Она оставила Энглберта за старшего, приняла птичье обличие и вылетела из своей петли впервые со времени ее создания. Паря над замерзшими лесами Страннфордшира, она задавала один и тот же вопрос каждой птице, которую она видела: «Знаете ли вы птиц, которые могут превращаться в людей?». Она искала целый день и целую ночь, но везде, где она пролетала, ответ был «нет». Поздней ночью она вернулась в свою петлю, уставшая и разочарованная, но непобежденная. Она переустановила петлю, уклонилась от вопросов Энглберта и снова улетела, не отдохнув ни секунды.
Она искала и искала, до тех пор, пока у нее не начали болеть крылья и глаза, размышляя: «Не могу же я и в самом деле быть единственным таким существом на свете?»
После еще одного долгого дня бесплотных поисков она была почти убеждена, что она абсолютно уникальна. Эта мысль заставила ее почувствовать отчаяние... и отчаянное одиночество.
И тогда, как раз когда садилось солнце, и она уже собиралась возвращаться в свою петлю, Ймиин пролетала над лесной прогалиной и заметила внизу стаю пустельг, а среди них — молодую женщину. Все случилось в одно мгновение. Пустельги увидели ее и разлетелись, рассеявшись по лесу. В этой суматохе молодая женщина как будто исчезла. Но куда она могла деться так быстро?
А не могла ли она обернуться пустельгой и улететь вместе с остальными?
Ймиин нырнула за ними и устроила погоню, и в течение часа пыталась выследить пустельг, но пустельги — естественная добыча ястребов-тетеревятников, и они в ужасе разлетались от Ймиин. Она должна была попытаться приблизиться к ним как-то по-другому.
Стемнело. Она вернулась в свою петлю, переустановила ее, с жадностью съела пять початков поджаренной кукурузы и две миски супа из лука-порея — целый день полета заставит разыграться аппетит — и на следующее утро вернулась в лес, где обитали пустельги. В этот раз она явилась на их поляну не с неба, в виде ястреба, а пешком, в виде женщины. Когда пустельги увидели ее, они взлетели на деревья и уселись там, наблюдая за ней с любопытством, но без испуга. Ймиин встала в центре поляны и обратилась к ним не на человеческом языке, и не на ястро-речи (языке ястребов-тетеревятников), но с теми несколькими сбивчивыми словами из языка пустельг, что она знала, настолько внятно, насколько ее человеческое горло могло воспроизвести их.
— Одна из вас не такая как остальные, — сказала она, — и к этой молодой женщине обращаюсь я. Ты одновременно и птица и человек. Эта способность также и мое страдание и благословение, и я бы очень желала поговорить с тобой.
Зрелище человека разговаривающего на языке пустельг вызвало целый шквал пронзительных криков среди деревьев, а затем Ймиин услышала хлопанье крыльев. Через несколько секунд из-за дерева показалась молодая женщина. У нее была темная гладкая кожа и коротко остриженные волосы, в ее высокой, хорошо сложенной фигуре отчетливо проглядывалось что-то птичье, и она была одета в мех и кожу, чтобы защититься от холода.
— Ты понимаешь меня? — спросила ее Ймиин на английском.
Женщина робко кивнула. «Немного», — как будто сказала она.
— Ты можешь разговаривать на человеческом языке? — спросила Ймиин.
— Sí, un poco, — ответила женщина.
Ймиин узнала человеческую речь, но не смогла понять слов. Возможно, эта молодая женщина была из перелетного клана и выучила их где-то еще.
— Меня зовут Ймиин, — сказала она, указывая на себя. — А тебя?
Женщина прочистила горло и издала громкий крик на языке пустельг.
— Может быть, пока мы будем звать тебя мисс Пустельга, — предложила Ймиин. — Мисс Пустельга, у меня к тебе важный вопрос. Ты когда-нибудь заставляла что-нибудь случаться... больше чем один раз?
Она нарисовала в воздухе пальцем большой круг, надеясь, что молодая женщина поймет ее.
Мисс Пустельга подошла ближе на несколько шагов, а ее глаза расширились. В этот момент с ветки упал ком снега, и взмахом рук мисс Пустельга заставила его исчезнуть с земли и упасть с дерева второй раз.
— Да! — воскликнула Ймиин. — Ты тоже можешь такое делать!
И тогда и она помахала рукой и тоже повторила падение снега, и челюсть мисс Пустельги отпала от изумления.
Они подбежали друг к другу, смеясь, хлопая в ладоши и крича, и обнялись, каждая возбужденно болтая на языке, который вторая едва могла понять. Пустельги на деревьях ликовали тоже и, почувствовав, что Ймиин была другом, слетели со своих веток и закружили над двумя женщинами, щебеча от волнения.
Облегчение, которое почувствовала Ймиин, было неописуемым. Хотя она и была странной даже среди странных, теперь она знала, что она не одна. Были и другие, такие же как она, что означало, что — возможно — общество странных людей получится сделать более безопасным, более здравомыслящим местом, больше не зависящим от недальновидных прихотей горделивых мужчин. Она пока имела отдаленное понятие о том, какую форму должно принять это общество, но она знала, что то, что она нашла мисс Пустельгу, уже было важным прорывом. Они проговорили в этой сбивчивой манере почти час, и к концу их разговора мисс Пустельга согласилась последовать за Ймиин в ее петлю.
Остальное, как говорят, история. Мисс Пустельга осталась жить со странными людьми. Ймиин научила ее всему, что она знала о петлях, и вскоре мисс Пустельга набралась достаточно опыта, чтобы самой поддерживать их петлю. Это позволило Ймиин совершать путешествия на дальние расстояния, чтобы найти еще таких же как они, умеющих замыкать время женщин-птиц. Что она и сделала, доведя их число до пяти. И когда новоприбывшие были обучены, а суровая, голодная зима сменилась теплой весной, они разделили странных между собой и разбрелись по стране, чтобы основать пять новых постоянных петель.
Эти петли стали считаться безопасными гаванями здравомыслия и порядка, и слава о них быстро разлетелась по свету. Странные, что выжили в зачистках, шли к ним со всей Британии в поисках убежища, хотя чтобы быть допущенными туда, им пришлось согласиться жить по законам женщин-птиц. Эти женщины стали зваться «ймиинами» в честь первой из них (хотя с течением времени и постепенного изменения языков в Британии это слово превратилось в «имбрина»)
Дважды в год имбрины созывали совет, чтобы обмениваться мудростью и сотрудничать. Многие годы Ймиин лично руководила заседаниями, наблюдая с гордостью, как разрастается их сеть имбрин и временных петель, и как число странных, которых им удалось спасти, выросло до многих сотен. Она дожила до глубокой счастливой старости, до ста пятидесяти семи лет. Все это время Энглберт делил с ней один дом (но никогда одну комнату), так как они любили друг друга спокойной дружеской любовью. Эпидемия Черной чумы, одна из самых жестоких в Европе, в конце концов унесла ее. Когда ее не стало, все странные, которых она спасла, и кто все еще был жив, и все их дети и внуки, рисковали своими жизнями, чтобы пересечь враждебные территории в великой процессии и перенести ее в лес к, если Энглберт правильно помнил, тому самому дереву, на котором она была рождена, где похоронили ее среди его корней{12}.
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ПОДРУЖИЛАСЬ С ПРИЗРАКАМИ
ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ПОДРУЖИЛАСЬ С ПРИЗРАКАМИ
Жила-была одна странная женщина по имени Хильди. У нее был высокий смеющийся голос и шоколадного цвета кожа, и она могла видеть призраков. Она совсем не боялась их. Ее сестра-близнец утонула, когда они были детьми, и пока Хильди росла, сестра была ее самым близким другом. Они все делали вместе: носились по маковым полям, которые окружали их дом, играли в палки-стучалки на деревенском выпасе, а по ночам рассказывали друг другу страшные истории о живых. Призрак сестры Хильди даже ходил с ней в школу. Она смешила ее, строя учительнице рожи, которые никто больше не мог видеть, и помогала ей на экзаменах, подглядывая в ответы других учеников и нашептывая их Хильди на ухо. (Она могла бы и громко кричать их, и никто, кроме Хильди ее бы не услышал, но шептать казалось более разумным, просто на всякий случай.)
На восемнадцатый день рождения Хильди ее сестру отозвали по каким-то призраковым делам.
— Когда ты вернешься? — растеряно спросила Хильди. Они еще ни разу не разлучались с тех пор, как ее сестра умерла.
— Пройдет не так много лет, — ответила ее сестра. — Я буду ужасно скучать по тебе.
— Не больше, чем я по тебе, — печально отозвалась Хильди.
Сестра Хильди обняла ее, в ее глазах стояли призрачные слезы.
— Постарайся завести друзей, — сказала она, а потом исчезла.
Хильди попыталась последовать совету своей сестры, но у нее никогда не было друзей среди живых. Она приняла приглашение на вечер, но не могла заставить себя ни с кем поговорить. Ее отец устроил для Хильди чаепитие с дочерью одного из своих сослуживцев, но Хильди была скована и неуклюжа, и все, что она смогла придумать, так это сказать: «Вы когда-нибудь играли в палки-стучалки?»
