бровь и попробовала посмотреть на мальчика решительно и сурово, но у нее не вышло. У него был такой довольный и одновременно смущенный и виноватый вид, что она рассмеялась. Голубоглазый Петя тоже рассмеялся, встал, отряхнулся, положил в карман ее платья бумажку и пошел в сторону дома, насвистывая, как ни в чем ни бывало. Вера увидела, что юбка, шаль и веер уже в руках у Марфы Леопольдовны, которая стояла у двери подъезда, тогда решилась и вытащила бумажку из кармана. На бумажке было только написано корявым Петькиным почерком: «Вера, ты очень красивая. Я тебя люблю». Девочка покраснела, и услышала, как старушка ей крикнула: «Да, беги ты уже за ним, он же тебе нравится, только талисман свой не забудь!». Девочка оглянулась недоуменно, она не помнила ни про какой талисман и тут увидела у себя на запястье бархатный мешочек. Вскочила и побежала за мальчиком. Вскоре она его догнала, он шел спокойно, но что-то в его спине показалось Вере непривычным. Она поравнялась с ним, улыбнулась и сказала: «Я тоже». Дальше они пошли вместе и по дороге с увлечением обсуждали новые задачи из Перельмана, которые им задала учительница. Птицы уже с девочкой не разговаривали, как и другая живность или она не заметила, так увлекшись разговором с Петей. В школе их на следующий день дразнили «жених и невеста», но это другая история, как и то, каким был у Веры третий экзамен и что стало с ее любовью к фламенко.
Инна Карпова. Последняя битва
— На городской этап «Математической лиги» поедет… поедет…
Все замерли и впились глазами в Твайса, а я уже чувствовала, кого он назовет. Ну не могло быть иначе!
— …Тарасова.
А дальше всё загремело — перемена, звонок, наш 9-й «А», стулья, телефоны… Мне что-то со всех сторон говорят, но я не слышу, я смотрю на него. И среди всего этого сумасшествия различаю только тихий голос Твайса:
— Оля, останься. Я тебе пробные задания дам.
Я чувствовала, я знала, что так будет. И он тоже, я уверена. Мы друг друга на расстоянии чувствуем.
В общем, после уроков я стала приходить к нему в кабинет готовиться к олимпиаде.
На вторую или третью нашу встречу, только Твайс начал мне тихо рассказывать про свойства логарифмов, в кабинет заглянула Джульетта и уставилась на нас.
— Олег Иванович, у вас разве есть дополнительные в сетке?
— Джульетта Гамлетовна, через две недели Тарасова едет на «Математическую лигу». Ей нужна дополнительная подготовка.
Джульетта чуть не задохнулась от возмущения и вся пошла красными пятнами:
— Какая еще «лига»! У нас неделя японской поэзии! Оля, ты разве не предупредила Олега Ивановича?!
Я хотела что-то сказать Твайсу, но в тот момент он ТАК беспомощно на меня посмотрел, что у меня чуть сердце не разорвалось. Я быстренько успокоила Джульетту, что у меня уже готовы и хокку, и танка, и что я везде успею. На самом деле, не очень-то мне и нужна эта «лига», просто я слишком давно ждала этих встреч.
Наверное, с тех пор, как в школе появился Твайс.
Он пришел в прошлом году почти в апреле, когда наша старая математичка вдруг попала в больницу. Твайс сразу был какой-то особенный, «не от мира сего», как сказала про него Джульетта. Он и ходил не так, как они, и говорил не так. Он был моложе всех наших учителей, и при этом — не сказать, чтоб суперсовременный. На перемене он задумчиво стоял у окна и смотрел на весенние лужи. А в мае, когда уже солнце шпарило, выходил в школьный двор, поднимал лицо к солнцу и закрывал глаза.
Естественно, у нас уже тогда половина девчонок в него перевлюблялась. А с сентября вообще понеслось: все постепенно из-за Твайса переориентировались на математику, хотя вообще-то у нас класс гуманитарный. Даже пушкинист Сашка засобирался на мехмат. И китаистка Фёкла. И Ричард Комаров, по которому переводческий плачет.
Кстати, Твайсом его как раз Ричард и назвал. В первый же день. У нас была сдвоенная математика, на перемене Твайс вглядывался в окошко, а после звонка зашел и начал по-новой знакомиться:
— Здравствуйте, меня зовут Олег Иванович. Я ваш новый учитель математики.
Все чуть не рухнули: камон, опять новый?! А Твайс даже глазом не моргнул, стал во второй раз толкать речь про математику — царицу наук. Ну растерялся человек — первый день в нашем дурдоме. Все ржали, как кони, и Ричард такой: «Once again: welcome, Мr. Twice!»
Ну и всё, насмерть прилипло. Твайсу подходит: он иногда может два раза одно и то же слово в слово повторить. И даже кольца у него два на руке (не обручальные!!!).
Для меня он тоже Твайс. Олегом я его даже про себя не могу назвать, меня сразу в жар бросает. Олег, Ольга — это слишком, слишком всё близко. Такое вот задвоение… У меня об этом, кстати, стихи есть, под Иннокентия Анненского.
Сама я по-прежнему собираюсь в литературный, но с математикой у меня постепенно становится все лучше и лучше. Так что на «Матлигу» он меня выбрал заслуженно, а не потому что… В общем, всё совпало. Он мне даже как-то сказал:
— Оля, ты же прирожденный математик. Зачем тебе вся эта ненаучная писанина?
И в глаза мне посмотрел — так длииинно, что у меня сердце в пятки ушло. Он и до этого несколько на меня очень странно смотрел, но вот ТАК — в первый раз.
А встречи перед олимпиадой действительно были нужны, не подумайте! Мы же там не школьную программу разбирали, а всякие матрицы, и метод Гаусса, и системы с тремя неизвестными. Когда я прихожу к нему после уроков, сажусь — у меня сердце так колотится, что в коридоре слышно. Но как только мы начинаем решать задачи и уравнения — всё, я спокойна, голова ясная, и кажется, я всё могу, всё решу, когда он рядом! И его тоже чувства переполняют, я же вижу! Я решаю, а он нет-нет — и выйдет в коридор, станет у окна и всё смотрит куда-то вдаль. И с каждым занятием, с каждым уравнением мы как-то ближе становимся.
Если бы еще не Джульетта! Мне ее жалко, если честно: она меня не на шутку взревновала. Как только после урока я у Твайса — она тут как тут: то через стеклянные стены на нас посмотрит, то в дверях встанет. Один раз с физруком пришла, в другой раз
