Л. Румянцева - Сказки и легенды Португалии

Во всей Европе фольклорная сказка идет на убыль, уступая место литературе. Такова же неотвратимая судьба и португальской сказки. Тем большее значение получает приобщение к национальной сказке того или другого народа широких кругов читателей разных стран.

Нельзя допустить, чтобы сказка ушла из жизни современного человека, из современного искусства.

Рассуждения о сказках, их происхождении, существе, бытовании Ж.-Г. Феррейра заканчивает взволнованными поэтичными словами — недаром он поэт, поэт, чувствующий всю поэтичность народной сказки, и исследователь, понимающий всю ее глубинную значимость.

«И хватит. Довольно пояснений, — пишет он. — Время предоставить слово доброй, и печальной, и веселой португальской сказке, чтобы услышать, как она смеется, сердится, вздыхает, просит милостыню, мечтает, умирает с голоду в этих лукавых и хитроумных сочинениях».

Наше знакомство с португальской сказкой мы начали с интродукции сказочника-мастера, сказочника-поэта. Его же словами, полными национального колорита, хочется и кончить:

«Ушла сказка. И нет ее больше. Далеко ушла. Но скоро назад вернется.

По тропинкам ходит сказка с горным посохом, по волнам плывет под веселыми парусами, в городах, в селах под окном стучится. Где была — там нет. Где не была — туда торопится. Придет — присядет. Одному попеняет, с другим пошутит, третьего научит, никого не забудет — крепкая, как вино, мудрая, старая сказка. Один улыбнется, другой посмеется, третий задумается — только глухой ничего не услышит.

Была у меня сказок полная корзина. Что было, все роздал. Больше ничего не осталось. Кончились мои сказки.

Один монах ходил, просил милостыню. Постучался он в дом к земледельцу, только там ему ничего не подали. А у монаха от голода живот подвело. Решил он пуститься на хитрость и молвит вслух:

— Попробую-ка я сварить бульончик из камня.

Поднял камень с земли, смахнул с него пыль и принялся осматривать со всех сторон: годится ли для бульона? Домочадцы земледельца смеются: вот чудак! А монах им:

— Вы никогда бульона из камня не пробовали? Ну, скажу вам, объедение.

А те еще пуще потешаются:

— Хоть глазком бы взглянуть на такое варево.

Монаху только этого и надо. Вымыл камень и молвит:

— Если бы мне котелок одолжили. Дали ему глиняный горшок. Он налил в него воды и положил камень.

— А если бы к тому еще и позволили горшочек на уголья поставить.

Позволили. Как только вода в горшочке закипела, монах опять за свое:

— С сальцем бульон, конечно, вкуснее бы получился.

Принесли ему кусок сала. Сало в горшке варится, хозяин с домашними дивятся: ну и ну… Монах между тем бульона зачерпнул и попробовал:

— Соли маловато. Надо бы сольцы добавить.

Дали ему соли. Он варево посолил, помешал, ложку облизал:

— Кабы сюда да несколько кочешочков капусты-коуве, то-то была бы пища богов.

Хозяйка пошла в огород, сорвала ему два кочешка свежей коуве. Монах очистил их, оборвал листья и побросал их в горшок.

Капуста сварилась, а монах знай свое гнет:

— Ах, кусочек колбаски придал бы бульону особый вкус…

Не пожалели ему кусок колбасы; монах и его положил в горшок, а когда колбаса была готова, он вытащил из котомки краюху хлеба и не спеша принялся за еду. От бульона шел такой аромат, что слюнки текли. Монах наелся, облизнулся. Глазевшие на него крестьяне, увидев, что горшок пуст, а камень на дне остался, были озадачены:

— Святой отец, а камень?

— Камень я вымою и с собой возьму, он мне еще пригодится, — ответил хитрец.

Вот так и обедал монах там, где ему в милостыне отказывали.

Жил да был в одном королевстве крестьянин. Попался он как-то во время охоты на глаза королю. Его величество и спроси его, на какие средства тот живет.

— Да живу на то, что зарабатываю, — двенадцать винтенов 3 в день, — ответил крестьянин. — Делю их на три части: одну отдаю своим старикам — им уже не под силу работать; вторую оставляю нам с женой; а третью даю в рост детям, значит, моим.

Понравился ответ его величеству, и велел он мужику, пока тот не увидит сто раз лицо короля, никому не рассказывать, как он делит свои двенадцать винтенов. Обещал крестьянин все исполнить так, как ему приказано. Вернулся король во дворец после охоты, созвал придворных и спросил, известно ли им, кто из его подданных делит заработанные в день двенадцать винтенов на три части и между кем делит. Стали придворные думать да гадать, кто бы это мог быть? Наконец догадались и отправились к крестьянину. Тот сначала наотрез отказался объяснить им, как он делит свои двенадцать винтенов. Но придворные пристали к нему так, что он в конце концов сдался:

— Хорошо, я вам скажу, только перво-наперво извольте мне дать сто золотых монет.

Делать нечего, пришлось придворным раскошелиться, и мужик открыл им секрет. Дворяне вернулись во дворец и ответили королю на его загадку.

Король приказал тотчас же позвать крестьянина.

— Ах ты плут! Как ты осмелился выдать тайну, не увидев сто раз лица короля?

— Ваше величество, я его видел, видел на ста золотых монетах, которые мне дали эти господа!

— Какой хитрец! — молвил король и спросил, что бы он хотел получить за это в награду.

— Пусть каждый мужчина, который боится жены, платит мне по пять рейсов 4.

— Только и всего?

— Да, ваше величество, мне этого за глаза хватит.

— В таком случае я велю издать указ. И посыпались крестьянину в карман пятирейсовые монеты. Разбогател он так, что стал даже в экипаже ездить. Однажды проезжал он мимо дворца. Король увидел его в окно, велел остановить экипаж и позвать крестьянина. Тот явился. Король его и спрашивает:

— Как ты сумел разбогатеть, если с того, кто боится жены, берешь всего лишь пять рейсов?

Вместо ответа крестьянин принялся рассказывать о том, что по дороге он встретил принцессу, да такую красавицу… Тут как раз королева мимо проходила.

— Потише, — заметил король, — видишь, королева идет.

— Как, и вы тоже, ваше величество? Ну-ка, пять рейсов, пожалуйте ко мне в карман.

Король поспешил дать мужику денежки.

Вот так и по сей день продолжает шельмец взимать пять рейсов с каждого мужа, который боится жены.

Случилось как-то нескольким монахам за одним столом сойтись. В самый разгар обильного застолья понадобилось одному из братьев распустить шнур на поясе. Только ни за что ему не хотелось, чтобы другие это заметили. Тогда решил он пуститься на хитрость:

— Довелось мне, братья, с монастырской кружкой ходить. Иду я по полю, гляжу — змея нежится на солнышке. И какая змея! Длиннющая (тут он начал полегоньку распускать свой шнур), ну прямо что мой пояс (и растянул его от конца до конца).

Закончил хитрец свой рассказ — подпоясал себе живот посвободнее и снова принялся за еду. Остальным и невдомек, как ловко он их обвел.

Наслышан был король о беззаботном монахе по имени Жоан, которого ничто на свете не могло вывести из равновесия.

— Ну, — сказал король, — не я буду, если не заставлю тебя поволноваться.

И приказал он монаху явиться во дворец, а когда тот явился, сказал:

— Сейчас загадаю тебе загадку и, если через три дня ты не дашь мне ответ, прикажу казнить тебя. Так вот, — хочу, чтобы ты ответил: сколько весит луна, много ли воды в море и что, глядя на тебя, я думаю.

Монах Жоан Беззаботный вышел из дворца в великом смущении, раздумывая над тем, как же ответить на эти вопросы. Идет он, а навстречу ему мельник. Очень удивился мельник, увидев монаха Жоана Беззаботного таким хмурым и озабоченным.

— Ола, сеньор Жоан, что случилось, отчего вы столь печальны?

— Как же тут не быть печальным, когда король сказал, что прикажет казнить меня, если я не отвечу на его вопросы: сколько весит луна, много ли воды в море и что он думает, глядя на меня?

Мельник рассмеялся и посоветовал монаху не огорчаться, а лучше одолжить ему на время рясу. Он-де, мельник, пойдет к королю и ответит на эти вопросы.

Через три дня одетый в монашескую одежду мельник предстал перед королем. Принял его король и спросил:

— Ну, так сколько же весит луна?