Она только сейчас сообразила, что куда-то подевались ее груди, часть волос и одна линза.
Марина решила, что лучше будет не смотреть на себя.
Цицерон тоже на этом не настаивал, но всю дорогу разглядывал ее, пока они вместе шли в школу.
Почему он на нее так смотрит? Неужели ее вид столь ужасен?
Она была великолепна. Он не мог оторвать глаз от девушки. Анхела изменилась, точнее сказать, находилась в состоянии изменения, будто куколка гусеницы, которая становится бабочкой. Один глаз у нее был синеватого цвета, а другой — совершенно коричневый. Волосы, которые раньше были светлыми и длинными, сейчас стали темными и заметно короче. А грудь, отличавшаяся чрезмерной пышностью и совсем ей не шедшая, таинственным образом стала миниатюрней. Столь же таинственно у нее исчез загар и убавился рост. Она выглядела прелестно.
Анхела казалась меньше, нежней, тоньше и больше прежнего походила на девочку. А еще она посвежела и смотрелась естественней. Такое возможно или это оптический обман? В последние годы Цицерон был свидетелем того, как его одноклассницы сильно менялись, но всегда в обратную сторону. Постепенно у них на два размера увеличивался лифчик, на три брюки и на полметра рост.
С Анхелой все произошло наоборот — она стала моложе. Ему еще не доводилось видеть девушку, которой удалось бы уменьшить свои размеры и изменить цвет глаз. Но больше всего ему нравилась эта ее внешность гермафродита, которую ей придавала вязаная толстовка, гибкая и решительная походка и более светлый цвет кожи.
Анхела напоминала Цицерону охотницу. Она излучала исчезающий свет, как ночной эльф, который легко двигается, может забраться на дерево или без усилий скакать через лужи, в любое мгновение готовый взлететь и раствориться среди облаков.
Больше всего Анхеле шла спортивная обувь, которую она нашла в комнате и, не раздумывая, надела с той же непринужденностью, с какой взяла у него трусы и майку.
«Девица хорошеет», — думал он, краем глаза рассматривая свою спутницу и слушая ее захватывающие рассказы о пикси.
По словам Анхелы, их было двое. Они выдавали себя за итальянских постояльцев. Вчера вечером пикси издевались над ней, затем передали ее в руки белокурой девушки, правившей четырьмя белыми кобылами. Девушка умчала Анхелу в глубокие темницы замка, соединенные с обиталищем повелителя Ада, которому ее хотели отдать. Но Анхела убежала благодаря помощи лепрекона по имени Кок.
Этот рассказ казался фантастическим и почти невероятным, в первую очередь эпизод с паучихой по имени сеньора Мег.
Хотя Цицерон пытался сосредоточиться на оригинальных волшебных приключениях Анхелы, он не мог отделаться от мысли, что никогда прежде не видел девушки в мужских трусах. Он также не знал ни одной девушки, от кого пахло бы пиццей, ибо Анхела, хотя и приняла душ, все еще не избавилась от запаха пиццы «Маргарита».
Он не без смущения вспомнил, что ночью ему приснилось, будто он пожирает Анхелу по кусочкам, находя ее очень вкусной, точно гамбургер с кетчупом. У него появились людоедские наклонности? Или так сказалась ее близость? Что было вполне возможно.
Впервые Цицерон спал на кровати вместе с девушкой. Или девушка спала рядом с ним. Потому что Анхела тут же заснула. Цицерон не заснул, а она заснула. Пока он ей рассказывал о чарующем мире Туата, который недавно открыл.
Анхела с закрытыми глазами и во сне следила за нитью его рассказа. Цицерону казалось забавным, что он делит столь маленькое и тесное пространство с малознакомой девушкой, но он чувствовал себя уютно, а через некоторое время все это даже показалось ему естественным. Цицерону едва хватало места, он боялся свалиться на пол, поэтому обнял ее, обхватил своими ногами ее холодные ноги.
Анхела довольно замурлыкала, почувствовав тепло, и без стеснения прижалась к Цицерону. Казалось, будто так и надо было, если не считать того, что ему хотелось поцеловать и съесть ее. Наверное, это тоже было самым естественным в мире чувством? Однако Цицерон застеснялся, подавляя свое волнение мыслями о Туата Де Дананн и их славных кровопролитных битвах. Только так ему удалось заснуть.
Выходило так, что, хотя Анхела не была Таной, не обладала ее виртуальным совершенством, она оказалась самой оригинальной девушкой из тех, кого ему доводилось встречать. То есть она была уникальным экземпляром девицы-мутанта, имевшей связи с волшебным миром.
Анхела Цицерону нравилась, ибо была полна неожиданностей. Плохо, что постепенно он привязывался к ней, и с каждым разом она нравилась ему чуточку больше. Еще хуже, что он убеждал себя, будто Анхела обладает душой компьютерного фанатика.
Его пленила ее витиеватая ложь и недостатки. Он никогда не сталкивался с девушкой, которая бы путала левую руку с правой, носила мужские трусы, была жертвой беспощадных пикси, ревнивых королев и не могла согреть свои ноги.
Вот в этом и было все дело! Цицерон интуитивно чувствовал, что Анхела, хотя и обладала впечатляющей внешностью, не пыталась всем нравиться. Именно в этом заключалось ее очарование. Когда же он это обнаружил?
Цицерон вздохнул, вспоминая это волшебное мгновение. Вчера вечером он страстно молил судьбу, чтобы та даровала ему хотя бы один повод, ради которого стоило жить дальше. И в это мгновение он услышал шум за окном, поднял голову и увидел Анхелу, стоявшую на улице среди ненастья: она была беспомощной, грязной с головы до ног и охваченной отчаянием. Дождь падал ей на лицо и, как в кино, стекал красными струями по ее щекам, которые светились странным светом. В это мгновение он услышал свой внутренний голос, открыл окно и протянул ей руку.
Он совершил ошибку, так как забыл, что Анхела встречается с другим парнем и, вероятно, провела весь день в объятиях соперника, руки которого вместе с ногами и всеми остальными частями тела достигали двух метров и весили не менее ста килограммов.
