– Этого еще мало!
«Ах, этого еще мало! – мысленно возмутился я. – Ну, сейчас ты поймешь, что я вам пригожусь! Что я не с голыми руками собираюсь вступить в юнукры!..»
– Рысь! Рысь, сюда! – крикнул я.
И такса послушно подскочила ко мне.
– Соседкину собаку прогуливаешь? – спросил Валерик.
– Нет, не соседкину, а свою! Теперь она моя.
– Довольно породистая…
– Довольно породистая! Да знаешь ли ты, что ее родители имели десять золотых медалей, пятнадцать серебряных и столько же бронзовых! Я уже не говорю о ее дедушке и бабушке!..
– Отдай ее нам, – сказал Валерик.
– Это невозможно: Рысь любит только меня. И просто сдохнет с тоски…
– Не умрет! А кто-нибудь из ребят будет ее воспитывать.
– Твой любимый Жорочка?
– Напрасно ты злишься: Жорка – хороший парень.
– А я плохой?
– Жорка – сильный и добрый.
– А я слабый и злой?
Валерик ничего не ответил.
– А я, значит, не могу воспитывать свою собственную таксу? Не имею права?
– Извини меня, Петя… Но ведь ты же не можешь ходить в школу. А кружок наш будет как раз при школе.
– Почему это я не могу?
– Потому что ты проходишь «курс лечения», а больные школу не посещают.
– Это вам учительница сказала? Она все перепутала!
В эту минуту из подъезда выскочил Мишка-будильник и громко сообщил:
– Восемь часов двадцать минут!
Они с Валериком побежали за ворота, на ту самую дорогу, по которой я и сегодня мог бы идти зажмурившись…
Из другого подъезда выскочил Жора, догнал их… И они побежали втроем.
Дед-Мороз аккуратно выполнял мою просьбу. Я понял, что смеяться мне теперь придется в одиночку. И в одиночку придется закалять свою волю. И, уж конечно, одному придется сидеть в темноте на служебном стуле подруги маминой юности.
Я вернулся домой. Снял трубку и набрал две двойки.
– Собака очень утомляет меня, – сказал я Снегурочке. – Просто даже отягощает… Пусть она вернется к своим хозяевам.
Словно предчувствуя разлуку, такса стала тереться о мою ногу.
– Рысь, брысь! – отогнал я ее.
– Что такое? – спросила Снегурочка.
– Это я собаке… Она наскучила мне!
– Все понятно. Заказ принят. Номер заказа тринадцать дробь семь. Больше никаких желаний не будет?
Я хотел что-нибудь попросить. Помолчал немного…
Но, так ничего и не придумав, спросил у Снегурочки:
– А почему у вас к каждому номеру прибавляется это самое «дробь семь»?
– Для пущей сказочности, – ответила Снегурочка.
– Для сказочности? – удивился я.
– Ну да. Разве ты не замечал, что семерка – одна из самых волшебных цифр? Почти все чудеса в сказках совершаются «за семью морями», «за семью замками», «за семью печатями», «в семь дней и семь ночей» или где-нибудь «на седьмом небе»!.. Значит, сегодня заказов на развлечения не будет?
– Нет. Что-то я немного устал…
Я и правда устал, потому что в Стране Вечных Каникул был очень напряженный график развлечений.
Утром я выходил из дому, за углом садился все в тот же троллейбус, впереди и на боку которого было написано: «В ремонт!», и прибывал на нем в Докмераб. Там я пел «хором», ходил «хороводом», соревновался сам с собой, побеждал, забирал все призы, которые были у Деда-Мороза, получал жестяную подарочную коробку и уходил домой.
Конечно, я мог попросить Деда-Мороза изменить эту программу, но я по-прежнему боялся, что в другом представлении не будет соревнований, в которых я уже так привык побеждать. И что я не буду каждый день получать пряники, пастилу и шоколадные медали. Хотя от всего этого меня уже понемножку начинало тошнить.
Над столом у меня теперь вместо «Расписания уроков» висело «Расписание развлечений». Согласно этому расписанию, которое каждый день менялось, я после Елки непременно должен был идти в цирк, или на дневной концерт, или на какую-нибудь выставку.
А сразу же после обеда я, по маминому приказу, отправлялся в кино.
Вечером, вернувшись с работы, мама высовывалась в окно и, если я был во дворе, требовательно звала меня слушать патефон. Иногда в окно высовывался и папа.
– Домо-ой! Пора смотреть диафильмы! – командовал он.
Да, кроме кинофильмов, я еще должен был дома в обязательном порядке смотреть диафильмы.
Раньше папа, который был за «беспощадное трудовое воспитание», требовал, чтобы я сам вешал на стену свой пододеяльник, предварительно, конечно, вынув из него одеяло, и чтобы сам возился с черным аппаратом, вставляя в него узкие ленты диафильмов. Теперь папа не разрешал мне вешать экран-пододеяльник и не позволял близко подходить к аппарату – он все делал сам, а я был только зрителем.
– Твое дело смотреть! – говорил папа. – Это тоже нелегкое занятие.
И правда, это было не очень легко, если учесть, что в нашем домашнем кинотеатре, как и на медицинской Елке, одна и та же программа повторялась каждый день. Мои приятели теперь поздно возвращались из школы: готовились ко дню юнукров.
Во дворе и в красном уголке я общался теперь, главным образом, с пенсионерами. Кстати, однажды, когда я заказал в «Столе заказов» в качестве очередного развлечения катание на поезде метро (ничего другого я уже просто не мог придумать!) и когда я спустился на эскалаторе вниз, дежурный по станции усадил меня в первый вагон под табличку: «Для пассажиров с детьми и инвалидов». Я долго упирался, отказывался, но он решительно настаивал: "Нет, нет, сиди, пожалуйста: здесь твое место! Видишь, написано: «Для инвалидов».
В красном уголке я играл с пенсионерами и инвалидами в их любимые «сидячие игры»: лото и домино. И еще я привык слушать разговоры о разных болезнях. Я теперь точно знал, от чего бывают спазмы сосудов, каковы признаки грудной жабы, склероза и язвы желудка. Вернувшись домой, я подробно ощупывал себя и находил признаки всех болезней, о которых слышал во дворе. Кажется, я старел… Нет, не взрослел (поскорее вырасти и стать взрослым было в те годы моей самой заветной мечтой!), а именно старел и дряхлел.
Однако не все мои новые друзья поддавались возрасту. Бывший спортсмен дядя Рома все время говорил о пользе физических упражнений. И однажды я решил с его помощью потренироваться в хоккейной игре: мне очень хотелось научиться защищать ворота и когда-нибудь взять реванш за свое первое позорное поражение.
Мы договорились, что я буду стоять в воротах, а дядя
Рома попытается клюшкой забивать мне голы. Помню, дядя Рома, который очень любил физические упражнения, размахнулся, ударил – я упал и не пропустил шайбу. Но в ту же минуту упал и дядя Рома… Ему стало нехорошо.
– Простите меня, дядя Рома, – пролепетал я.
– Ничего, ничего… Просто переоценил свои возможности, – сказал он. – Каждому возрасту – свои игры…
Вечером Валерик, встретив меня, спросил:
– Играешь в хоккей с пенсионерами?
– А что такого особенного? Достойные, всеми уважаемые люди… Пользуются заслуженным отдыхом!
– Они-то заслуженным!.. – сказал Валерик. И усмехнулся: – Эх ты, пионер-пенсионер!
Так приклеилось ко мне еще одно прозвище.
«Когда же, – думал я, – сбудется, наконец, предсказание Деда-Мороза, и я узнаю, почему Валерик не подвластен волшебной силе?..»
«ОПАСНАЯ ЗОНА» В ПОСЛЕДНЕМ РЯДУ
Уже целые сутки я голодал… Я не мог больше питаться пряниками, пастилой и шоколадом.
Признаться в этом маме и папе я не хотел. Но когда они ушли на работу, я стал шарить в буфете и на кухне между оконными рамами, где мама обычно охлаждала продукты.
«Колдовство какое-то! – злился я. – Ничего нет… Нарочно едят в кафе и в столовой, чтобы я умер с голоду».
На моем столе, и в буфете, и на подоконниках лежали пакеты с призами и жестяные коробки с подарками, но я не мог даже смотреть на них. На улице я теперь всегда заранее, по запаху, угадывал приближение кондитерских магазинов и тут же переходил на другую сторону.
В полдень я попросил у соседки кусок обыкновенного черного хлеба.
Как я мечтал теперь о простом черном хлебе! Или о картошке с жареной колбасой!.. Или о том, чтобы посидеть просто вдвоем с Валериком и поговорить о наших общих делах, как это бывало раньше. Но общих дел у нас с ним уже почти не осталось…
Соседка черного хлеба не нашла.
– Хочешь пряников? – спросила она. – Или сладкого пирога?
Это было поразительно! Ведь наша соседка всегда утверждала, что для человеческого организма «пироги и пышки – это синяки и шишки». Соседка вообще любила по-своему переиначивать пословицы и поговорки. Она всегда учила свою Ренату: «На черный каравай пасть разевай!» И вдруг у нее не оказалось ни кусочка черного хлеба!..
В последнее время мои отношения с соседями резко изменились. Оба они официально заявили, что я стал наконец «нормальным жильцом».
И дело было не только в том, что я расколдовал и вернул им их любимую таксу. Моих соседей очень радовало, что я уже не читал Валерику по телефону свои сочинения, что вообще телефон отдыхал теперь от моих разговоров, что уже никто не бросал в почтовый ящик «вещественные условные знаки» и что никто из моих приятелей не оставлял в коридоре следов от своих ботинок. Соседей радовало мое одиночество…
