Ознакомительная версия.
— Бабаконька! Осторожно! Ты разобьёшься! — кричу я.
Я очень испугался за неё, ребята! Всё-таки потолки у нас два двадцать, можно и попу при падении отбить.
— Не волнуйся за меня, мальчик! — нараспев кричит Бабака. — Лети ко мне, мой маленький Мук!
— Но у меня не получается! — Я просто в отчаянии.
— Давай же, Мук! Поднажми! Помни, фантазия способна творить чудеса!
И тут, знаете, меня разобрала какая-то здоровая спортивная злость. С собаками фантазия, значит, способна творить чудеса, а с людьми что же? «Ну нет, — думаю, — просто так я не сдамся! Взлечу! Как пить дать воспарю!»
Зажмурился я так, что в глазах почернело и розовые круги перед носом пошли. Напрягся весь, вжался в матрас — аж вспотел.
— Молодца! — подбадривает меня сверху Бабака. — Ещё немножечко, ну!
Чувствую, у меня уже температура поднимается от натуги. Я испариной весь покрылся, горячий, а матрас подо мной дымится. Бабаке только того и надо — она под потолком круги нарезает:
— Так держать! Ещё чуточку!
Дым вокруг коромыслом, воздух в комнате накалился — хоть яйца в нём пеки.
— Брум-блюм-трум-блю! — вдруг вырывается у меня изо рта.
«Что за ерундовина?» — думаю.
Гляжу, а матрас подо мной медленно отрывается от пола, преодолевая земное тяготение, и воспаряет!
— Ур-ра! — вопит сверху Бабака. — Ур-р-ра!
— Получилось! У меня получилось! — Я ликую и готов чепчики в воздух швырять от счастья.
Медленно, но верно матрас поднимался в воздух. На ходу он подрагивал, словно чего-то опасаясь. Видно было, что моё напряжение передалось и ему. Бедняга ужасно нервничал.
— Не дрейфь! — наставляла меня Бабака, паря на своём коврике. — Стань с ним единым целым! Приручи его! Пришпорь!
С этими словами Бабака берёт свой коврик под уздцы и описывает вокруг люстры какой-то немыслимый пируэт.
Я следую её примеру. Уже через пять минут я рассекаю воздух в квартире со скоростью и отчаянностью немецкого гонщика Шумахера. Матрас слушается меня беспрекословно. Недаром мы с ним два года бок о бок ночи напролёт коротали.
— Что ж, маленький Мук, теперь ты, кажется, готов к полёту над городом, — говорит Бабака, а сама уже дёргает шпингалет на раме.
Распахивает она окно и вылетает наружу.
Я за ней. А что мне остаётся?
Я думал, страшно будет — высоты вообще-то побаиваюсь. Но мне прямо с первых секунд понравилось летать. В лицо тёплый ветер, матрас подо мной так и заходится! Вороны шарахаются в разные стороны, а внизу машинки, светофорчики и пешеходики — идут по своим делам, глядят под ноги, нас с Бабакой не замечают.
А ей только того и надо.
— Давай, — кричит, — похулиганим!
— Давай! А как?
— Будем срывать шляпы с пешеходов. Кто больше наберёт, тот и выиграл! — И сломя голову бросается на своём коврике вниз.
Мы с матрасом следом. Он у меня — летательный аппарат неопытный: заносит нас то и дело. Спустились к земле поближе, а там Бабака уже поджидает нас с кислой мордой:
— Вас только за смертью посылать! Полетели к Оби, пока не стемнело.
— А как же шляпы? — спрашиваю.
— Не носят барнаульцы нынче шляп. Только панамки, да и то одни детсадовцы. Остальные простоволосыми ходят. Я с одного помятого гражданина газетную пилотку сдёрнула, так он мне в ухо дал!
«Понятно, — думаю, — почему у неё настроение испортилось».
— На Оби сейчас половодье, заливные луга! Красота! — говорю.
— Тебе, может, и красота, а жителям деревни Затон не до шуток. — Бабака загадочно говорит и поворачивает коврик в сторону речного вокзала.
Когда мы добрались до реки, уже стало темнеть. Солнце, круглое, багровое наполовину ушло под воду. Будто кто-то гранат в речку бросил, а он всплыл. Обь широкая, пенная, разливанная. Мы как раз посерёдке зависли, над Новым мостом. Пускай матрас с ковриком отдохнут. Вниз глянули, а там такая неоднозначная картина разворачивается!
Слева, значит, на высокой городской набережной гуляют отдыхающие. Все в белом и розовом, с воздушными шарами, с эскимо на палочках. Фотографируются с обезьянками на фоне заката. Иные на лодочках катаются, песни под гармонь поют. На холмах, там где семиметровые буквы «БАРНАУЛ» — точь-в-точь как в Голливуде, — отдыхающие на джипах пускают салют.
А справа в это время мамочки родные что делается! Я как будто на картину Карла Брюллова «Последний день Помпеи» взглянул, мне показалось! Песчаный берег размыло, из воды одни тополиные макушки торчат и крыши домов.
А на крышах козы, коровы, собаки, люди и кошки. Мычат, лают, лапами-руками-хвостами машут — нас приметили. Один товарищ в телогрейке даже развернул транспарант:
SOS! НАС СМЫВАЕТ!И тоскливо глядит в небеса. А рядом с ним мальчик моего примерно возраста — в трусах и с поросёнком в руках.
— Бабаконька, ИХ СМЫВАЕТ! — кричу, а у самого от жалости слёзы наворачиваются на глаза. — Что же делать?!
— Ты, главное, не паникуй. Сейчас мы будем вызывать пожарных и милицию. Давай мобильник!
— Какой мобильник! Я в одних тапочках!
— Это плохо. — Бабака задумчиво глядит вниз. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих… Придётся селян стихийно эвакуировать. У тебя на матрас сколько влезет народу?
— Человек пять-шесть, если потесниться.
— Масштабней мысли — не на «Титанике» работаешь. Человек пятнадцать плюс корова — главное, чтобы пружины выдержали. За мной! — командует Бабака и несётся в сторону Затона.
Там нас уже ждали. Надо отдать селянам должное — действовали они сплочённо, без паники. В первую очередь усаживали на матрас дошкольников с непромокаемыми пакетами.
В пакетах самое необходимое: деньги, паспорт, котлеты.
На левом берегу их уже поджидали кареты скорой помощи и отдыхающие на джипах. Это они запускали салют, а потом вызвали скорую, когда увидели меня в бинокль на матрасе с первой порцией спасённых. Сначала, правда, хотели подстрелить, но потом передумали.
Вторым эшелоном летели беременные женщины. С ними я намучился — они громко кричали мне в уши. Обещали, что сыновей Константинами назовут. А одна — Феоктистом. Бабака тем временем перевозила на коврике рогатый скот и собак. Кошек, по понятным причинам, пришлось спасать мне, вместе с мужчинами.
В последний заход я забирал товарища в телогрейке. Пришлось повозиться — он боялся высоты, вцепился в транспарант и кричал:
— С тонущего корабля бегут только крысы!
И лишь когда была спасена последняя кошка, мы с Бабакой вздохнули свободно. К этому времени на набережной уже собрался весь город. Вести по Барнаулу разносятся быстро, а сибиряки — народ с широкой душой. Обездоленных затонцев мигом разобрали по домам. А коров с козами директор гастролирующего цирка приютил у себя на время — пока вода не схлынет.
Журналисты тоже понаехали с телекамерами и давай нас фотографировать. Я как-то застеснялся, в домашнем всё-таки — треники да тапочки. Но Бабака не упустила момента — держалась перед объективами молодцом. Даже речь двинула:
— Барнаульцы и барнаулки! Вы проявили себя достойно! «Возлюби ближнего своего, как самого себя!» — гласит народная мудрость! Сегодня ты спас соседа от наводнения, а завтра сосед спасёт тебя от землетрясения! А теперь расходитесь, граждане, пора баиньки!
Домой мы попали за полночь. Но мама с папой на нас не ругались. Даже за то, что я испортил почти новый ортопедический матрас (от перегрузок и стресса он пришёл в полную негодность).
Уже ночью, когда я лежал в постели, а Бабака у себя на коврике (он почему-то совершенно не пострадал), я сказал:
— А всё-таки хорошо, что мы вылетели в окно именно сегодня.
— Угу, — послышалось с коврика.
— Постой! — Я вдруг вскочил с кровати.
— Ну что ещё?
— Ведь я летал благодаря своей фантазии!
— Разумеется.
— Но как же остальные? Как летали они?! Выходит, что фантазия способна…
— Вот именно, — буркнула Бабака, отворачиваясь к стенке. — Творить чудеса. Спи уже.
И я уснул. С чувством выполненного долга. На следующее утро я проснулся другим человеком. Не мальчиком, но мужем.
— Кажется, я рожаю, — сказала мама за чашечкой чая и стала рожать.
Папа стал вызывать скорую.
— Але, скорая?
…Скорая, я рожаю!
…Да не я! Моя жена!
…Что? Как зовут жену? Катя, как зовут жену? Тьфу ты!
…Екатерина Алексеевна Косточкина! Что, не понял? Какой срок? Вы в своём уме?
…Катя, какой у нас срок? Да я не нервничаю!!! Сорок недель.
…Адрес? Адрес, адрес, адрес… Костя, какой у нас адрес? Проспект этого самого… как его…
…Ленина, 35–27! Да, домовой! Нет, домофон!
…Хорошо, ждём.
Ознакомительная версия.