— Конечно нет! — засмеялась Шарлотта. — «Универсальная» — значит «многосторонняя». Это значит, что я легко перехожу от одного рода деятельности к другому. Мне не нужно ограничивать себя только плетением паутины, да ловлей насекомых, да прочей ерундой.
— Почему бы тебе не поехать со мной на ярмарку? Ведь яйца можно отложить и там! — умолял Вильбур. — Мы чудесно прокатимся!
Шарлотта качнула свою сеть и задумчиво смотрела, как она ходит из стороны в сторону.
— Боюсь, что ничего не получится, — сказала она. — Что ты знаешь о кладке яиц, Вильбур? Я не могу пренебрегать своими семейными обязанностями, чтобы угодить организаторам Окружной Ярмарки. Если пришла пора класть яйца, то я должна это сделать, и мне все равно, проходит ли где-то ярмарка или нет. Впрочем, я не хочу, чтобы ты волновался: ты можешь потерять в весе. Давай договоримся так: я поеду на ярмарку, если у меня будет хоть малейшая возможность.
— Вот хорошо! — обрадовался Вильбур. — Я знал, что ты не подведешь! Не бросишь в самый трудный момент!
Весь день Вильбур никуда не выходил из дому: он ничего не делал, только валялся на соломенной подстилке. Шарлотта отдыхала. На ужин она съела сверчка. Паучиха знала, что она больше не сможет помогать Вильбуру. Через несколько дней ей придется забыть обо всем, кроме своего потомства, и начать плести маленький прочный мешочек, в который она отложит свои яйца.
Вечером накануне ярмарки все легли спать очень рано. В восемь часов Ферн и Эвери были уже в постели. Эвери, засыпая, мечтал о Чертовом колесе и уже представлял себя сидящим в кабинке на самом верху. А Ферн во сне казалось, что она качается на качелях и у нее от высоты кружится голова.
Лерви лег спать в половине девятого. Ему снилось, что он бросает мячики в тряпочную кошку и выигрывает настоящее шерстяное одеяло. Миссис Цукерман снилось, что она купила холодильник с большой морозилкой. А мистеру Цукерману снился Вильбур. Ему снилось, что поросенок вырос большой-пребольшой, длиной в сто шестнадцать футов, а высотой — в девяносто два, и что за это ему присудили все возможные призы на ярмарке, и украсили его голубыми ленточками, и даже на хвостик привязали голубой бантик.
Все животные в сарае, кроме Шарлотты, тоже угомонились довольно рано: ведь на следующий день должна была открыться ярмарка!
Утром все встали чуть свет. День обещал быть жарким. Ферн сама притащила к себе в комнату ведро с горячей водой и хорошенько вымылась губкой и мылом. Она надела самое красивое платье, потому что знала: на ярмарке она встретит знакомых мальчиков. Миссис Эрабл оттерла мочалкой грязь на шее у Эвери, смочила ему голову, сделала пробор и аккуратно пригладила волосы щеткой, чтобы они хорошо лежали, но несколько волосков так и остались торчать ежиком на макушке. Эвери надел свежее белье, чистые синие джинсы и выстиранный свитер. Мистер Эрабл оделся, позавтракал и вышел во двор, чтобы вымыть машину.
Он предложил отвести на ярмарку всех, включая Вильбура.
Лерви поднялся в хорошем настроении. Он положил свежей соломы в клетку для Вильбура и поставил ее в загончик. Клетка была зеленой. На ней золотыми буквами было выведено:
«ЗНАМЕНИТЫЙ ПОРОСЕНОК ЦУКЕРМАНА».
В связи с торжественными проводами Шарлотта привела в порядок свою паутину.
Вильбур медленно доедал свой завтрак. Он хотел казаться блестящим и, чтобы не запачкаться, не совал мордочку в корыто до ушей. Миссис Цукерман, которая крутилась на кухне, внезапно объявила:
— Гомер, я собираюсь выкупать поросенка в сливках.
— В чем, в чем? — недопонял мистер Цукерман.
— В сливках. Моя бабушка всегда купала своих поросят в сливках, когда они становились очень грязными, — я об этом только сейчас вспомнила.
— Но Вильбур вовсе не грязный! — гордо возразил мистер Цукерман.
— Да он покрыт коростой с головы до ног! — воскликнула миссис Цукерман. — Каждый раз, когда Лерви выливает похлебку в корыто, Вильбур сует голову под струю, и месиво стекает у него по ушам. А потом жижа присыхает к щетине, и образуется корка. И еще у него на боку грязное пятно от навоза.
— Он лежит на чистой соломе! — поправил ее мистер Цукерман.
— Все равно. Он грязный, и его нужно выкупать.
Мистер Цукерман в растерянности сел на стул и съел пончик. А его жена пошла в чулан. Когда она вернулась, на ней были резиновые сапоги и старый дождевик, а в руках она держала ведро со сливками и деревянный скребок.
— Эдит, ты сошла с ума, — пробормотал мистер Цукерман.
Но миссис Цукерман не обратила на мужа никакого внимания. Они вместе пошли к свиному хлеву. Миссис Цукерман не теряла времени зря. Она влезла в поросячий загончик и принялась за работу. Обмакивая скребок в сливки, она терла им Вильбура, отдирая грязь со всех сторон.
Гуси, овцы и ягнята сгрудились, чтобы посмотреть на диковинное зрелище. Темпльтон осторожно высунул голову из норки, а Шарлотта от любопытства опустилась пониже на паутине, чтобы получше видеть, как поросенка моют сливками.
Вильбур стоял спокойно, закрыв глаза. Он чувствовал, как сливки бегут по его круглым бокам. Поросенок открыл рот и проглотил несколько капель. Жидкость оказалась очень вкусной. Вильбур блаженствовал. Он был счастлив. Когда миссис Цукерман намыла Вильбура до блеска и насухо вытерла, он стал самым чистеньким и самым хорошеньким поросеночком на свете! Он сам оказался беленьким, ушки и пятачок — розовыми, а шкурка стала гладкой как шелк.
Цукерманы пошли домой и переоделись в лучшие выходные костюмы. Лерви побрился, надел парадную клетчатую рубашку и повязал пурпурно-красный галстук.
Животные в сарае остались одни. Семеро гусят, выстроившись в цепочку, несколько раз обошли вокруг матери.
— Доро-га-га-га-гая мамочка! — пропищал один гусенок. — Отпусти нас на ярмарку! Ведь ярмарка только раз в го-го-го-году!
— Раз в го-го-го-году! Раз в го-го-го-году! Раз в го-го-го-году! — загалдели все гусята.
— Дети! — оборвала их гусыня. — Не га-га-га-галдите! Дорога-га-га-га длинная, и поэтому на ярмарку едет один Вильбур.
В этот момент вмешалась Шарлотта.
— Я тоже поеду, — тихо сказала она. — Я решила поехать вместе с Вильбуром. Может статься, что я ему буду нужна. Никто не знает, что может случиться на ярмарке. Необходимо, чтобы рядом с поросенком был тот, кто умеет читать и писать. Хорошо было бы, если бы Темпльтон тоже поехал с нами. Мне, возможно, понадобится кто-нибудь, чтобы сбегать по поручению или еще для каких-нибудь дел.
— Я остаюсь здесь, — проворчал крысенок. — Мне ни капельки не интересны ваши ярмарки.
— Ты же никогда ни на одной не был, — заметила старая овца. — Ярмарка — это просто крысиный рай. Выползешь ночью и поймешь, что там тебя ждет настоящее пиршество! В стойле для лошадей всегда найдутся зернышки овса, оброненные рысаками и иноходцами, а на обочине, в примятой траве, валяются рваные пакеты с объедками: там и надкушенные бутерброды с ореховым маслом, и недоеденные крутые яйца, и крошки от печенья, и остатки от пончиков, и сырные корки… А когда погаснут фонари и публика разойдется по домам, на дороге, в растоптанной грязи, ты найдешь настоящие сокровища: хлопья воздушной кукурузы, засохшие капельки крема от пирожных, яблочные огрызки, клочья сахарной ваты, соленый миндаль, конфетки, потерянные уставшими детьми, обгрызенные вафельные стаканчики с растаявшим мороженым и даже обсосанные леденцы на палочке! Везде валяются груды съедобных вещей: под тентами, в палатках, у ларьков, прилавков и стоек! Поверь, крысенку там настоящее раздолье! На ярмарке бывает столько пищевых отходов, отбросов, помоев, что целые полчища крыс могут набить себе брюхо!
У крысенка загорелись глаза.
— А ты не врешь? — спросил он. — Очень заманчивая картина, если, конечно, все это правда.
— Я говорю чистую правду, — ответила старая овца. — Поезжай на ярмарку, Темпльтон, и убедишься сам. То, что ты увидишь, превзойдет все твои ожидания. Там ты обнаружишь и брошенные ведра с остатками скисшего молока, и консервные банки с ломтиками протухшего тунца, и промасленные кульки с прогнившими…
— Довольно! — оборвал старую овцу Темпльтон. — Хватит рассказывать мне байки. Вот поеду и сам посмотрю, своими глазами.
— Вот и хорошо! — поддержала его Шарлотта, подмигивая старой овце. — А теперь надо поторопиться!
Вильбура скоро загонят в клетку. Нам с Темпльтоном нужно залезть в нее до поросенка и хорошенько спрятаться.
Крысенок не терял ни минуты. Он вскарабкался на клетку, юркнул в щель между планками, нырнул под кучу соломы и зарылся в ней так глубоко, что его совсем не было видно.
— Молодец! — похвалила крысенка Шарлотта. — А теперь моя очередь.
Она плавно опустилась вниз на паутинке и мягко приземлилась. Потом она взобралась по боковой рейке клетки и соскользнула под верхнюю планку, в самый угол.
