Раз уж так всё сложилось, не будем дитя томить. Давай я вместе с ним и с тобою слетаю к вам домой, и в колыбельку уложу, нежно, как родимая матушка. Убаюкаю. Вроде бы как печаль его сиротскую развею.
Уж такая сердечная девушка – дочка царская! Хорошая, добрая девушка, хоть и царевна!
И опять превратилась Луняша в Чудь-птицу-рыбь небывалую, а царевна с дитём в руках верхом меж ее крыльев уселась. Так вот и полетели они во дворец Хранителя всея Луны – родного отца Луняры и ее братика. Летели, летели и до самой Луны долетели. Там Луняра братика, дитя совсем зелененькое, спать уложила, спев ему колыбельную, которую ей матушка в детстве пела. И уж очень понравилось царевне в лунном дворце. Понимает, конечно, что царь-батюшка там, на Земле, в тревоге и печали пребывает, а от дитяти душой оторваться не может.
Но раз прибыл Афоня пред ясные очи Хранителя всея Луны и честно перстень вернул, испытания тяжкие превозмог – искупил вину, что на чужое позарился, значит теперь можно и домой возвращаться. И царевну во дворец проводить заодно. Ведь не по своей охоте, а по царскому указу в путь далёкий пустился. Пора отчитаться – честь по чести доставить домой беглянку. Долг перед царём и отечеством выполнить.
– Совесть очистил! Пора и честь знать – домой, на Землю возвращаться! – решил Афоня, ловя умолкающие чарующие звуки голоса Луняры, даже немного жалея, что окончились её танец и пение, которыми поведала она, с чего всё закрутилось-завертелось.
Афоня обернулся лицом к Хранителю всея Луны и с искренним почтением поклонился ему. Афоня хотел сказать все, что думает, что нужно бы ему царевну домой к батюшке доставить, а ему пора откланяться. Но Хранитель, словно прочел его мысли об этом, развёл руками и тоже в ответ запел. Да так, что от звуков голоса его рождались вихри. Эти вихри охватили Афоню, завертели. И он будто бы провалился сквозь дворцовый пол. Потом что было, Афоня помнил смутно. Только нежные звуки, похожие на колыбельную, то баюкали, то пробуждали его. А он всё летел, куда-то вглубь неведомой звездной тьмы, в самую сердцевину Луны. И вдруг шлёпнулся в озеро, словно сквозь плотные облака провалился на поверхность Луны. Тёплое, пахнущее, как парное молоко. Пригляделся. Зачерпнул пригоршню и подивился. Это и впрямь оказалось парное молоко. Вкусное и дивно пахучее. Тут вдруг он услышал детский плач и ласковый девичий голос:
– Баю-баюшки-баю! Не ложися на краю! Тихо, малыш, не плачь!
Оглянулся Афоня и увидел, что на берегу этого самого молочного озера девушка стоит, по-нашему белолицая да румяная. Длинная, заплетенная коса вдоль спины. Улыбается ему. А рядом карапуз зелёненький за подол её держится.
– Э! Да ты никак царевна и есть? – догадался Афоня.
– Да, я царевна, – ответила девушка.
– Здравствуй, царевна! Я за тобой прилетел! Загостилась ты тут! А на Земле царь-батюшка тоскует по тебе, переживает! Заждался тебя, царевна, батюшка твой, царь наш! Уж, почитай, который месяц ждёт не дождётся тебя домой! Пора возвращаться!
– Как так? – изумилась царевна. Ещё и вечер не наступил. Я только один день здесь. День, правда, долгий. Никак не кончится.
И то правда, свет кругом ясный, ни облачка. Только догадался Афоня, что находится он внутри луны, а не снаружи. Это снаружи тьма-тьмущая. Ночь нескончаемая. А здесь свет несказанный. Светит, сколько хочешь.
– Пора, царевна, в обратный путь собираться! – сказал Афоня царевне.
– И то верно. Пора! Жалко с малышом расстаться, – вздохнула в ответ царевна.
А малыш сразу реветь начал! Видно, понял, что прощаться время пришло с царевной, ставшей ему доброй и заботливой матушкой. А красота там была – необыкновенная. Цветы на глазах распускались с музыкой. У каждого цветка – своя музыка, как цвет или аромат. Цветы крупные, яркие, сочные. Лепестки как раскроются, дух испускают сладчайший. А внутри мякоть самого цветка вкуснейшая, вроде пирогов с начинкой. Куда там царским застольям да поварам!
А тут и Луняшка подошла. Взяла на руки малыша, братика своего младшенького, и стала благодарить царевну за то, что успокоила и утешила ребенка. Малыш сладко заснул у Луняшки на руках. И она шёпотом им сказала:
– Вот сейчас самое время нам возвращаться. Братик мой за столько времени впервые успокоился и так крепко заснул.
С этими словами Луняра положила малыша в колыбельку, что стояла на берегу молочного озера. Тихонько подняла руки над головой. Хлопнула в ладоши, и превратились они в прежние крылья. Вернулось прежнее её обличье, которое уж больше ничуть не пугало ни Афоню, ни царевну. Покрепче обняла Афоню и царевну. И все трое полетели.
Сколько летели – не приметили. Но вскоре очутились все трое посреди царского сада, между царским теремом и теремом царевны. Разметало их по траве, всех в разные стороны.
Вот ты и дома, царевна! Спасибо тебе за то, добрая душа, что помогла нам в нашем горе. Успокоила малыша! Но пора тебе домой, царевна! Царь-батюшка тебя заждался. Мы всегда будем помнить твою доброту! – услышал Афоня голос Луняры, которая прощалась с царевной.
Звала царевна обоих, и Луняру, и Афанасия, в терем царский. Награды Афоне сулила от щедроты душевной. Но для Афанасия самая большая награда, чтобы его испытания закончились. И поэтому он честно ответил царевне:
– Сколько я повидал богатств заморских! Видел кладовые вулкана, драгоценности океанских глубин, и понял: пока живёт человек на земле, зорки должны быть не только его глаза, чутки не только его уши, но и душа, и сердце всё видеть и понимать должны. Каждый человек – властелин незримых богатств необъятной земли. И кроме осознания этого счастья, все вознаграждения малы в сравнении с этим и только обременительны. Пусть остаются с теми, кому они в радость. А вот о чём, царевна, я тебя очень попрошу, так только о том, чтобы ты о моих младших братишках и сестрёнках позаботилась, пока я в пути буду!
И то верно: ему, столько повидавшему, какие там награды! Да ещё к тому же это была ночь полнолуния. И Луняре нужно было спешить к Хрусталь-реке.
Афанасий, как человек чести, девицу, будь она хоть Чудо-Рыба-звериная, одну отпустить не мог. Должен проводить! Словом, откланялись Афоня и Луняра. Простились сердечно и дружески с царевной.
Обратилась Луняра опять в Чудо-Рыбь. Расправила крылья. Афоня схватился за хвост её, и полетели они к Хрусталь-реке.
А когда прилетели к заветным берегам, опустились на землю, Луняра красотой своей словно осветила берега Хрусталь-реки. Чуть постояла среди высокой травы цветком нездешним и тотчас в мелкие звёздочки рассыпалась. И стоит вместо неё – ведунья-вещунья вековая. Седая, вечная, мудрая. Только угадывается среди черт лица прежняя юная красота Луняры. Угадывается и светится сквозь обличье дряхлой старушки. От нестерпимой жалости и боязни, что может и не вернуться её прежняя красота-младость, Афоня взмолился:
– Зачем душу мою терзаешь? Зачем опять старой такой стала?
А чтобы Хрусталь-реку стеречь от глаза завистливого, от глаза случайного. В ночь полнолуния, когда лик печальной и мудрой Луны отражается в водах Хрусталь-реки, начинается великое преображение. Течение реки замедляется, а вскоре вовсе замирает. Поперёк себя встают воды реки, превращаясь на глазах в грани прекрасного и сверкающего кристалла, хрусталя невиданного. Высоко-высоко до небес возвышается этот чудодейственный кристалл, лежащий меж берегов. На его гранях отражается всё то, что видела и видит Луна со своей высоты, глядя на Землю: переплетения судеб людских и целых народов. То, что она показывает, лиходеям знать нельзя. Потому что в знании того, что и как будет, сила огромная. С её помощью властолюбец управлять целыми народами может. Жадный до богатств человек может употребить во зло те откровения, что посылает в полнолуние Хрусталь– река. Глупец и того опаснее. И всякий, кто окажется в заветный час на берегу Хрусталь-реки, посвящается во все тайны, когда-либо бывшие на земле, и видит он их в истинном свете. Истинное знание даёт власть над людьми. Увидит, не дай Бог, злой человек и станет выдавать узнанное за свой якобы чудесный дар предвиденья или способность читать в прошлом. И люди в страхе перед этим непостижимым чудом станут поклоняться ему. Поэтому нужно беречь тайну Хрусталь-реки от людей, чтобы не было злого искуса власти. Для этого я и меняю обличье. В полнолуние я преображаюсь в Чудище – Чудь-Рыбину звериную. Если наблюдаю видения, посланные луной в заветный час Хрусталь-реке, и вижу, что грозит людям великая беда, – неприметной старушкой отправляюсь бродить по белу свету. Как могу, предупреждаю людей о грозящей опасности. Потому и зовут меня знающие люди ведуньей-вещуньей, – объяснила Луняра.
– Но ведь столько бед на земле случается? – возразил Афоня.
– А какая бы беда ни случилась, помни, что тебя, смертного, неведомо от какой ещё большей напасти Судьба уберегла, – ответила Луняра. – Всё, что показывает Хрусталь-река – не для баловства, не гордыню тешить, не для власти людской. Предостережение от худшего. А в красе – соблазн и людям, и мне самой. Потому и сторожу Хрусталь-реку ветхой старушкой. Но пора нам прощаться. Мне Хрусталь-реку хранить. Тебе к прежней жизни возвращаться. Видишь, уж полная Луна взошла? – сказала Луняра, опустившись к Хрусталь-реке и зачерпнув пригоршню воды.
