— Хорошо, я буду ждать до рассвета, только начинайте поиски сейчас и ищите получше, или… — Он вырвал из-за пояса бич и взмахнул им над мухоморьим войском.
Мухоморы разбежались, только мелькнули в траве их красные шапочки.
Да, грибы могут двигаться! Лишь когда на них смотрит человек, они застывают в неподвижности. Но вспотевшие ножки, сдвинутые набекрень шляпки говорят о том, что еще несколько секунд тому назад они бойко пробирались сквозь лесную чащу. Порой мы застаём врасплох целые семьи, которые сошлись на полянку с детьми, со щербатыми дедами… Мы радуемся, — сколько высыпало грибов! Это обычно бывает после тёплых ливней, потому что во время дождя грибы сидят у знакомых, в домиках под корневищами, и болтают, расположившись на мягком мху, а потом возвращаются домой в полной уверенности, что никто из людей не пройдёт сквозь заросли, где нависшие, смоченные дождём ветки преграждают им дорогу.
Начальник мухоморов достал из подмышки карту и подал цыгану. Она была сделана из листа лопуха. Лист весь высох и выкрошился, осталась только тоненькая сеточка — крохотные жилки, обозначавшие путаные тропинки в чащах Столесья.
— Мы загоним беглецов в болото Утопленника, — там ты нападёшь на них. Это место я обозначу красной булавкой. — Мухомор вытащил из белоснежной манжеты булавку и приколол к карте. — Сам видишь, отсюда недалеко, ты без труда их найдёшь!
Не сняв шляпы, он кивнул цыгану головой и деловым шагом направился к кустам. Издалека доносились крики и топот; это красной линией двигалась по лесу мухоморья облава.
Цыган почесал оцарапанную ногу и стал разглядывать карту. Друмля и Кляпон с любопытством смотрели на отца.
* * *
Капрал Пыпец нетерпеливо шевельнулся в дупле. Сверху посыпалась труха; у него защекотало в клюве. Петух чихнул так громко, что в дупле загудело. Цыган беспокойно оглянулся.
— Старый дуб, наверное, выпил слишком много соков, и теперь его мучает икота, — засмеялась Друмля.
Звери замерли. Сердца у них громко забились, и только королевна прошипела: «Жаль, что тебе не свернули шею, петушиное отродье!»
Одна Хитраска с трепетом следила за божьей коровкой, которая, сделав круг над головой цыгана, села теперь на карту. Быстро выдернув красную булавку, она замерла, на месте.
— Подождите меня в фургоне, — приказал цыган, — да приготовьте верёвки. Друмля, ты получишь от меня лисий мех.
Нагнёток раз посмотрел на карту и двинулся самой близкой тропинкой. Он на голоса мухоморов, а те сновали по кустам и спешили в сторону болота.
Петух расправил крылья, а лисица вытрясла труху из меха.
— Что теперь делать?
— Нужно ждать до вечера, может быть, нам удастся добраться до дороги, когда стемнеет… Недалеко отсюда деревня Скупицы. Там нас спрячут.
— Только бы нас никто не выдал!
— Точка обещала нам помочь!
— Эх, что может сделать этот жучок?
Весело покрикивая и с шумом раздвигая ветки, кто-то вновь приближался к дубу.
— Прячьтесь, влезайте в дупло, — подгонял друзей петух. Звери притаились, скрытые за листьями плюща. Цыганёнок Кляпон, посвистывая, перебежал поляну.
— И чего тут крутится этот бездельник? — вздохнула Хитраска.
— Тихо, не шевелитесь. Нужно терпеливо ждать! — Сидя на корточках, звери следили за лучами солнца, которые опускались ниже и ниже, скользя по стволам деревьев. Внутренность дупла была усеяна множеством золотых бликов…
А цыган крался по извилистым тропинкам. Время от времени он раскрывал карту и смотрел, где находится красная точка.
Вскоре он убедился, что ему нужно повернуть направо. Взглянув через минуту, он вновь обнаружил, что ошибся. Нагнёток вышел на боковую тропинку и побежал, тяжело ступая подкованными сапожищами по сухим листьям.
Это божья коровка, передвигаясь по карте, заставляла его кружить вслепую. Уже смеркалось, когда запыхавшийся цыган последний раз развернул карту. Тоненький листок был запачкан во многих местах.
— Сто дьяволов, — выругался Нагнёток, — что это, чорт меня кружит, что ли?
Он поднёс карту к налитым кровью глазам. Слипшиеся от пота космы волос свисали у него со лба. Цыган почти водил носом по карте и даже не заметил, как придавил им самоотверженного жучка.
Смертельно раненная Точка скатилась с карты с тихим вздохом:
— Это для вас, друзья… — Она мягко падала с листа на лист, исчезая в подымающихся с земли голубоватых сумерках, пока какая-то сердобольная ветка не уложила на мягкий мох. Точка лежала не дыша, скрестив на груди лапки, согласно погребальному обычаю насекомых. С цветов, с деревьев, с далёкого неба начали падать большие слёзы надвигающейся ночи, ночи, которая была прекраснее сна. Над лесом гулял месяц; размахивая фонариком, он сзывал к себе рои улетаюших звёзд. Лёгкий ветерок принёс какое-то незнакомое благоухание.
Цыган несколько раз протёр глаза, но сумерки сгущались. Листья стряхивали капельки росы.
— Эй, кто тут? — гаркнул цыган.
Ему ответило молчание. Даже эхо не хотело повторять слова этого изверга. Тишина давила, словно мельничный жёрнов.
Перепуганный цыган помчался по лесу. Какие-то деревья преграждали ему путь; дважды он стукнулся головой о ствол. Цыган спотыкался, тёрн беспощадно колол его тело шипами, ежевика с остервенением хватала его за ноги. Наконец Нагнёток в ярости разорвал карту и начал вслепую, отбиваться кулаками.
Если вы когда-нибудь увидите тонкие, прозрачные сеточки листьев, вы можете быть уверены, — это остатки разорванной Нагнётком карты.
Цыган бежал дальше и дальше. Неожиданно он споткнулся о корень дуба и, перевернувшись через голову, увяз по пояс в трясине. Издалека до него доносились крики суетившихся мухоморов. К своему ужасу, Нагнёток очутился в болоте Утопленника.
Он ухватился за куст ежевики, но колючие ветки, были плохой опорой. Цыган чувствовал, как чмокающая и чавкающая топь засасывает его. Невдалеке взлетели перепуганные утки. Рядом загорелся, булькнув, блуждающий огонёк и погас, осветив покрытую плесенью воду и сверкнув алым отблеском на рубине цыганской серьги.
А в это время четверо беглецов, воспользовавшись темнотой, пробрались к опушке леса.
Петух первый раздвинул ветки. Высоко в небе мерцали звёзды. Ночь была тиха и тепла, как вздох ребёнка. Друзья перескочили через ров и, немного осмелев, направились в сторону деревни. Слева и справа от дороги стояли спящие деревья. Вдруг звери услышали в вышине шорох крыльев и смех.
— Не бойтесь, это сова, — шепнула Хитраска.
— А почему она смеётся, как Друмля? — спросила Виолинка.
— Ты просто хочешь спать, и тебе мерещится всякий вздор, — успокаивали друзья.
Но девочка не ошиблась, — это была Друмля. Обеспокоенная отсутствием отца, красивая цыганка превратилась в сову, чтобы осмотреть лесную чащу. Когда она пролетала над верхушками деревьев, птицы сидели, притаившись в гнёздах, и со страхом смотрели на силуэт, чернеющий на фоне месяца. Пролетая над болотом, Друмля услышала неистовую ругань застрявшего в болоте Нагнётка.
— Подожди, папа, я тебе сейчас помогу, — закричала она, садясь на нижнюю ветку дуба.
О том, что это сова не обыкновенная, можно было догадаться только по кораллам, сверкавшим на гладких перьях. Но вот цыганка сделала крылом какие-то знаки и прошептала заклятья, которые ей должны были вернуть человеческий облик. Под крылом у была спрятана связка верёвок, — этими верёвками она собиралась скрутить пойманных мухоморами беглецов. Конец верёвки Друмля бросила отцу, — тот еще яростно барахтался в топкой грязи болота…
Меж тем наши друзья спасались бегством. Каждый шаг удалял их от опасности.
Деревья поредели. Начались поля. Отягчённые росой колосья неподвижно висели в воздухе. Вскоре показались низенькие хаты. Нигде не было видно ни огонька, потому что в Скупицах экономили всё, даже воду из колодца черпали с оглядкой, даже рот открывали неохотно. Были и такие, что смотрели одним глазом, чтобы другого надольше хватило.
Наши друзья увидели стог сена. Они выкопали под ним, глубокую яму, сделали себе удобную нору и после всех волнений дня уснули крепким сном.
Они даже не услышали, как на рассвете, когда белёсый туман окутывал землю, к стогу подъехал цирковой фургон. Лошади цыгана щипали сено прямо над их головами. Потом заскрипели колёса, и Нагнёток бросился в погоню, воображая, что звери давно опередили его.
Только брюки, запачканные брюки цыгана, развевающиеся над крышей фургона, говорили о ночных приключениях их владельца.
Когда солнце начало пригревать, стог сена зашевелился и оттуда вылез капрал Пыпец. Он одёрнул мундир, пригладил седеющий гребень и быстрым шагом направился на деревенскую площадь. Вслед за ним должны были двинуться в путь Хитраска и Мышибрат. Они уговорились, что встретятся на пригорке за деревней, где растёт дикая груша. Там же, под грушей, они поделят всё, что им удастся достать, и, расстелив на траве скатерть, устроят пир.
