— На вашу ответственность!
Дважды щелкнул замок, затем она отодвинула засов — и готово.
Касперль и Сеппель затаили дыхание.
Хотценплотц нажал на ручку и толкнул дверь. Он вышел на свободу, сдвинув разбойничью шляпу на затылок, и прищурил глаза от солнца.
— Как вы попали в этот сад? — прикрикнул на него господин Димпфельмозер.
— Через садовые ворота, — сказал Хотценплотц.
— И что вы здесь потеряли?
— Я имел намерение сказать бабушке «добрый день» и извиниться перед ней. За тогдашнее — ну, вы сами, впрочем, хорошо это знаете…
— Еще бы мне не знать этого! — воскликнул господин Димпфельмозер. — А вы знаете, что я еще знаю? Как только я уличу вас в малейшем нарушении закона и права, вы снова окажетесь там, где вам место — а именно, в кутузке: это ясно как божий день!
Хотценплотц склонил голову набок.
— Вы мне не поверите — но я твердо решил для себя стать честным человеком. Даю слово разбойника!
— Вы закончили? — резко оборвал его господин Димпфельмозер. — А теперь убирайтесь с моих глаз долой!
Хотценплотц протянул руку.
— Верните прежде справку об освобождении!
— Вот! — воскликнул господин Димпфельмозер. — Отправляйтесь с ней подальше отсюда. Но всегда помните о том, что мы располагаем средствами и способами держать вас на каждом шагу под полицейским контролем: к примеру сказать, с помощью известной дамы и ее хрустального шара.
— Вы разве не расслышали, что я покончил с разбоем? — спросил Хотценплотц. — Сколько раз еще я должен повторить это, прежде чем вы поймете, что для меня это серьезно? Будьте все здоровы!
Он сунул справку об освобождении в карман жилетки, потом слегка коснулся пальцами шляпы и покинул сад.
Касперль и Сеппель, господин Димпфельмозер и бабушка посмотрели ему вслед, они чувствовали себя до некоторой степени не в своей тарелке, все четверо, — когда их внезапно вывел из этого состояния пронзительный звонок.
Господин Димпфельмозер побледнел до кончиков усов.
— Мой велосипед! — закричал он. — Хотценплотц похитил у меня велосипед — и теперь уже во второй раз!
Переполох, как оказалось, был совершенно напрасным. Касперль и Сеппель уже собрались было сорваться с места, чтобы начать преследование разбойника, когда Хотценплотц добровольно вернулся в сад. Он, толкая, ввел велосипед и прислонил его к скамейке возле дома.
— Вы позабыли замкнуть его, господин главный вахмистр. И я подумал, что будет лучше, если я поставлю велосипед здесь за оградой.
С этими словами он слегка приподнял разбойничью шляпу и растворился окончательно.
Господина Димпфельмозера как обухом по голове огрело. Прошло полминуты и тридцать семь секунд, прежде чем к нему опять вернулся дар речи; и хотя он находился на службе и являлся сознающим свой долг должностным лицом, он сказал:
— После такой диспозиции, бабушка, я попрошу у вас рюмочку шнапса.
Бабушка нашла, что она тоже не прочь сделать глоточек, «потому что это так хорошо успокаивает нервы». Пока она, не теряя ни секунды, поспешила в дом, господин Димпфельмозер обратился к Касперлю и Сеппелю.
— Бегите к госпоже Худобок, — поручил он обоим, — и передайте ей, что я-де иду за вами по пятам. Она тем временем должна все подготовить, чтобы я тотчас же мог приступить к наблюдению за разбойником.
Он хотел было запереть велосипед на замок, однако никак не мог отыскать ключ в своих многочисленных карманах. Тогда, недолго думая, он крепко привязал его куском веревки к скамейке у дома.
— Четыре пары тройных узлов должно быть достаточно, я полагаю.
Завязав узлы, он тоже пошел в дом.
— Приятного аппетита! — крикнули ему вслед Касперль и Сеппель.
Потом опрометью кинулись к госпоже Худобок, причем самой кратчайшей дорогой: через заднюю калитку сада, прямо мимо компоста.
— Послушай, может, Васьти придется по вкусу что-нибудь из этого? — спросил Касперль, взглядывая на тыквы.
— Почему бы нет? — решил Сеппель. — Пусть попробует, а там видно будет.
Они прихватили с собой парочку маленьких тыкв. То, что каждая из них у бабушки на счету, они даже предположить не могли, а то, что речь к тому же идет еще и о тыквах необыкновенных, им и в голову не пришло: так хорошо бабушка хранила от них свою тайну.
Госпожа Худобок, как всегда, не спешила. Шесть или семь раз пришлось Касперлю и Сеппелю постучать в ворота сада, прежде чем она наконец соблаговолила, шаркая туфлями, подойти к ним. Лицо ее было еще слегка зареванным, однако в общем и целом она, казалось, снова взяла себя в руки.
— Вы опять явились с новыми травами для Васьти?
Она говорила в нос, как будто у нее был насморк.
— Нет, — сказал Касперль. — Мы пришли по поручению полиции. Господину Димпфельмозеру нужна ваша поддержка — вы только выслушайте, о чем он вас просит…
Госпожа Худобок всплеснула руками, когда друзья сообщили ей, что произошло. И хотя она была как-никак ясновидящей с гослицензией, она вынуждена была признать, что ничего подобного не предугадала.
— Времена, когда люди трепетали перед моим ремеслом, миновали!
Она заявила о своей готовности безотлагательно помочь господину Димпфельмозеру: с помощью хрустального шара это детские игры. Затем, шаркая туфлями, она через сад проплыла в дом, а друзья последовали за ней. В прихожей им навстречу выскочил Васьти. Радостно лая, он набросился на Касперля и Сеппеля, пастью хватая их за руки.
— Не балуй! — пожурила его госпожа Худобок. — Приличной собаке негоже так себя вести!
В то время как она поспешила в гостиную, чтобы достать из шкафа хрустальный шар, друзья приотстали в сенях возле Васьти.
— Мы тебе кое-что принесли. — Касперль протянул ему одну из тыкв. — На-ка — попробуй!
Васьти, собственно говоря, был сыт до отвала. Лишь незадолго перед их приходом он уплел полторы дюжины картофельных клецек с тушеной зеленой фасолью и огуречным салатом в качестве гарнира. Ради приличия он обнюхал тыкву со всех сторон — и только потому, что не хотел обижать Касперля и Сеппеля, в конце концов надкусил ее.
— Ну, как нам это понравилось?
Раздалось удивленное «гав-гав», которое можно примерно перевести как: «Ого, да это же просто лакомство!» Затем он принялся пожирать тыкву так, что только за ушами трещало.
— А теперь, — заявил Сеппель, — еще и вторая в придачу!
Васьти обнюхал и вторую тыкву. Однако есть ее не стал, потому что желудок его был уже переполнен. Он просто подтолкнул ее мордой — и затем ловко покатил перед собой: через прихожую, в дверь на улицу и еще дальше по саду, прямиком к своей конуре.
— Гляди-ка! — воскликнул Сеппель. — Он играет тыквой в мордобол, сейчас он забьет гол в собственные ворота!
Перед собачьей конурой Васьти замедлил бег. Он опустил морду, он прицелился и — хоп! — сильным ударом отправил тыкву внутрь.
— Отлично сыграно!
Касперль и Сеппель захлопали в ладоши, однако Васьти не доставил им удовольствия повторить фокус. Больше не обращая на них внимания, он забрался в конуру.
— Да оставьте меня в покое! — проворчал он на собачьем языке. — Теперь я хотел бы отдохнуть, гаф-гаф, и капельку поспать.
Друзья вполне уразумели, что он имел в виду.
— Пойдем, — сказал Касперль Сеппелю. — Теперь к госпоже Худобок.
Шторы в гостиной, как всегда, были опущены. Пламя одной-единственной свечи освещало комнату. Свеча стояла в середине круглого, покрытого всевозможными диковинными знаками стола. Там же покоился знаменитый шар из горного хрусталя. С его помощью можно было наблюдать все, что происходило вокруг в радиусе тринадцати миль: при условии, что это совершалось под открытым небом.
До сих пор Касперль и Сеппель собственными глазами не видели шар госпожи Худобок.
«Говоря откровенно, — подумал Касперль, посмотрев на него, — он выглядит как одна из маленьких бабушкиных тыкв — с той разницей, что он не зеленый, а голубоватый…»
И в самом деле: за исключением этого незначительного отличия, бабушкины тыквы и магический шар вдовы Порциункулы Худобок были похожи как две капли воды.
Господин главный вахмистр полиции Алоиз Димпфельмозер заставлял себя ждать. Друзья не могли объяснить себе, почему он так долго отсутствует. Не напал ли на него по дороге разбойник Хотценплотц?
— Давайте-ка посмотрим, — сказала госпожа Худобок.
Она подсела к столу и начала поворачивать подушку из черного бархата, на которой лежал хрустальный шар. Тут у садовой калитки раздался звонок — и когда Касперль и Сеппель стрелой вылетели во двор, чтобы открыть, снаружи стоял господин Димпфельмозер со своим велосипедом: красный как рак, он тяжело пыхтел и отдувался, словно старый паровоз.
