под замком затворницей, глядеть на мир сквозь окно
зарешеченное. Во дворе сумерки, ушел за ворота чу-
мазый кузнец, только песенка его диковинная не хо-
чет из головы уходить, в ушах поет, выговаривает:
Левый — влево, правый — вправо,
И злодейка вниз пойдет!
А закрыть — наоборот...
Уж не об этих ли двух неприметных железных
головках, что торчат. из углов решетки, напевал этот
кузнец, что словно отроду свою рожу не мыл? Левую
головку влево повела. И правая вправо послушно ото-
шла. На решетку чуть-чуть понажала и еле в руках
ее удержала. Открылось окно келейное, хоть сейчас
из кельи беги, хоть погоди. Вот и река родная видна,
тускло блестит в сумерках, а в ней и месяц, и первые
звезды дрожат-отражаются. Текла бы Волга-матушка
под самой стеной, нырнула бы она, Олена, из окна
келейного да в самую глубину реки, до камней осет-
риных, до стерляжьего игрища!
Притаив дыхание, послушница злодейку-решетку
на место подтянула, неприметные головки в свои гнез-
да подвинула. И никаких примет: как тут была ре-
шетка железная! А послушница Олена на тяжелый
стул опустилась в смятении:
— Господи, сыну божий, добрый, праведный! Не
ты ли сокола моего послал мне во спасение?
Радостно думать Олене, что в любую ночь может
покинуть эту душную келью, только бы знать, куда
бежать, где найти своего сокола. Али ждать, когда
сам придет, позовет? И снова к окну подошла, сквозь
решетку в сумерки глядеть туда, где Волга струится,
а в ней месяц и звезды дрожа отражаются.
Не скоро разыскал атаман Позолота потайную
щель подземного лаза под частокол монастырской
стены. Ощупью до погребицы добрался, наружную
дверь отомкнул, что недавно железом околачивал, к
Олениной келье прокрался и тихо-тихо в решетку по-
стучал. А перед рассветом тем же путем назад, к
Волге, выбрался. И отрадно было думать атаману,
что оставил свою Олену с надежей великой на жизнь
радостную и тревожную. Да оставил ей отмычку же-
лезную, точно такую, что игуменья на пояске под
черной одежкой носит. Темны ночи бабьего лета, сен-
тября — месяца осеннего. Но светлы и радостны ду-
мы Олены, подруги надежной Сарынь Позолоты...
Долго пропадал на стороне побратим инока Мака-
рия. Загрустили шестеро молодцов да и монашья бра-
тия: «Не попался ли атаман в руки злого ворога?»
И вот нежданно-негаданно появился он в новой келье
инока с тяжелой сумой на плече. Из сумы ковчежец-
ларец достал, дорогой цены, красы несказанной, ра-
боты мастера византийского, и на пол к ногам побра-
тима поставил:
— Вот получай, брат, на новоселье дарю. Достраи-
вай гнездо свое, не скупись, стеной обноси, укрепляй.
Только ордынца не задабривай. От ханов не откупать-
ся, а отбиваться надо. И мечом, и копьем, и людом
простым, православным!
Склонился инок Макарий над серебряной посуди-
ной, приоткрыл, качнул. И зазвенел ковчежец звоном
золотым да серебряным. И дивится монах богатству
подаренному. И дивится, и страшится:
— Кого, какую обитель ограбили?
— О том побратима не спрашивают. Принимай,
не выпытывай. Рук не прожжет, грехов не прибавит.
Все по святому писанию: «Кесарево — кесарю, бого-
во — богу!» А то, что на речке Керженке захороне-
но — до черных дней погодим!
1
Над Волгой весенний
ветер гулял, бурую волну навстречу реке гнал, пос-
ледние застрявшие льдины истончал, кусты пушистой
вербы на песках низко пригибал. Старался ветер, вес-
не помогал. Сквозь редкий дубняк новая обитель ино-
ка Макария смолистыми бревнами желтела, а вокруг
нее монахи как муравьи трудились, ограду-частокол
укрепляя, во дворе порядок наводили. Позолотины
ватажники нехотя им во всем помогали и часто по-
сторонам и в небо глядели.
Ох, немила им стала жизнь спокойная, монастыр-
ская, дохнуть бы вольной волюшки, взмахнуть вес-
лами и уплыть по Волге до самого моря Хвалынско-
го, либо вверх по реке до ярославской земли, до воль-
ного Новгорода!
А высоко в поднебесье сокол высоту набирал, что-
бы сверху выбрать добычу из всего стада гусиного,
что собралось в полет к морю холодному. Выбрать,
от стаи отбить и на лету заклевать, забить, на землю
посадить и позавтракать, зоб набить мясом горячим,
живым. В тот час атаман Позолота на крутояре си-
дел, на волжскую даль-волну глядел, думу думал и
невеселую тихую песню пел:
Сизый сокол, ты
Птица вольная,
Сердце смелое,
Жизнь раздольная!
Научи, подскажи,
Как мне жизнь дожить,
Среди ворогов
Головы не сложить,
Да и честь свою
В чистоте сдюжить!
Чтоб от ворога
Никогда не бежать,
Храбрым воином
Под крестом лежать!
Шестерым его воинам-ватажникам монастырская
жизнь до некуда приелась, наскучила. И сыты, и в
тепле, а не по душе им это житье спокойное. Давно
построены кельи монастырские, приземистые и креп-
кие, из леса строевого, отборного. И все кругом обне-
сено частоколом-загородью. Покряхтели, поработали
ватажники, помогая монахам инока Макария. И смер-
дам окрестным покоя не дали, всем дело нашли, ко-
му вольное, другим подневольное. По стороне вата-
гой ходили, смердов-умельцев искали по делу избя-
ному и кузнечному и к Желтоводской обители зазы-
вали.
Трудились, не жалея себя, как свой дом строили.
Со смердами-умельцами по рудным ручьям и болотам
ходили, рудную землю добывали, на себе выносили и
конем вывозили, из той руды железо выжигали для
железных укреп на стены монастырские. И попутно
окрестный народ, крещеный и некрещеный, тормоши-
ли и подгоняли, чтобы везли и несли к божьему дому
на желтые воды всякую железину. А бабам и стару-
хам наказывали холста для монастыря не жалеть, по-
тому как ходить по земле нагишом чернецам сам бог
заказал. И керженским бортникам, нелюдимам лес-
ным, двуногим медведям, заботы прибавили, чтобы
медом обитель не обходили, не забывали и до моро-
зов на своих долбленках приплывали. А в лодочках-
долбленках дуплянки липовые — кадочки их румя-
ные — медом свежим полнехоньки. Как было не по-
радеть божьей обители, что стала поперек дороги ли-
хоимцу татарину, баскаку ханскому!
По всем сторонам ходили молодцы Сарынь Позо-
лоты, пока Желтоводский монастырь на ноги подни-
мался, и повсюду славили инока Макария. Молву
разносили, что над Желтоводскои обителью стоит мо-
нах жизни самой праведной, не распутник али скопи-
дом какой, а инок Макарий из Печерской обители, и
служит он только богу да князю московскому и креп-
че дуба стоит супротив басурман и ханских угодни-
ков.
Досталось ватаге Сарынь Позолоты, было порабо-
тано, погнули спинушки, досыта наломались под ду-
бинушку, хватили и голода и холода, помогая побра-
тиму своего атамана. Без мала два лета прожито, к
вольным делам не прикасаясь, а на божьем деле так
бывает невесело, что тоска наваливается смертная.
Вот и начали задумываться ватажники и думой с
атаманом делиться. Не пора ли вверх по Волге всей
ватагой сплавать, когда здесь все трудные дела спра-
вили? В низовский Новгород заглянуть, по богатым
лабазам да кладовым пройтись, на богатеев и бояр
