чу свежевать, а царю сказал:
— Неча, боярин, без дела сидеть, доставай огни-
во, разводи костер!
Пошарил грозный царь Иван по карманам — нет
огнива!
— Какой же ты вояка, без огнива на татар
идешь! — попенял Голодай и живо костерок развел.
Потом лосиную губу на кусочки разрезал, на прути-
ки повтыкал и спросил:
— Нет ли сольцы, боярин?
Но и соли у царя в карманах не оказалось.
— Какой же ты охотник без соли?
Достал Голодай из сумы тряпочку, высыпал ос-
татки соли на царское кушанье и начал обжаривать.
А тут и солнышко взошло, пригрело, и заснул
царь Иван у костра на беломошнике. И приснился ему
диковинный сон. Будто бы обложил он столицу Ка-
занского царства своим немалым войском. Бьются вои-
ны русские головами о стены Казани, и колоколами
гудят и звенят их шеломы. А татары со стен крепост-
ных зубы скалят, насмехаются, гогочут и ржут по-ло-
шадиному. Вдруг из тумана седого, что над берегами
волжскими плыл облаком, показался сохатый олень,
да такой большой, что вся Казань у него под брюхом
оказалась. Как начал тот лось яростно копытами бить
да рогами бодать, и полетели к небу камни крепости,
дворцы и мечети, ханы и ханши, мурзы и воины!
Проснулся царь Иван радостный, а когда поел
жареной лосины с угольком да губы лосиной с вер-
тела, почувствовал в себе силу и бодрость небывалую
и сказал, что такой еды и по праздникам не едал. И
в тот же день, вернувшись к шатрам, царь поставил
Голодая старшим над царскими охотниками, прика-
зал им во всем его слушаться, научиться сохатых
и рогатых подманивать, чтобы мясом звериным яро-
стным кормить воинов до самой Казани. Дело тут сов-
сем ловко пошло. Войско вперед подвигалось, а охо-
чие стрельцы под началом Голодая сохачей и оленей
добывали. Скоро все воины, поевши вдоволь свежин-
ки, силой и духом поправились и, придя под Казань,
долго не мешкались, и в осенний день покрова за один
раз приступом ее взяли. Вот так и оправдался сон
грозного царя Ивана. Яростный нижегородский сохач
рогами разметал, ногами растоптал вражью крепость
дотла.
После победы над казанскими ханами, на обрат-
ном пути в Москву, царь Иван в Нижний Новгород
заехал, а московские бояре туда же прибыли царя с
победой встречать да славить. И начался в столице
земли низовской великий пир. В начале пира спохва-
тился царь, про Холодая-Голодая вспомнил и разыс-
кать его приказал. А когда того сыскали да привели,
рядом с собой за стол посадил. Не по губе это боярам
да царским слугам пришлось. Охотник не ведал о том,
что простому человеку рядом с сильными мира поси-
деть не на радость да счастье выходит.
На пиру мед-брагу ковшами пили да вина замор-
ские, студнем-холодцом лосиным закусывали. А как
отведали московские гости-бояре жареной лосиной гу-
бы, сказали, что за всю жизнь слаще ничего не про-
бовали. На том пиру заморские гости были, своими
землями, городами и гербами похвалялись. Вспомнил
тут царь Иван, что обширные земли низовские ника-
ким гербом не отмечены. И задумался сурово, очи
прикрывши. В глазах его как живой стоял зверь кра-
соты дикой, невиданной, яростно рогами угрожал и
ногой в землю бил. И тут же на пиру указал грозный
царь, что быть Нижнему Новгороду и всей земле ни-
зовской под гербом сохача яростного, что помог ему
казанскую твердыню взять. И вскоре появился на
царских печатях и воротах Нижегородского кремля
буйный сохатый олень, бьющий в землю копытом.
Прибыв в Москву, царь с боярами еще пир на всю
столицу задали. Но казалось царю Ивану, что не так
хороши были яства на том пиру, как оленье мясо с
угольков и прутиков у костра в нижегородских лесах.
И гневался грозный царь на своих стольников и по-
варов.
А Холодай-Голодай опять по приволжским лесам
ходил, стрелой да копьем пропитание добывал. Но*
через год либо два после казанского похода налетела
с востока вместе с ветрами-суховеями язва моровая
на всяких копытных зверей и домашнюю животину.
Стали олени сохатые и рогатые от той язвы валиться,
а самые разумные на полночь за Волгу пошли. Но и
там не все спаслись от гибели, совсем мало в живых
осталось. И стало пусто в нижегородских лесах, не
гонялись по гривам и болотам разъяренные сохачи и
олени, только кости да рога валялись. Охотника Го-
лодая эта беда тоже за Волгу прогнала. Трудно в те
годы было людям Заволжья жить, после моровой
язвы скота не осталось, а олени долго не распложа-
лись. Теперь уже не помнят люди, сколько лет эта
беда тянулась. Только получилось так, что понадоби-
лись грозному царю Ивану на праздничный пир лоси-
ная губа да студень-холодец олений, чтобы было чем
хмельную медовую брагу заедать. Поехали царские
охотники в Лосиный остров под Москвой, но и там
после мора в лесу пусто было. Вспомнились тут царю
леса нижегородские, и послал гонцов-стрельцов в
Нижний Новгород за олениной и лосиной губой.
Струхнули тут нижегородские знатные — и боя-
ре, и воеводы, и торговые люди. И рады были царю
угодить, да не знали как. Вот дознались они, что охот-
ник Холодай-Голодай за Волгой на моховых буграх
живет, где оленей всегда было полно, стрелой да ко-
пьем пропитание добывает, в зимнице спит, у костра
обогревается. И послали к нему людей с наказом,
чтобы добыл для царского стола лося сохатого да оле-
ня рогатого. Походил, побродил Голодай по заволж-
ским лесам, воротился к боярам и сказывает:
— Нетути за Волгой ни лося, ни оленя. Одна мат-
ка олениха с малыми оленятами ходит!
— Ну, ино матку бей! — приказали бояре. — К
царскому столу еды надо!
Заупрямился тут Холодай-Голодай:
»ч — Не трону матку, она одна осталась на всю сто-
ройу! И холуям вашим погубить не позволю, а коли
нахрапом полезут, так стрелой проколю!
Рассердились воеводы и бояре на упрямца, кнутом
отхлестали и послали со стрельцами за Волгу оле-
нины к царскому столу добывать. Но Холодай со свои-
ми дружками-охотниками, вместо того чтобы бояр-
ским людям помогать, на них же самострелов насто-
рожили, ям накопали, чтобы до оленей не добрались.
И вернулись боярские горькие охотники без добычи,
зато калеками хромыми да одноглазыми. Насовсем
тут разозлились бояре и слуги царские, поймали Го-
лодая, в город приволокли и в темницу кремля за-
толкали.
После того не одно лето пришлось царю с бояра-
ми и опричниками пировать без дичинки-свежинки
нижегородской, поэтому, наверное, и дела царские
хуже пошли. Холодай-Голодай в застенке томился,
всеми забытый, а благодаря ему олениха ушла с дет-
ками бродить по далеким краям, по хлыновским и
удмуртским лесам, по Вятке да Каме рекам, нигде не
останавливаясь. И все олени, и сохатые и рогатые,
смекали своим догадливым звериным умом: «Видно,
к привольным кормным местам старуха с дочками
спешит либо зиму небывало суровую чует!» И, по-
слушные непонятному зову, шли за оленихой на за-
ход солнышка, к Волге широкой, к привольным мо-
ховым горам. И десятка лет не прошло, как в ниже-
городских лесах снова расплодилось племя оле-
ней.
Не один год Холодай-Голодай в темнице пропадал,
томился и остался бы там до смертного часа, да, вид-
но, судьба надумала иначе. Под старость грозный
царь Иван затосковал вдруг, от войны, пиров и мо-
литвы его отворачивать начало, хотел отдохнуть ду-
