- Будем очень рады! — хором ответили плутишка и Кот и рассмеялись — до того дружно это у них получилось.
— А что касается Мастера Гимли, — продолжал Барлог, — я надеюсь, что он не откажется быть моим шафером.
Гимли, который, похоже, все еще не мог прийти в себя от превращения Барлога, только головой потряс:
— Ладно, я, конечно, если надо — то всегда!
— Прекрасно! — сказал Барлог. — Сегодня лучший день в моей жизни. Смотрите, какие звезды!
Звезды действительно были потрясающие — крупные, яркие, и было их так много, что Плутишка подумала, что никогда еще не видела столько звезд сразу.
— Это похоже на Высокие Своды Самых Глубоких Пещер, — сказал Барлог.
— Самые Глубокие Пещеры? — заинтересовался Гимли. — Вот бы посмотреть!
— Посмотреть — это можно, Мастер Гимли, — улыбнулся Барлог. — Только не надо ходить туда с кайлом! Добывайте драгоценные камни в горных жилах, но не стоит нарушать красоту Высоких Сводов…
— Обижаете, Мастер Барлог! — улыбнулся Гимли. — Разве мы, гномы, не понимаем красоты? Это ради нее, а не ради богатства добываем мы камни в недрах гор — ведь там, в жилах, их красота пропадает напрасно, ее никто не видит. Высокие же Своды — дело другое, туда можно прийти и любоваться…
— Ты прав, Мастер Гимли, — сказал Барлог. — А не отправиться ли нам туда прямо сейчас? Или наша Плутишка хочет спать?
— Что вы, что вы! — запрыгала Плутишка. — Вовсе даже не хочу! Хочу в Самые Глубокие Пещеры, где Высокие Своды похожи на звездное небо!
— Тогда — вперед! — воскликнул Барлог и они вошли в ворота Мории.
Во все стороны разбегались темные тоннели, но огненный бич Барлога разгонял тьму и было совсем не страшно.
Они шли все дальше и дальше — по бесконечным залам и переходам, лестницам и лабиринтам, мимо подземных озер и водопадов, среди целых лесов сталагмитов и огромных кристаллов горного хрусталя, под гроздьями сталактитов, по каменным мостам над черными холодными речками — и наконец пришли в Самые Глубокие Пещеры.
— Смотрите! — сказал Барлог, вращая над головой свой огненный бич. — Смотрите!
Все подняли головы и ахнули — на высоких сводах искрились, переливаясь всеми цветами радуги, бесчисленные драгоценные камни. Они мерцали, как мерцает порою звездное небо, и Плутишка подумала, что трудно, наверное, теперь сказать, что прекраснее — небо или Высокие Своды.
— Красота повсюду своя… — сказал Барлог, словно читая ее мысли.
Всю ночь они странствовали по Мории, обрастая постепенно толпой гномов, до которых уже успел докатиться слух о чудесном превращении Барлога и которые один за другим прибегали посмотреть на того, кто столько лет считался Великим Лихом.
А Барлог был в ударе. Он оказался прекрасным рассказчиком, знал всю Морию вдоль, поперек и вглубь, и помнил все предания и легенды со дня основания Мории. Даже сами гномы слушали его, разинув рот, и смотрели на свое древнее царство так, словно видели его впервые.
Потом был чемпионат по ловле слепых рыб в подземном озере, слалом на байдарках по подземной реке и игра в прятки, причем Плутишка так хорошо спряталась, что даже потерялась, но Барлог мигом ее нашел.
Затем они посетили подземные кузницы, где весело звенели молоты гномов-кузнецов. При этом Кот не упустил возможность постучать молотом, а Плутишке разрешили поработать на больших мехах, раздувавших пламя в горне.
Когда они утром покидали Морию, в воротах, провожая их, стояли и махали вслед руками множество гномов и долго еще Плутишка и Кот видели, оборачиваясь, как вращается у ворот огненный бич Барлога.
Дорожка снова побежала по лугам и рощам, и кот опять принялся мурлыкать себе под нос всякие шагалки:
В Черной Мории мы были
И у Барлога гостили.
Он не страшный оказался
И за нами не гонялся —
Ведь ему принесено
Очень важное письмо
И теперь наш Барлогоша
Весь счастливый и хороший!
Они шли и шли целый день, и можно сказать, что ничего не произошло, если не считать того, что Плутишку и Рону напугали Пчелы, собиравшие нектар с луговых цветов — они были большие, как воробьи, и гудели, как целый полк бомбардировщиков. Плутишка с Роной страшно перепугались, но Кот спокойно протянул лапу, на которую тут же уселись две Пчелы, погладил их и сказал Плутишке:
- Смотри, они совсем не страшные. Если, конечно, их не обижать.
Плутишка посмотрела на Пчел. Они были мохнатые, отчего казались ужасно теплыми, и смотрели на Плутишку большими многогранными глазами, в каждой грани которых отражалась маленькая Плутишка. Она погладила их и Пчелы загудели тихо и совсем нестрашно.
К вечеру они остановились на ночлег на широком лугу, на краю которого стояла большая копна сена. Из этой копны Кот сделал шалаш.
— Да-а, — сказала Плутишка. — Я боюсь! Там, наверное, мыши всю ночь под ухом будут шуршать!
— Какие могут быть мыши там, где я? — возразил Кот.
Плутишка вздохнула и забралась в сено. С одного ее бока пристроилась Рона, с другого — Кот. Никто в сене не шуршал, так что Плутишка быстро пригрелась и уснула. Снилась ей мама, которая ругала Плутишку за очередную попытку стибрить книжки. С мамой не соглашался Барлог, который размахивал своим огненным бичом и кричал, что Плутишка ужасно хорошая, лучше не бывает, а на шкафу сидела Хунта Марины Зеленой и тоже все что-то пыталась сказать в защиту Плутишки, но у нее это не получалось, потому что Хунта все время жевала сардельки и пирожки, и только что-то мычала с набитым ртом.
Проснулась Плутишка оттого, что ей стало холодно. Ни Роны, ни Кота рядом не оказалось, но снаружи слышался чей-то тихий разговор.
— Ты снова здесь, на этой дороге… — сказал незнакомый ей голос.
— На то я и Радужный Кот… — отозвался голос Кота.
— И снова с тобою тот клинок, который наносит тебе самые тяжелые раны…
— Да. И может даже убить. Но милый Глазастик, это ведь тот клинок, который сам исцеляет те раны, которые наносит.
— Если только успевает сделать это. Не забывай Коня-Время!
— Я помню о нем всегда.
— Смотри… Когда я уходил, он просил передать тебе только одно: «Берегись, Радужный Кот, сегодня твой путь — по лезвию бритвы…»
— За все надо платить, — отозвался Кот. — И за возможность быть счастливым — тоже.
— Не велика ли цена?
— Кто знает ее — меру? По мне так лучше несколько дней счастья на этой дороге, даже если она вновь приведет меня в Черную Долину, чем год за годом «жить, как все». Помнишь спор Орла и Грифа?
— Помню. «Лучше тридцать лет пить горячую кровь, чем триста лет питаться падалью». Ты не боишься Госпожи Черной Долины?
— Она всегда у меня за спиною. Что проку бояться ее с утра до ночи? А что касается клинка, что наносит мне раны… Неужели было бы лучше променять его на Меч Атиллы? Помнишь этот Меч?
— Над ним проклятье, бойтесь бед!
Не пробуждайте ярость в нем!
- Старик, сияние побед
Над этим варварским мечом!
— Помню… — отозвался Глазастик. -
— Довольно, меч, останови!
Но он не властен над мечом,
Не захлебнется меч в крови,
Которая течет ручьем…
- Темнеет, рыцарь Хуг без сил
И конь его валится с ног…
Ликуя, грудь бойца пронзил
Атиллы яростный клинок…
— тихо сказал Кот. — Нет, я не променяю мой меч на этот…
— Даже если он поразит тебя?
— Лучше он, чем меч Атиллы.
Плутишка слушала, затаив дыхание. Потом ей стало интересно — что это за Глазастик, с которым беседует Кот? Она потихоньку проделала в сене дыру…
Радужный Кот сидел спиной к ней, рядом с ним лежала Рона, а перед ними…
Перед ними клубилось Белое Облако с большими человеческими глазами. Глаза были голубые, как небо, и очень печальные.
— Что ж, наверное ты прав, — сказало Облако-Глазастик. — Делай, как знаешь. И спасибо, что вспомнил обо мне — я ведь всегда рад, если могу покинуть Долину хоть на время… Знаешь что — давай поиграем!
— Давай! — согласился Кот.
Облако заклубилось, изменяя свою форму, и вот уже на лугу сидел большой Белый Волк с человеческими глазами. Рона при виде него поджала хвост, но Кот ее погладил и собака успокоилась.
— Иди сюда! — сказал Кот Глазастику.
Белый Волк приблизился. Кот почесал ему за ухом, отчего Волк закинул голову назад, и, вцепившись лапами в густую волчью шерсть, начал дружески трепать его:
— Ух ты, Волчина!…
Волк тихо заворчал. Они потерлись друг о друга носами, потом уперлись лбами, дружелюбно рыча, потом сцепились и с веселым ворчанием стали бороться, катаясь по покрытой росою траве. Рона прыгала рядом и махала хвостом от восторга.
