– Спасибо, Фест! Спасибо!
Малыш дрожащими от возбуждения руками начал привязывать свои – вот именно – свои крылья!
– Лети, мой юный друг. Осторожно, осторожно, крылья сломаешь! Ай-я-яй!
Фест прикрыл лицо ладонью и смотрел в щёлочку между пальцами.
– Вот что значит учиться летать в зрелом возрасте, – тихо сказал он. – Надеюсь, этот храбрый, но неумелый гном остался жив.
* * *
Труднее всего давались повороты. Из этой трудности вытекала другая – старт с дерева.
Сначала взлетевший Малыш врезался в сосну, которая неизбежно оказывалась у него на пути. Что для леса неудивительно. И повисал на ней, вцепившись в ствол руками, ногами и зубами. Для продолжения полёта ему необходимо было прыгнуть вниз спиной вперёд, извернуться, и начать махать крыльями уже в воздухе, на дереве им не давали развернуться ветки. У него не получалось.
Первая пара часов путешествия в город фей проходила по странной траектории.
Вверх и прямо.
Это Малыш взлетал.
Вниз.
Это он падал с дерева и втыкался в снег.
Снова вверх и прямо.
Фей порхал рядом, бледный от страха. Каждый раз он ожидал, что Малыш расшибётся насмерть, и заранее винил себя в его преждевременной кончине. Фест не знал, что организм Малыша закалён падениями с сарая, и врезаться в сосну для него сущие пустяки.
К полудню Малыш научился поворачивать в воздухе. С использованием крика «а-а-а-а!» и Феста, за которого он цеплялся.
– Ногами, ногами рули! – кричал несчастный фей, стараясь держаться подальше.
Ещё через час белки, живущие на соснах, перестали ругаться им вслед.
Ночлег Малыш попросил устроить на дереве.
– Чтобы по-настоящему, – объяснил он.
Фест пытался его отговорить, убеждал, что на устройство фейского гнезда нужно время, но Малыш настаивал, и фей сдался под напором энтузиазма новообращённого фея. Настоящее гнездо он, конечно, не построил, но нашёл сук покрепче и привязал к нему пару веточек. В результате Малыш освоил совершенно новое и для гномов и для феев умение: падать с дерева и залезать обратно во сне. То есть, не просыпаясь. А Фест, просыпавшийся при каждом его «треск-а-а-бум-хр-терск-а-а», утром смотрел на лес красными не выспавшимися глазами.
К обеду они заметили вдали странное существо. Крылья, мех, длинный хвост и четыре лапы.
– Мы скоро будем дома! – крикнул Фест. – Они далеко от города не отлетают!
Малыш засмотрелся на летающую кошку, и впервые за день врезался в дерево. Берёзу. Хвойный лес сменился лиственным.
– А вы всем своим животным крылья приделываете?
На последнем перед городом привале они доедали последние кусочки мяса из запасов Феста.
– Эксперименты проводили на всех. Кошки летают с удовольствием. Собаки начинают гоняться за кошками, забывают махать крыльями и падают на землю. А коровы не летают вообще. Не хотят. Коровы – животные приземлённые. Да и к чему нам летающие коровы? Где в небе пастись?
– Да…
Малыш представил себе стадо коров, летящих в сторону заката, помахивая хвостами.
– Хорошо, что коровы не летают. Они же ещё и какают.
– Вот и мы так же подумали. Могла случиться неприятность.
– Да…
– А теперь пристегни крылья и потренируйся. Часа через два будем на месте. А ты летаешь, как фей, объевшийся мухоморов. Что-то мне подсказывает, что нам не стоит привлекать внимание первыми же взмахами крыльев над нашим городом.
* * *
Если бы Малыш шёл через город фей пешком, он прошёл бы его насквозь, не поняв, что побывал не просто в лесу. Дорог в этом городе не было, не было даже тропинок: пешком здесь не ходили. Домики фей, больше похожие на гнезда, прятались в кронах деревьев. А сверху, с высоты фейского полёта, город напоминал поселение очень больших грачей. Неряшливых к тому же. Засохшие ветки в стенах домов феев никто не менял. У некоторых домиков крыши расплелись и торчали прутьями во все стороны, как из недоделанной корзинки. Внутри виднелись какие-то тряпки, служившие, видимо, постелью.
И ещё чего-то не хватало.
Сделав круг над городом, Малыш понял. Ни одного дымка не поднималось над ним. В гномьей деревне дым шёл из каждой трубы. Зимой топили печи для обогрева, летом на них готовили. Здесь, в краю фей, зима была теплее, чем на родине Малыша, даже зелёная травка кое-где проглядывала из-под сухих листьев, но всё равно без пальто замёрзнешь, и деревья голые. Дома фей не обогревались, это ещё можно понять, но обед без огня не приготовить. Неужели Фест прав, и они долетались до того, что одичали?
– Вон мой дом, – показал Фест, – видишь высокий дуб? Вон, слева.
У дома Феста хотя бы имелась крыша. И деревянный помост перед входом, для приземления. Остальные феи, как понял Малыш, залетали в свои дома сразу внутрь, через одно отверстие, служившее и дверью, и окном.
Они почти долетели до этого воздушного крыльца, когда низкий голос сзади и сверху крикнул:
– Фест? Это ты? Мы же запретили тебе возвращаться. Думал, переоделся, и тебя никто не узнает? Ха-ха-ха! Фея всегда можно узнать по крыльям!
И Малыша схватили за ноги.
* * *
Гномов на кухне стало в два раза больше. Раньше семеро стражников лениво подпирали стену, прислонив к ней копья, подальше от жарких котлов. Теперь к каждому работнику приставили по надсмотрщику в кожаных штанах. Они ходили, наступая работникам на пятки и обнюхивая каждую картофелину, поднятую теми с пола.
За Толстым следовали сразу трое. Но на пятки ни разу не наступили. Его персональные конвоиры предпочитали держаться на некотором отдалении, и вздрагивали каждый раз, когда Толстый брал в руки что-то тяжелее пучка петрушки.
– Как здорово-то вчера получилось! – всё радовался Толстый, собирая в дырявый туесок выпавшую из порванного мешка свёклу.
Свёкла тут же вывалилась обратно, что обеспечивало Толстому занятие на целый день. Поднимает, она падает в дырку, снова поднимает. Охранники, не выдержав такого надругательства над корнеплодом, что-то робко промычали, тыча пальцами то в туесок, то в пол. Толстый, чувствовавший себя непобедимым героем ростом с трёх взрослых гномов, на них цыкнул:
– Чего пальцами размахались? Что у меня высыпается? Ты, пузо в штанах, меня учить будешь? Ну, ладно, иди, поучи.
Теперь свёклу подбирали трое охранников, так же роняя её сквозь дырявое дно на пол. Пристроив конвоиров к делу, Толстый продолжил восхищаться сам собой:
– Нет, ну какой же я молодец! Как я догадался котлы посчитать. А они тут сколько лет работали и не думали даже, что нас гораздо больше.
– Эй, живее подбирайте! – крикнул Толстый своим конвоирам. – И в дырочку её, в дырочку. Вот так. Давайте, давайте!
Наведя порядок, Толстый сел, прислонившись к какой-то бочке.
– Эх, хорошо. Ну, теперь лишь бы Прохор не подвёл.
Вчера вечером Толстый долго объяснял Прохору:
– Значит, так, меня там не будет, поэтому запоминай. У вас обеденный перерыв сколько?
– Ну, пока обед не съедим.
Прохор вздохнул. После пиршества в исполнении Толстого, возвращаться к обычной баланде не хотелось.
– Ну, то есть, чавка, чавка, почавкали – и сразу за работу?
– А что ж нам без дела сидеть, если есть больше нечего?
– Ясно. Ты, Прохор, у себя в деревне кем работал?
– Пасечником.
– От твоей работы кому польза была?
– Ну, мне. Да всем была, мёд же все ели.
– А здесь от твоего долбежа камней кому польза?
– Ну, им.
– Правильно. А зачем нам приносить им пользу? Нам – им, – показал Толстый пальцами.
Прохор почесал в затылке:
– Выходит, что незачем.
– Вот. Поэтому обедать надо долго. Есть не торопясь. После еды вообще полежать полезно. Потому и называется: обеденный пе-ре-рыв, – произнёс Толстый по слогам, – а не просто обед чавка-чавка.
– Хм, – Прохор задумался. – Это, конечно, хорошо. Но когда тебя копьём в ребра тычут, особо не полежишь.
– Прохор, ты видел, как я тогда с киркой?
Толстому уже казалось, что это он нарочно ловко пристукнул двоих охранников.
– Вот и вы попробуйте что-нибудь такое. Тогда же сработало, правильно? И ещё раз сработает, – уверил его Толстый.
Прохор почесал бок, занывший при воспоминании о копье.
– Да всё равно как-то боязно. И так все в синяках ходим.
– Вот именно, а я о чём говорю. Тебя мало здесь в ребра тыкали? Разом больше, разом меньше. А если другие не будут уговариваться, расскажи им про волшебную поварёшку. Ну, что, мол, это тот самый гном, у которого в родне великаны, тебя научил так делать.
– Эх, если б того гнома встретить! – вздохнул Прохор.
Как ни странно, Толстому хватило ума не пытаться убедить Прохора, что это он и есть.
– Если что-то хочешь ему сказать, скажи мне, я передам. Он к нам на кухню иногда заглядывает.
– Да ну!
В глазах Прохора светились восхищение и зависть. Толстый таял от гордости за себя.
* * *
С Прохором он говорил вчера, а сейчас Толстый сидел, заложив руки за голову, и, за неимением травинки, жевал оторванную от бочки щепку. Вдали слышался гам. Охранники с кухни по одному отходили посмотреть, в чём дело, и назад не возвращались. Наконец остались только трое мучеников свёклы.
