— Но их вы почему-то отделяете от себя?
— Да, они особые. Но лучше о них не говорить, лучше их увидеть!
— Но они тоже могут относиться к древнему или очень древнейшему роду? — спросил папа.
— О нет. Их это совершенно не интересует.
Вполне вежливо папа снял эту тему.
— А эти аппараты, ну, с помощью которых говорим мы с вами сейчас, созданы для разговоров с моро?
— Частично. Мы почти не сталкиваемся.
— Но не для нас же вы их изготовили? — сказал папа.
— Как вам сказать, если вы не знаете других цивилизаций, то мы немного знаем.
— Немного?!! Ничего себе! — Я опешил.
— Да, пару ближних планет. Аппараты созданы для общения с их жителями. Цивилизованными их не назовешь. Они выполняют для нас там, у себя, разного рода работы. Впрочем…
— Когда мы прилетаем? — спросил папа.
— После этой ночи.
— Тогда, — папа встал. Я — тоже. — Благодарим за ужин. Тотчас же появился еще один политор.
— А,Рук покажет вам вашу комнату. Желаю вам всех удобств и долгой жизни.
Мы поклонились и пошли за а, Руком.
Каюта оказалась почему-то круглой, но уютной. Несмотря на все события, я чувствовал, что клюю носом.
— Что-то странное у них происходит, — сказал папа.
— «Странное» на чей взгляд?
— На наш. А на их — что-то обычное, но они, кажется, понимают, что, возможно, не совсем обычное вообще. Спи.
— Ага, — сказал я, снимая с Сириуса все причиндалы и засовывая его к себе под одеяло. — Спокойной ночи.
— Все, — прошептал папа.
— У тебя блочок для сигнализации с «Птиля» с собой? Вдруг…
— Да, — шепнул он. — Спи.
Мы проснулись, когда было уже светло; какая-то быстрая улыбка, еще сонная, что ли, пробежала между нами и испарилась: лицо папы стало снова жестким, суровым. Все случившееся разом навалилось на нас.
Я потыкал кнопки, подергал ручки телека — он засветился, и мы увидели лицо улыбающегося Карпия. Изображение было — стерео, надо же! Но это был коммуникатор, а не телек.
— …Надеюсь, спалось хорошо, сейчас принесут завтрак. Тихо вошел а, Рук с завтраком на подносе, едва заметно приветливо кивнул и поставил завтрак на стол.
— Долгой жизни, — сказал он.
— Спасибо, — сказал папа. — Кто у вас, кроме вас, есть на Политории? Мать, отец?
— Я, жена, сын, — а, Рук улыбнулся.
— А что они делают?
— Я — тут, жена учит детей искусству планирования, сын… маленький, еще не планирует. Живем в столице, в Тарнфиле.
— А что, собственно, ваши дети планируют? — В голосе папы было удивление.
— О! Вы сами увидите! — И он быстро удалился.
Опять мы поели какой-то красненькой травки с соусом, кубиков вроде вчерашних, но другого вкуса, куриного, что ли, попили густого сока. Морса этого.
С низким поклоном и традиционным — «долгой жизни» появился Карпий, но один, без Ол-ку, и сказав: «Почти прилетели», жестом предложил нам следовать за собой, покосившись на Сириуса, но тот уже был в наморднике и на поводке.
В коридоре мы бодро тронулись за Карпием, полкоридора скоро перешел в движущуюся панель, мы ехали не только прямо, но и делали повороты, кругом сновали политоры, мчались быстро в обе стороны, почти бежали, несмотря на движущиеся панели, все они были в синих формах экипажа корабля, и каждый делал нам короткий поклон головой, причем было ощущение, что один их глаз по долгу службы глядел на Карпия, а второй — на нас, более любопытный; я обернулся — те, которые проскочили нас, не оборачивались, им это было не нужно — третий глаз на затылке прекрасно нас видел. Представляю, что было бы с нами в школе, если бы наши педагоги, что-то чертя или пиша на доске, могли при этом смотреть на нас, не оборачиваясь. Бр-р!
В этот момент наша панель повернула и у стены ушла в пол; мы сделали несколько шагов вправо к огромному иллюминатору и замерли: шла медленная посадка, и вся их столица Тарнфил и природа вокруг города были сносно видны под лучами солнца. По границам космодрома и редким строениям я понял, что мы, конечно же, на окраинах Тарнфила. Сам город был виден чуть хуже в утренней дымке, но и так было ясно, что строения вблизи космодрома были не специальными сооружениями, а просто домами: такие же точно были и вдали, в самом городе. Разобраться толком в этих домах я сейчас не мог, одно лишь было ясно (оказалось потом, что я не ошибся): дом — это большей или меньшей длины относительно тонкая, сужающаяся кверху башня, и на башню, как на пику, были «нанизаны» большие шары, два, три, восемь шаров, каждый, казалось, чем выше, был меньше в диаметре предыдущего.
— Дома? — спросил папа у Карпия.
— Да, — сказал он. — Так просторнее в городе, не правда ли? Внизу… как… парк. Так мы строим уже лет триста. Мы любим простор, аккуратность…
— А дома с одним шаром? — спросил папа. — Я вижу их тоже много вдали. — Это личные дома. Или солидные конторы, фирмы.
— А политоры не очень древних родов имеют личные дома?
— О, почти нет, редко, — сказал, улыбаясь, Карпий. — Они живут в домах, где несколько шаров.
— А политоры без рода, где они? — Под землей. У нас под землей превосходные дома, кондиционеры, улицы — вообще прекрасные города под землей. О! Я вижу политоров, которые пришли встречать вас. Толпы!!!
— Я думаю, вас бы у нас встречали тоже с большим волнением, если бы мы захватили ваш корабль, — вежливо сказал папа. Карпий рассмеялся. Непростая штучка был этот Карпий, я думаю.
— Помашите политорам, — сказал он и сам поднял руку.
— Еще далеко.
— Нас уже давно снимают и передают в эфир камеры корабля. Вы сейчас прекрасно видны на большом наземном стереоэкране.
Папа поднял руку и помахал ею, я тоже стал махать, а потом поднял вверх, на уровень своего лица, Сириуса — пусть видят. Карпий нажал какую-то кнопку, и сразу же коридор наполнился ужасающим «чириканьем», голосами огромной толпы.
— Что, вы полагаете, будет первым делом, когда мы сядем? — спросил папа.
— Ну, короткая встреча… в правительственном дворце.
— Серьезный диалог?
— Ну нет. Неофициальная встреча. Конференция — позже.
— Два слова о вашем правительстве. Оно у вас одно?
— Да. Я понял, что на вашей планете их много, — сказал Карпий, и папа кивнул. — Наше состоит из десяти человек. Во главе его… царь.
— Ца-арь?! — сказал папа. — Поищите еще какое-нибудь слово…
— Тогда — Великий Премьер. Или… я пытаюсь, чтобы аппарат произнес синхронный перевод звуков… или квистор. Господин Горгонерр. Или уль, уль Горгонерр.
Внезапно я почувствовал малюсенький, очень мягкий толчок — мы сели, это было неожиданно, корабль был огромным.
— Прибыли! — улыбаясь, сказал Карпий и, обняв нас за плечи, пока мы были еще видны операторам с космоплана, развернул нас, и мы покатили на бегущей панели, как оказалось, уже к выходу. По дороге нам встретился улыбающийся Ол-ку.
— Это вы сажали корабль? — спросил папа. Ол-ку кивнул. — Превосходно! — сказал папа и пожал Ол-ку руку. (Позже оказалось, что политоры, здороваясь, кладут свою правую руку на левое плечо другого.)
Двое красавцев-политоров, стоя по обеим сторонам выходного люка, распахнули его, и Карпий, так и обнимая нас с папой за плечи (Сириуса я держал на руках), вывел нас на просторную площадку высокой лестницы. Под ногами у нас был ковер, который, струясь по лестнице, уходил по земле далеко вперед, где у высокой решетки стояло несколько политоров, которые, как только мы начали спускаться вниз (Карпий перестал нас обнимать), тронулись нам навстречу, причем один из них шел явно впереди остальных; уль Горгонерр, подумал я, ихний царь…
Медленно мы сближались, а толпа прямо ревела; Сириус пару раз вякнул, чуть задрожал, но вырываться не стал, успокоился.
Наконец мы встретились, остановились. Горгонерр, седоватый, с короткой стрижкой, в белом костюме, очень красивый, сделал нам с папой глубокий поклон (мы — чуть менее глубокий), Карпий поднял высоко над головой руки, сжатые вместе, уль Горгонерр сделал то же самое.
— Великий Премьер! — сказал Карпий. — Позвольте доложить. Полет прошел нормально. Перед вами — два инопланетянина, они оказались рядом с нами в космосе, наши языки чрезвычайно не схожи, контакты сигнализацией тоже были невозможны, и мы удачным маневром приняли их, как гостей, на наш лайнер. Предоставляю наших гостей в ваше распоряжение (снова сжатые руки вверх). Доложил капитан корабля Карпий.
— Благодарю вас, уль Карпий, — быстро сказал «царь» Горгонерр, сделал шаг нам навстречу, быстро, продолжая мягко улыбаться, положил руку на плечо папе, а потом и мне, вовсе не боясь Сириуса в наморднике. — Уль Горгонерр, — сказал он.
— Владимир, — сказал папа. Я сказал:
— Дмитрий.
