— Да я в неё не влезу.
— Ничего, как-нибудь.
Отец усмехнулся — давненько он не спал в люльке. Но уж раз обещал — спорить с сыном не стал. Залез в люльку, подтянув колени к подбородку.
— Баю-бай! — качнул люльку Чубо. — Засыпай!
Отец посмеивался вначале, потом неожиданно зевнул да и заснул спокойным сном.
Мать, увидевши отца в люльке, перепугалась.
— Батюшки! Ты зачем в люльку лёг? Может, тебе пелёнку подстелить? Господи, что в этом доме творится!
Отец приоткрыл глаза, а подняться из люльки не может. Тело-то большое, а сил не хватает. Слабым стал, как ребёнок. Еле-еле вытянул одну ногу.
— Устал я чего-то, — сказал он и заснул ещё крепче.
Мать повздыхала, покричала да и сама легла спать. Подождав, пока она заснёт, Чубо вышел в сени, а там стояли мешки с зерном. Он приподнял один мешок — и вправду стал сильным, поднял другой — здорово получается! Отнёс мешки на чердак.
Потом вышел во двор.
— Ика, чика? — послышалось из темноты. — Почему не спишь?
Это бабушка Далба сразу заприметила внука.
А Чубо между тем достал из сарая лом и ударил им в каменную стенку забора — бух! Так он долбил, пока не выдолбил в заборе окно. И в этом окошке сразу показалась голова дедушки Далбу.
— Добрый вечер! — сказал дедушка и приподнял шляпу. — Добрый вечер, бабушка Далба!
— Ах, как хорошо иметь окно! — обрадовалась бабушка. — Ай да Чубо! Теперь я вижу своего деда!
— Если есть окно, значит есть дом, — задумчиво сказал старик. — Правда, у нашего дома всего одна стена и одно окно, но это — не беда. Жалко, некуда гостя посадить. Надо бы скамеечку.
— Сделаем, — сказал Чубо и из тех самых камней, что вывернул ломом, построил каменную скамью.
— Хочу гостя![6] — неожиданно сказала бабушка Далба. — Очень хочу гостя!
— Где ж его взять? — сказал Чубо. — Все спят.
— А Мельничный Дядька?
Чубо невольно открыл рот.
Про Мельничного Дядьку он давно уж слыхал. Говорили, что Дядька этот живёт за рекой Рэут, на старой мельнице.
— Поезжай за ним, Чубо, — попросил дедушка. — Бери Снежного Коня и поезжай.
Чубо быстро слепил Снежного Коня с красивою гривой, с крепкими ледяными копытами. Запряг его в сани, — и быстро помчались они, только цокали ледяные копыта.
— Тпррру! — он остановил сани у порога мельницы и увидел, что в щель под дверью пробивается свет. Странный мерцающий свет — не воры ли? Или разбойники?
Прислушался Чубо и услыхал песенку:
Мой батя был мельник,
Был дед — мукомол.
И старший брателъник
Пшеницу молол.
Я тоже с пелёнок
Мелю и мелю.
Баранками с маком
Людей веселю.
Чубо вздохнул, набрался смелости и — бок! бок! бок! — постучал в дверь.
— Что привёз на мельницу, добрый человек? — послышался голосок. — Мельница не работает! Приезжай на будущий год! Тий! Какой красивый конь!
Мельничный Дядька приоткрыл дверь. Он был в тёплом кожухе, с длинной седой бородой. Но только маленький-маленький, ростом с сапог Чубо. В руке он держал свечу. Но не слишком близко к бороде, чтоб не загорелась, чего доброго.
Чубо изумлённо хлопнул глазами: не чудится ли ему этот Дядька?
В селе о нём часто говорили, а вот видеть не всем приходилось.
Мельничный не всякому показывается.
— Это ты пел, а?
— Мы, — кивнул головой Дядька.
— Ах вот как! Вас двое?
— Я пою, я и слушаю. Значит, нас двое. Вот только борода — одна на двоих.
— И давно ты здесь живёшь?
Мельничный поманил его пальцем.
Чубо переступил порог.
Дядька подвёл его к стенке, на которой висели три листочка: два жёлтых и один зелёный.
— Ага, — понял Чубо. — Значит, ты живёшь здесь две осени и одно лето.
— Точно! — кивнул бородой Мельничный Дядька, взял в руки молоток и принялся им постукивать то там, то сям. Постукивая, он снова запел:
Постучу-ка молоточком
По гвоздям и по гвоздочкам!
Чак, пак!
Будет мельница крепка —
Будет в мельнице мука!
Чак, пак!
— А я ведь пришёл по делу, — сказал Чубо. — Мои дедушка и бабушка празднуют новоселье и зовут тебя в гости.
— Занят я, — сказал Мельничный Дядька. — Эх, ну и конь у тебя! На таком коне и прокатиться не грех! Ладно! Поехали! Только чур я — верхом!
— Идёт, — согласился Чубо, и Мельничный вскочил на снежного коня, а Чубо упал в сани.
Весело помчались они.
— Слушай, — сказал Мельничный. — Я никогда в жизни не был в гостях. Что я должен там делать?
— Сам увидишь.
Дедушка Далбу издалека заприметил Чубо и Мельничного Дядьку. Он заиграл на губах барабанный марш: Бум! Бум! Бум!
— Заходите, заходите, высокие гости! — кланялась бабушка Далба.
Мельничный спрыгнул с коня, и Чубо подсадил его на подоконник, а на скамейку для гостей сам уселся.
Дедушка Далбу разгладил свои белые усы.
— А мы ведь родственники, — сказал он Дядьке. — Если мельники — белые, и если мы, снежные люди, — белы, тогда и калачи получаются белые.
— Это верно, — сказал Мельничный Дядька. — Если много зимой снега — тогда урожай большой.
Дедушка Далбу хотел рассказать, что и у него самого там, высоко в небесах, есть снежная мельница, да бабушка его перебила:
— Угощайтесь, прошу вас! Угощайтесь, высокие гости!
И она протянула в окно тарелочку. А на ней была конфета. Та самая.
— А как ты ремонтируешь мельницу? — спросил дедушка Далбу.
— Молотком стучу.
— Значит, ты в некотором смысле мастер?
— Ага.
— А не мог бы ты остановить луну вот здесь, над нами? А то в темноте иногда кажется, что у меня вообще нет старушки.
— Можно, дед. Но вначале закончу с мельницей. А уж там — и до луны доберусь.
Мельничный Дядька долго ел конфету. Она для него была чуть великовата, как для нас арбуз. А когда съел, положил за пазуху и тарелочку. Очень ему понравилось быть гостем.
— Я скоро опять приду, — сказал он.
Когда Чубо вытащил отца из люльки и отнёс на кровать, над селом уже кричали петухи.
Ранним утром во дворе послышались голоса:
— Туку, муку, барабуку! Помогите!
Это кричали, конечно, бабушка Далба и её старик. Дело в том, что отец, проснувшись, увидел дыру в заборе и немедленно стал её заделывать.
Снежные крики разбудили Чубо. Полусонный выскочил он на улицу, подбежал к забору и взобрался на окно, которое сделал ночью.
— Слезай, Чубо! — крикнул отец. — Кто-то пробил дырку, надо заделать.
Чубо ни с места.
— Что ты делаешь, мэй? — закричала с крыльца мать. — Хочешь его в стену замуровать?
— Тьфу! — плюнул в сердцах отец, махнул рукой и пошёл в свою столярку.
А Чубо спрыгнул с подоконника и пошёл досыпать. Так было спасено окно дедушки и бабушки.
Обрадованная бабушка не отрывала глаз от своего старика. А он значительно покашливал, сделавши вид, что ужасно занят. Покашлявши, он достал трубку и начертил ею на полях своего снежного пальто:
Тинга, ринга
Ти-ти-ри?!
На нашем языке это звучало бы так:
О люди!
Что плохого
сделали мы вам
с моей старушкой?
Зачем разъединяете нас
каменной стеной?
Как видите, это были стихи. В груди дедушки Далбу билось снежное сердце поэта.
Бабушке стихи очень понравились. Она читала их нараспев, прикрыв снежные ресницы, и читала бы, наверное, долго, но тут к ним стали подходить гости.
Первым пришёл мудрый пёс Фараон. Побурчал, поздоровался, почитал стихи.
Потом налетели дрозды.
Даже овца три раза выходила из загона. Придёт в гости, посмотрит в окно и уходит. Ни слова не сказала, туповатая.
— Хорошо иметь гостей, — заметил дедушка Далбу. — Но надо бы нам умножиться.
— Как это? — не поняла бабушка.
— Очень просто. Хочу снежного мальчишку!
Твердит дедушка Далбу своё, видит бабушка — делать нечего. Взяла да и родила снежного мальчишечку. Небольшого пока.
Представляете, что тут началось в их однооконном доме! Праздник, восторг!
Дедушке не было видно сына через окошко, и он кричал на всю улицу:
— Да подыми его повыше! Дай поглядеть!
Бабушка подымала сына повыше, а дедушка смеялся и приговаривал:
— Расти до потолка! Вот кто наш дом защитит!
