Я не сразу поняла, почему Кинн замолчал. А проследив за его взглядом, увидела на пороге дядю в неизменной белоснежной форме Советника. Я едва подавила удивленный вздох, заметив, как он изменился: за те пять месяцев, что мы с ним не виделись, он поседел, осунулся и стал казаться на десяток лет старше.
Кашлянув, он с непривычным волнением в голосе проговорил:
– Я рад, что тебе лучше, Вира. Я… оставлю вас.
И, развернувшись, дядя ушел. Я растерянно взглянула на Кинна.
– Он очень за тебя переживал, – произнес он. – Рози сказала, что после твоего изгнания он очень сильно сдал. А потом, когда никто из Псов не вернулся и Утешитель возвратился с новостями об их гибели, Советник Линд слег и очень долго болел. Затем, когда поправился, настолько погрузился в работу, что перетрудился, и его заставили уйти в отпуск.
Мое сердце сжалось. Дядя так беспокоился обо мне, но ведь на самом деле я даже не его родная племянница… Надо поговорить с ним, и на этот раз откровенно, ничего не утаивая.
– Всё образуется, – тихо заверил меня Кинн.
Следующими меня навестили Кьяра с Ферном и Советница Кейла. Пока первые двое замерли у дверей, женщина стремительно подошла ко мне, присела на кровать и по-матерински обняла, прошептав:
– Я так горжусь тобой, моя девочка. – Вытерев слезы, она кивнула на Кинна и сказала, заставив нас обоих смутиться: – Хороший у тебя жених. Позовите на свадьбу.
Сжав напоследок мне руки, она вышла. Кинн вышел следом, оставляя меня с Кьярой и Ферном. Сестра неловко заняла кресло, а он встал рядом. Увидев золотую сережку Нейта в ухе Кьяры, я почувствовала, будто мне дали под дых, и судорожно спросила, опасаясь расплакаться:
– Как идет Совет?
– О, – с готовностью ответил Ферн, – это балаган и цирк в одном флаконе. Когда они все собрались, поначалу сидели как чопорные матроны: «дозвольте сказать» и «вынуждена заметить». А потом как с цепи сорвались – начали повышать голос, обвинять друг друга, припоминать старые обиды… Жду не дождусь, когда это всё закончится. Зато Кьяру уже все попытались переманить в личные секретари, когда узрели ее почерк.
Сестра слабо улыбнулась.
– Советница Кейла меня никому не отдаст.
Я рассказала им о том, что у меня проявился дар, и они оба кивнули.
– Кинн вчера рассказал, – пояснил Ферн, а на мой вопросительный взгляд ответил: – У нас тоже, мы сразу попробовали. Только пока мы лишь видим нити силы, а пробудить или усыпить камни не удается. Твой дядя, в смысле Советник Линд, сказал, что нам просто нужно время. А в твоем случае свою роль сыграло потрясение.
– Получается, – проговорила я, – мы больше не дремеры?
Он посмотрел на Кьяру и тихо подтвердил:
– Получается так.
* * *
В ту ночь мне приснился кошмар.
Я вновь была в усыпальнице Энтаны, только на этот раз наблюдала всё со стороны. Ферн с почерневшими глазами схватил Кьяру и приволок ее к Тайли, и та, достав нож, замахнулась для удара, однако в последний момент перед сестрой появился Нейт – и нож вонзился ему в прямо в грудь, и он упал, истекая кровью. А потом Тайли закричала, пожираемая изнутри Тенями, и с колотящимся сердцем я проснулась.
Я долго лежала, глядя в постепенно светлеющий потолок, пока кошмар отступал, как море в отлив, оставляя после себя холодный темный след. И едва Рози появилась в моей комнате, я попросила разыскать оставшиеся от браслета хризалии и подходящие веревочки.
Руки плохо подчинялись мне, но я упорно продолжала работать, не слушая причитаний Рози о том, что надо бы сначала позавтракать, а уж затем себя утруждать. На завтрак я спустилась в столовую, где мое появление всех поразило – даже Нелла не сдержала удивления. Кинн тут же вскочил и помог мне занять место рядом с дядей, который смотрел на меня с беспокойством. Я заставила себя слабо улыбнуться, стараясь не показывать, как тяжело дался мне спуск по лестнице.
Дождавшись, пока все позавтракают – сама я лишь выпила бульон, – я попросила Кьяру с Ферном задержаться.
– Я хотела… – Не зная, как объяснить свое желание, я замолчала и вытащила из кармана два браслета.
По сравнению с теми, которые сделала мама, они казались жалкой поделкой – ни капли изящества. Ферн первым протянул руку и взял браслет. На мгновение наши пальцы соприкоснулись, и я явственно почувствовала – словно он сам сказал об этом, – что кошмары снились не мне одной. Кьяра долго смотрела на браслет, и было невозможно понять, о чем она думает. Но наконец она забрала его из моих рук и тихо сказала:
– Спасибо.
После этого они вместе с дядей и Кинном отправились на очередное заседание Совета.
– Советник Линд поднял вопрос о пересмотре дела моего отца, – пояснил перед уходом Кинн. – Если будет доказано, что тот украл осколок камня-сердца под угрозами, а потом сделал всё, чтобы даэрра Немея его не получила, то его оправдают. И тогда, возможно, городу придется вернуть наш старый дом обратно.
– Это чудесные новости, Кинн, – с чувством сказала я.
– Твой дядя предупредил, что всё это будет не быстро. Предстоит запрашивать сведения у Альвиона, привлекать к ответу Имрока Дейна и… даэрру Немею, поэтому придется запастись терпением.
– Главное, что начало будет положено, – ответила я.
Вечером я долго сидела в кресле в каком-то странном полузабытье – не печальном и не радостном, – пока меня не отвлек стук в дверь. Это оказался дядя.
Возможно, пока я лежала больная, он и заходил в мою комнату, но сейчас встал на пороге в нерешительности. Когда же я его пригласила, он сначала прошел к окну, бросив по пути взгляд на кошку-светильник, выглянул на улицу и лишь затем занял место напротив меня. Очевидно, он чувствовал себя до крайности неловко. Мне самой столько всего хотелось ему сказать, но я не знала, как подступиться к разговору.
Наконец, прокашлявшись, дядя сухо начал:
– Вероятно, следовало поднять этот вопрос раньше, однако обстоятельства были таковы… – Его голос неожиданно дрогнул, и после паузы он, запинаясь, произнес: – Я… хотел поговорить с тобой… об Эрене.
В горле словно застрял каменный осколок, и я с трудом проговорила:
– Эрен Линд не мой отец.
Я взглянула в светло-карие глаза дяди, готовясь встретиться с изумлением, осуждением, отторжением… И оказалась совершенно не готова увидеть там грусть.
– Я знаю, – только и сказал он.
– Вы… знаете? – пораженно переспросила я. – И давно?
Дядя кивнул.
– С самого начала.
Я уставилась на него, пытаясь подобрать слова, но так ничего и не сказала. Дядя сложил вместе широкие ладони и, опустив взгляд, заговорил:
– Пятнадцать лет разницы в возрасте – это много. Мы с Эреном никогда не были близки. Я рос, окруженный рассказами о его успехах в Академии камневидцев, а впоследствии – о его изобретениях… Наши родители никогда не показывали, что ожидают от меня подобного, но я знал, что стоит оказаться в школе, как на меня навесят клеймо «брат Эрена Линда» – и будут наблюдать, оценивать, сравнивать…
Я смотрела на дядю во все глаза, а он, погруженный в воспоминания, словно забыл обо мне.
– Именно поэтому я упросил родителей отдать меня в другую школу, туда, где тень брата меня бы не преследовала. Естественно, полностью ее избегнуть я не смог, но с самого начала старался показать, что мы с ним разные. Эрен был рассеянным, погруженным в исследования, а я демонстрировал аккуратность и педантичность. Он был одержим камневидением, я же хотел послужить городу в качестве Советника. В чем мы были сходны, так это в том, что оба не стремились вливаться в человеческое общество, не искали дружеских или семейных уз.
Дядя нахмурился и, подняв на меня слегка удивленный взгляд, покачал головой.
– Я и предположить не мог, что так ошибаюсь на его счет. Эрен уже был в том возрасте, в каком получают звание старого холостяка, когда однажды ворвался ко мне совершенно не в себе и закричал: «Я женюсь! Будешь моим шафером?» – При этом воспоминании лицо дяди озарила слабая улыбка. – Сказать, что я был поражен, – значит ничего не сказать.