ко груди прижимает, другой на посох опирается. А
посох выше ее головы, а глаза злые да зеленые.
Бродит игуменья по двору монастырскому, подож-
ком стучит, по сторонам глядит. И чудится ей, что
не высоки стены вокруг обители, не крепки ворота да
запоры, широки оконца в кельи, ненадежны решетки
железные, легки ставни оконные. А обитель ее к Вол-
ге крайняя, к лихим заволжским людям ближняя. Не
хитро вольным людям через стену перевалить и всех
монашек как кур передавить да и забрать сокрови-
ща, что годами накоплены.
Не одиново распоряжалась Агапеюшка корен-
ного кузнеца-умельца из Кувыльного оврага позвать.
Но кузнецы, как сговорясь, одно в ответ: «Повреме-
нила бы, мать игуменья. Не вернулся еще из отлучки
главный умелец по решеткам, замкам да запорам. Вот
как объявится, и устроит все. А со стороны, кого по-
пало, не нанимала бы. Чай, помнишь, как один мо-
лодец по городу ходил и запоры со звоном дуракам
подлаживал!»
Ну вот ждала так мать Агапея и дождалась нако-
нец. Постучался в ворота дубовые кузнец-молодец,
рожа, как у цыгана, немытая да прокопченная, одеж-
ка в дырах, окалиной в кузнице прожженная, только
и видно из-под копоти, что глазами смел да волосом
русоват. А так по всему — из пекла от чертей выр-
вался.
Впустили молодца, и сама Агапеюшка его встре-
тила. А кузнец под ее крестное знамение поклонился
и таково первое слово молвил:
— Ох, матушка игуменья! Сквозь годы старые кра-
са твоя бывалая на свет божий пробивается! Чай, все
княжичи за молодой-то вперегонки бегали да свата-
лись!
Любо старой карге, что такой молодец разглядел-
таки красу ее бывалую. Разомлела сердцем, раздоб-
рилась, поманило похвалиться молодостью:
— Семеро княжичей на одном году один за дру-
гим ко свет батюшке сватов засылали. Да четверо бо-
ярских сынков сватались. Только охотнее было с ми-
лым за море плыть, чем с немилым да постылым в
тереме жить! Ну а ты-то, статен молодец, кто таков,
чем живешь, давно ли железо куешь?
И глазки свои зеленые пытливые на кузнеца уста-
вила, словно до сердца и ума доставала.
— Сызмала по кузницам, матушка. У самых сме-
калистых обучался, а свою кузню завести — судьба
не потешила. Вышло так, что землица у боярина*
баба у басурмана, а я гол сокол. Один живу, хозяе-
вам кузнецам служу. А о деле не сомневайтесь: устро-
им все по-божески да как хозяйкой будет указано!
И тут же, при глазах игуменьи, из мешка ручные
мехи достал, наковаленку, молотки, зубильца да бро-
дочки разные. В горушке-холмике горнецо из дюжи-
ны кирпичей сложил и за работу принялся.
Первым делом указала Агапеюшка на оконце од-
ной кельи решетку заново укрепить. Кует кузнец, мо-
лотком стучит, железо калит, зубилом рубит, сталь-
ным бродком дырки пробивает, горячими заклепка-
ми скрепляет. И непонятные мудреные штуковины
подгоняет. А игуменья около сучится, не отходит, на
окно кельи искоса поглядывает, как псина стороже-
вая. Вот приставил кузнец к окну келейному лесен-
ку и начал новую решетку к дубовым косякам при-
лаживать. Прилаживает, молоточком реденько посту-
кивает и странную песенку поет:
Левый — влево, правый — вправо,
И злодейка вниз пойдет!
А закрыть наоборот:
Левый — вправо, правый — влево,
Вверх злодейку потянуть
И под песенку замкнуть!
Слушает Олена, как кузнец у окна ее кельи сту-
чит и песенку себе под нос гнусит. Слушает, а к окну
подойти не смеет, гнева злыдни игуменьи опасается.
Черный кузнец, прокопченный, и одежонка прожжен-
ная, стучит и песенку петь не перестает.
— Божье-то дело с молитвой вершат! — поучает
игуменья.
— Да ведь и песенка-то моя на божий лад! Так,
для души, чтобы грешные мысли в голову не шли!
И снова молотком стучит и ту же песню поет. По-
том неистово молотком по дубовым косякам стучал,
кованые гвозди заколачивая, будто бы намертво ре-
шетку закрепляя. Вот, мол, гляди и слушай, карга,
как стараемся живую душу в келье захоронить!
После полуденной трапезы Агапеюшка указала
кузнецу дубовую дверь на погребице железом крест-
накрест оковать. А сама от кузнеца ни на шаг. Вот
глядит послушница Олена в келейное оконце, паль-
чиками за решетку ухватившись, глядит, как насу-
против чумазый кузнец дверь в погребицу железом
околачивает и мудреный запор прилаживает. А пе-
сенка из ее головы никак не уходит:
Левый — влево, правый — вправо...
А закрыть — наоборот...
Странная, мудреная песенка. Что влево, что впра-
во? Кто злодейка? И не замечает пока, что пальчи-
ками за неприметные железные головки-болтики дер-
жится. Ну, не беда, Олена, послушница подневольная,
скоро догадаешься. Ох и слюбятся тебе эти холодные
железинки! Вот слышится ей говор кузнеца с Агапе-
юшкой.
— Открывай погребицу, игуменья, надо с обеих
сторон дверь оковать.
Нехотя достает мать Агапея из-под одеяния ино-
ческого отмычку и вкладывает в скважину и с боль-
шой натугой поворачивает. Но не поддается запор ру-
кам игуменьи. Под рукой кузнеца послушалась от-
мычка, щеколда глухо стукнула, и нехотя дверь ото-
шла. Жалеет кузнец-молодец мать игуменью:
— С таким-то ключом-отмычкой да дурным запо-
ром не то что пальчики, ручки выломаешь, матушка!
Позволь-ка мне над запором малость поколдовать —
как святым духом будешь дверь открывать! Этой же
отмычкой, но без натуги, легонечко!
Сладко было старой чернице, что такой статный
молодец, хоть и чумазый, как последний цыган или
кержак-углежог, ее пальчики и ручки жалеет. И по-
зволила ему над запором поворожить, лишь бы от ли-
хих людей да отбойных озорных келейниц надежно
было.
Вот трудится кузнец, с обеих сторон двери желе-
зом обивает, запор подгоняет. И чует, как ему спину
сквозняком из погреба прохватывает. Догадывается:
«Сквозь дверь, в щели, этот ветерок не зря мне слы-
шался. В погребах завсегда сыро да холодно, а сквоз-
някам откуда тут быть?»
Спуститься бы в эту дыру-погребицу, узнать, от-
куда ветром дует, да игуменья около крутится. На
помогу к ней еще две карги из трапезной выползли,
глядят на молодца из-под клобуков, как змеи шипу-
чие. И на келейное окно поглядывают. Это там моло-
дая послушница, душой добрая, сердцем смелая, ли-
ком и станом красивая и потому им ненавистная.
Допоздна старался кузнец над дверью в погреби-
цу и.позвал игуменью попытать, как дверь открыва-
ется да закрывается. Ключ-отмычку подал в руки
Агапеюшке:
— Ну-ка, матушка, попробуй, узнай, каково те-
перь открывается-закрывается.
Раз да другой замкнула да открыла игуменья по-
гребную дверь дубовую и диву далась:
— Ох, господи, да как легко-то да просто стало
супротив прежнего. И щеколды мягко, без стука па-
дают!
— Вот и ладно, мать игуменья, теперь и ручки не
натрудишь и пальчикам не больно. Ручки-то у тебя
белые да мягкие, бывало, чай, и князья и бояре на
них заглядывались, как медовухой гостей обносила.
Такие ручки жалеть да беречь!
Ох и любо же, радостно от слов кузнеца Агапеюш-
ке. И рукой, пропахшей ладаном, по щеке добрень-
ко его потрепала и за работу похвалила. Не догады-
валась только ханжа старая, что дверь в погребицу
теперь изнутри без отмычки запросто открывалась...
Наложили на Олену епитимью-наказание строгое,
монастырское за жизнь вольную, и сидеть ей в келье
