— Подходите, мы здесь без церемоний, — сказала мамаша приятным голосом. — Крыс, подай-ка гостье стульчик. А вы, остальные, брысь отсюда!
Желтоглазые брастаки опрометью кинулись во все стороны.
— Ну вот, — сказала мамаша, — остались только свои. Можно говорить без притворства. Вы не представляете, как мне надоели эти придворные фигли-мигли. Но приходится- политика.
— Да, вы есть совершенно правы, — сказал Пашка.
Крыс принёс два стула, на один сел сам, другой подставил пилагейской туристке.
— А вы, говорят, тоже из хорошей семьи? — спросила мамаша.
Пашка залюбовался её гладкой нежной кожей, длинными ресницами, фарфоровым высоким лбом. Даже удивительно, что у неё такой взрослый сын.
— Я есть двоюродная дочь хранителя государственной корзинки, — сказал Пашка. — Вы с ним незнакомы?
— Ещё не приходилось встречаться. И как его драгоценное здоровье?
— Спасибо, не жалуется. А ваше как?
— Некогда думать о здоровье, — улыбнулась мамаша, — разве тут отвлечешься? Сразу всю планету растащат. Правда, сынок?
— Ничего не поделаешь, встречаются еще кое-где иногда недостаточно морально чистоплотные типы в наших рядах, — вздохнул Крыс. — Но в ближайшем будущем, я надеюсь…
— Всех перевешаю, — сообщила пиратская мамаша. — Дай только с делами разобраться.
Пашка потянул вниз юбку, чтобы женский глаз мамаши не увидел ходуль с резиновыми наконечниками. Её-то не обманешь.
— Скажите мне, если это, конечно, не секрет, что вы носите в государственной корзинке?
— Вообще-то это секрет… — начал Пашка.
— Ну, между нами, государственными деятелями…
— Понимаете, когда-то, в своё время…
— Ты мне скажи, что сейчас.
— Сейчас папа в корзинке завтрак носит. Два яйца всмятку и термос с кофе.
— Так я и думала! — обрадовалась пиратка. — Везде обман, везде надувают простой народ. Ну,ты меня порадовала! Теперь за дело. Ты, говорят, драгоценности уважаешь?
— Я их коллекционирую, — сказал Пашка.
— Правильная коллекция. Я вот деньги коллекционировала. И ненавижу, когда их отменяют. На какой планете отменят- я сразу ее в черный список заношу. А теперь поумнела. Чёрт с ними, с деньгами, ты мне камушки давай. Правильно я рассуждаю?
— Разумеется.
— А ну-ка, сынок, принеси мне из сейфа сундук с камнями. Поглядим.
Крыс встал и вышел из зала. Пиратка тут же обернулась к одному из своих телохранителей и сказала:
— Бесноватый, голубчик, будь другом, проследи за моим сынком, чтобы он чего себе в карман не положил.
Телохранитель без единого слова поспешил следом за Крысом.
— Вы даже сыну не доверяете? — удивился Пашка.
— Никому не доверяй- вот наш пиратский принцип. У меня все подозреваемые. Кроме тех, кого я уже обвинила.
— И я?
— И ты. Я тебя черт знает в чем подозреваю. Может, ты и не пилагейка, а, допустим, парень и мой враг.
Пашка весь сжался. Неужели она догадалась? Нет, это была королевская шутка. Мамаша тут же расхохоталась, словно серебряные колокольчики зазвенели в зале. У Пашки даже мурашки по спине побежали от наслаждения. Он чувствовал, что влюбляется в мамашу, несмотря на разницу в возрасте.
— Какая вы красивая и обаятельная, — вырвалось у него.
— Мне многие это говорят, — сказала пиратша. — Что есть, то есть! Этого у меня не отнимешь. Но я и не дура.
Вошёл, прижимая к животу тяжелый сундучок, мрачный как туча Крыс.
— Ну, мамаша, — сказал он, — не ожидал! Даже родного сына…
— Много он успел спереть? — спросила королева у Бесноватого, который шёл следом.
Тот без слов разжал горсть и показал- там лежало три больших сверкающих алмаза.
— Передай сюда сундук, — сказала королева. — Ну что ты с ним будешь делать? Мальчишка еще. Не вешать же мне его. А может, повесить?
— Мамаша, — возмутился Крыс. — У нас гости.
— Сиди, сиди, я скорей вот этой пилагейке свой сундук доверю, чем тебе, паршивец. Давай сюда ключ от сейфа. Отпечаток снять не успел? Ну ничего, я сегодня вечером новый замок врежу. Так на чем мы остановились?…
С ангельской улыбкой она обернулась к Пашке.
— Вы хотели показать мне свои сокровища.
— Да, да, фамильные драгоценности, всё время с собой вожу. От моей бабушки остались.
«Так я тебе и поверил!»- подумал Пашка, стараясь сбросить с себя наваждение. Уж очень доброй казалась красавица.
В сундуке было несколько шкатулок. Одна была доверху полна бриллиантов, вторая- изумрудов, третья- жемчуга, четвертая- голубых с красными искрами тритонитов, пятая- небесных сапфиров, шестая- малиновых альвейсов, седьмая — алых рубинов, восьмая- огненных краков, а дальше Пашка и счёт потерял всем этим камням, серьгам, кольцам и брошкам. Пиратка словно впала в транс: не могла остановиться — раскрывала шкатулку за шкатулкой, доставала бриллиантовые ожерелья и приговаривала тихим голосом:
— Музейные вещи, уникумы, мы плохого не держим…
— Мамаша, — сказал наконец Крыс. — Время не терпит. Надо решать.
— А чего решать? — с трудом оторвалась от своих драгоценностей королева. — Красиво?
— Очень! — сказал Пашка. — За такие камни и душу продать не жалко.
— Хочешь, поделюсь? Вряд ли на своей Пилагее найдёшь такой сундучок.
— Ах, разве можно сравнивать!
— Правильно, ты умная женщина. Окажешь мне небольшую услугу — поделюсь.
— Да за такие камни я готова двоюродную папу променять! — сказал Пашка. И тут ему стало стыдно перед населением планеты Пилагеи, которое он такими словами оклеветал, притом несправедливо. Нелегка доля шпиона.
Пираты переглянулись. Мамаша подмигнула сыну. Именно этого они ждали от пилагейки, так как люди часто судят о других по себе. И пираты, готовые на все ради грабежа, надеялись, что пилагейка не лучше их. И угадали.
— Я буду с тобой откровенна, — сказала мамаша. — У нас корабль сломался, а моему сыну надо срочно слетать на Землю.
— Ну и что? Пускай летит.
— У него нет билета, — сказала пиратка.
— Отдать ему мой?
— Ни в коем случае. Вы вместе полетите. Ты и он- под видом Алисы.
— Под видом Алисы?
— Конечно, у нее билет есть.
— А Алиса?
— Она останется. Забудь о ней. С тобой полетит Крыс. Под видом Алисы. А ты получишь камни.
— Не понимаю…
— Твое дело маленькое. Иди на корабль, как будто ты с Алисой лучшая подруга, и держи язык за зубами. О карантине ни слова! Ясно?
— Всего-то?
— А нам от тебя много не нужно. Крыс, принеси-ка маленькую шкатулку, у меня на туалетном столике стоит, понял?
— Мигом, мамаша, — сказал Крыс.
— А мы с тобой по маленькой, — сказала мамаша. — Употребляешь? Вообще-то я азотную кислоту предпочитаю, но за компанию могу и обыкновенного спирта принять.
Она хлопнула в ладоши, и тут же подошел пират с подносом, на котором стояла большая бутыль и два высоких бокала.
— Вы уж простите, — сказал находчивый Пашка, — но у нас на Пилагее другое пьют. Спирт нас не берет.
— Чего же такое вы пьёте?
— Воду.
— Неужели? А я даже и притронуться к воде не могу — мутит. Так на вашей планете можно сесть на берегу речки и пьяный будешь?
— Нет, мамаша, — сказал фамильярно Пашка. — У нас с водой туго. У нас реки спиртовые. А воду в бутылках раздают.
— Как же я раньше не знала? Я бы на вас разбогатела. Возила бы к вам воду. — Она обернулась к Бесноватому:- Чего стоишь как истукан? Принеси-ка моей гостье стаканчик чистой воды, да покрепче.
— Мне рюмочки хватит, — сказал Пашка.
Они чокнулись — мамаша бокалом со спиртом, Пашка- с водой. Мамаша широко открыла рот и влила туда весь бокал, крякнула и заела грибком. Пашка осилил воду в два глотка, поморщился и сказал:
— Крепкая у вас водица!
— Чего же не закусываешь? — удивилась пиратка.
— Ничего, я завтра закушу. У нас такой обычай.
— Вот, мамаша, — сказал Крыс, входя с маленькой шкатулкой в руках. — Все как вы сказали.
— Молодец. Для нашей дорогой соратницы ничего не жалко.
Она забрала из первой шкатулки горсть бриллиантов, хотела пересыпать в маленькую шкатулку, которую принёс ей сын. Но потом отсыпала большую часть обратно, а что осталось, кинула с сожалением в шкатулку. Алмазы застучали о дно, как горох.
— Мамаша, не скупитесь, — сказал Крыс.
— Молчи, — возмутилась фарфоровая красавица, — не ты их зарабатывал, тебе легко чужим добром распоряжаться. Я зато побольше жемчуга насыплю. Жемчуг красивее.
Жемчуга она тоже пожалела, смогла расстаться только с одним сапфиром: пришлось, чтобы заполнить шкатулку доверху, подарить Пашке носовой платок, подушечку для иголок, расшитую бисером, позолоченную брошку и нитку стеклянных бус. Пашка не спорил, старался не улыбаться, хотя раньше ему такой жадности видеть не приходилось.
