— Гулоян! — крикнул он. — Гулоян, звони в милицию.
— Уже звонил, сказал, что у нас завелись ведьмы, — раздался откуда-то голос Гулояна, хотя его самого не было видно, — а они отвечают, что если мы не прекратим своих дурацких шуток, то нас привлекут к ответственности.
— Звони снова, скажи, что директор театра требует немедленно выслать наряд! — крикнул он, ударив меня по голове шваброй так, что я вскрикнул.
— Ладно, раз вы настаиваете, — раздался голос Гулояна, уже более унылый.
— Да, именно настаиваю.
Что делать, как им объяснить, что я и вправду не ведьма? Я сделал шаг в сторону директора, но он отпрянул, пригрозив мне шваброй:
— Вот только попробуй приблизиться ко мне, вот только попробуй!..
— Но я…
— Молчать!
И тут раздался милицейский свисток. Люди, облегченно вздохнув, расступились, уступая дорогу милиционеру.
— Ну, что тут у вас, где преступник? — сурово спросил усатый сержант, держа руку на кобуре.
— Вот она, — указал директор на меня шваброй.
Сержант подошел ко мне, отдал честь и произнес очень вежливо:
— Гражданка ведьма, здесь вам не лесная чаща и не болото. Это, да будет вам известно, общественное место, и нечистой силе здесь не положено находиться ни при каких обстоятельствах. Предъявите документ, удостоверяющий вашу личность, иначе я буду вынужден арестовать вас.
— Откуда у ведьмы может быть паспорт, сынок? — вмешался чей-то дедушка.
— Я не ведьма, я случайно…
— Ладно, ладно, знаем. На прошлой неделе трех фантомасов так же «случайно» поймали. Знаем вас. Пройдемте, — сказал он, подтолкнув меня к выходу.
— Я не ведьма!
— В отделении выясним.
— Я не ведьма!!!
— Докажите.
— Приподнимите подол платья и сами убедитесь.
— Фу, как неприлично, — возмутилась чья-то бабушка.
— А арестовывать ни за что прилично? — всхлипнул я.
— Не подходите! — предостерег милиционера директор. — Все они — коварные лгуньи, это ловушка, поверьте мне.
— Помогите, задыхаюсь! — крикнул я, махая руками, чтобы высвободиться.
— Я верю вам, верю, бабуля, успокойтесь, — утешил меня милиционер, расстегивая кобуру, — пройдем в отделение, наш начальник — очень добрый и гуманный человек, он вас поймет и сразу же отпустит.
— Послушайте меня, молодой человек, — вмешался какой-то старик, — я натуралист и кое в чем разбираюсь. Мне хорошо известно, что нечистая сила обычно просит о пощаде, а когда задабривает человека, нападает так, что невозможно спастись. На всякий случай свяжите ее.
— Наш начальник лучше знает, как ему поступать в таких случаях, он и не с таких срывал маски, — гордо произнес милиционер. — Гражданка ведьма, я вас в последний раз предупреждаю, если вы не прекратите сопротивление и не последуете за мной добровольно, мне придется вызвать усиленный наряд.
— Ермония Бадаловна, задыхаюсь!!! Где же вы, Ермония Бадаловна, спасите меня, задыхаюсь! — крикнул я и помчался к выходу.
Сержант схватился за пистолет.
— Стой, стрелять буду!
— Постойте, не стреляйте, умоляю вас! — услышал я за спиной голос Ермонии Бадаловны. — Кажется, я узнаю этот голос. Мушег, это ты?
— Конечно, я.
— Как ты там очутился? Выходи немедленно.
— Не могу. Помогите!
— Товарищ директор, граждане, это не ведьма. Пожалуйста, пригласите сюда кого-нибудь из служащих, пусть вытащит ребенка из чучела.
— Сию минуту, — засуетился директор и убежал, видимо, звать кого-то.
— Нет, постойте, — окликнул его сержант, — сперва надо удостовериться, кто этот Мушег, а потом уже действовать.
— Пока вы будете удостоверяться, я тут задохнусь! Ермония Бадаловна, скажите же что-нибудь!
— Это голос моего ученика Мушега Араратяна, я его классрук, — решительно произнесла Ермония Бадаловна, — и вы обязаны спасти ребенка.
Эти слова обезоружили сержанта, и он молча поглядел на директора.
— Сию минуту, — повторил директор и снова умчался.
Через несколько минут ко мне подошла молодая актриса театра и без труда извлекла меня из чучела ведьмы.
— Озорник, — она весело взъерошила мне волосы, — а я ищу эту ведьму по всему театру.
Она сунула чучело под мышку и ушла, весело подпрыгивая и напевая песенку из какого-то спектакля, а сержант просто не знал, куда деваться от смущения.
— Да, ошибочка вышла, — пробормотал он, — но дирекцию театра, введшую нас в заблуждение, и мальчика, нарушившего общественный порядок, все равно придется наказать.
— Товарищ сержант, он не нарочно, простите его, — заступилась Ермония Бадаловна, взяв меня за руку, — не волнуйтесь, я возьму его на поруки.
— Да-да, будьте добры, — сказал сержант так, что сразу было видно, что ему сейчас нужно только одно — поскорее уйти отсюда.
Ребята окружили меня и стали наперебой расспрашивать, как все произошло.
— Потом, потом поговорите, а теперь все в зал, представление начинается, — скомандовала Ермония Бадаловна.
— Пусть все пройдут в зал, а вы вместе с этим невоспитанным мальчишкой пройдите к директору, — подскочила к нам дежурная по фойе.
— Пусть мальчик смотрит спектакль, я сама разберусь с директором, — ответила Ермония Бадаловна и гордо пошла в направлении директорского кабинета.
Я вошел в зал последним, когда свет уже погас, и меня никто не заметил. Я на ощупь нашел пустое кресло, сел, и тут на сцену выскочила старая ведьма, та самая, в которой я совсем недавно сидел. Она отплясывала вокруг своей метлы, кричала противным голосом, стараясь показаться страшной, но никто ее не боялся, зрители хохотали и дружно аплодировали, и только я один сидел удрученно: мои ноги не доставали пола.
КТО ПОМОЖЕТ ЧИКАРЕЛИ?
После проливного дождя на лазурном небе вновь засияло солнышко.
— Дождь кончился, дождь кончился! — радостно выбежал из палатки Чикарели. — Я больше ничего не буду рассказывать, — заявил он и скрылся в траве.
— Эй, Чикарели, где ты? — позвал я.
— Не волнуйся, я здесь, — отозвался он. — Чаю хочешь?
— Чаю?
— Да, чаю, что ты так удивился? Вот твоя чашка, — сказал он, появившись с цветком лилии в руках.
Он подходил к цветкам, отжимал по капле нектар, а завершив дело, протянул чашечку мне.
— Спасибо, — улыбнулся я, осторожно взяв цветок.
— Пей на здоровье, — радостно сказал он.
Честное слово, я никогда не пил ничего вкуснее напитка, приготовленного Чикарели.
— Может быть, ты все-таки продолжишь свою историю? — спросил я своего маленького друга, отложив цветок.
— Я больше ни о чем не хочу рассказывать, — ответил он, раскачиваясь на стебле, — мне так грустно от воспоминаний, что хочется плакать.
— Плачем делу не поможешь, возьми себя в руки. Я постараюсь помочь тебе, — обнадежил я.
— Интересно, что сейчас делают наши? Мама с папой на работе, Анаит скоро вернется с лекций и пойдет вечером в кино с Сааком, ребята играют в футбол с командой четвертого дома… Эх, проиграют без меня, точно проиграют… Пожалуйста, помоги мне!
— Но я не знаю, что делать. Предлагаю тебе пожить у меня, пока мы вместе что-нибудь придумаем.
— Нет-нет, я никуда не уйду отсюда. Позавтракаю земляникой и подожду бабочек, пусть возьмут меня с собой.
— Не отчаивайся, малыш, сегодня у нас понедельник, до воскресенья достаточно времени. Родители знают, что ты стал таким крохотным?
— Я же сказал нет. Они видели, как я уменьшаюсь с каждым днем, но в таком виде меня никто еще не видел. Помнишь, я рассказывал тебе, как мама и Анаит забеспокоились? Я потом подслушал их разговор с папой. Папа сказал, что летом все дети худеют что меня надо отправить в деревню отдохнуть, набраться сил. А потом…
