Незамысловатый корабль отплывал всё дальше от берега. День стоял жаркий, безветренный. Зеркальная водная гладь искрилась на солнце. Вскоре судно оказалось там, где озеро наиболее широко, – напротив скульптуры, которая возвышается на зелёном берегу. Это памятник поэту и композитору Густаву Альберту Лортцингу, в чьих операх-сказках зло нередко притворяется добром.
Пассажиры корабля не взглянули на далёкий памятник, им было не до того. Они почувствовали себя нехорошо.
– Какое кошмарное пекло! – пожаловалась Котлетка.
– Капитан, – обратился Шашлык к Белке. – Не могли бы вы отвезти нас в тень?
– И как можно скорее! – потребовала Булочка. – Иначе я превращусь в сухарь, твёрдый, как камень.
Белка с пристальным вниманием смотрела на пассажиров.
– В самом деле, так жарко? Отлично! Будьте здоровы! – Она закинула весло подальше в воду, бросилась в неё сама и поплыла к берегу, оставив недвижный плот на озёрной глади.
Три пассажира не могли прийти в себя от изумления. Как и некоторые люди, они думали, что белки не умеют плавать. А те, когда это необходимо, оказываются отменными пловцами.
Первой заговорила Булочка:
– Куда её понесло? И когда она возвратится?
– Пока я вижу – она достигла берега, – отозвался Шашлык. – Вон она мелькнула, скользнув к дереву.
– Солнце невыносимо! Мне плохо! – заплакала Котлетка.
Все трое принялись звать их капитана. Они не подозревали, что их коварно заманили на корабль.
Каждое лето Белка заготавливает на зиму продовольствие. Она соорудила плот, чтобы привозить добычу с другого берега и с островов. Высоко на деревьях в укромных дуплах и во всех остальных её тайниках становится больше и больше запасов, но ей кажется, что их недостаточно. Когда на глаза ей попались Шашлык, Котлетка и Булочка, Белку обуяла алчность:
«Какой прекрасный может получиться запас на много дней!»
Надо было устроить так, чтобы Шашлык с Котлеткой на солнце провялились, а Булочка обратилась в сухарь. Тогда эта провизия сможет долго храниться в дупле, не портясь.
Белка была очень довольна, что на небе нет ни облачка. Три пассажира на её корабле кричали и кричали из последних сил. Их палило беспощадное солнце, кругом расстилалась безмолвная водная ширь.
На далёком берегу одинокая Зажигалка дожидалась возвращения друзей. Она видела застывший на середине озера плот, который казался крошечным. До неё донеслись едва слышные крики. Она заметалась в тревоге. Как быть? Зажигалки не умеют плавать.
Что хотела знать Черепаха
Зажигалка помчалась по берегу, ища, кто мог бы помочь. Ей послышалось что-то вроде поскрипывания, она побежала на звук и очутилась перед черепахой, которая тёрлась панцирем о ствол ивы.
– Привет! – сказала Зажигалка. – Можно попросить вас о помощи?
– Погоди, – остановила её Черепаха, – ответь сначала, не поможешь ли ты мне?
– Конечно! – воскликнула Зажигалка с готовностью. – Скажите только, что мне надо сделать!
– У меня нестерпимо чешется под панцирем. Я тёрлась им о землю, о камни, обо всё, что мне попадалось! Ничто не помогает. О, как мне хочется почесать под ним!
Зажигалка предположила:
– Может, вам нужно снять панцирь и поскрести то место, где зуд?
У Черепахи вырвался хриплый смех, целую минуту он не давал ей говорить.
– Снять панцирь? Ха-ха-ха! Хотела бы я знать, как это у меня получится.
Зажигалка сказала расстроенно:
– Тогда я ничем не могу помочь.
– Это хорошо, – пробормотала Черепаха и поправила себя: – Хорошо не то, что ты не можешь помочь, а то, что ты честно об этом сказала. Когда от кого-нибудь чего-то хотят, то обещают всё, что угодно. А ты этого не сделала. – Она с симпатией глядела на Зажигалку: – Ну, так какая у тебя нужда?
Зажигалка повернулась к озеру и показала на видневшийся вдали плот:
– Там мои друзья. Что-то случилось – они зовут на помощь.
– И ты не сказала сразу? – вскричала Черепаха.
Было видно, какая она славная, добросердечная, до чего сострадает тем, кто в беде. Быстро, как только могла, она сошла в воду и поплыла к плоту.
Котлетка и Булочка взобрались на спину к Черепахе и были благополучно доставлены на берег. Затем тот же путь проделал Шашлык.
– Ах, ах! – жалобно ахали Котлетка с Булочкой и причитали, что не переживут солнечного удара.
Зажигалка волновалась не меньше, утешая их. Окуная в воду лист таволги, она освежала их брызгами. Шашлык, когда она и его принялась обрызгивать водой, от слабости едва мог говорить. Однако он собрал все силы, чтобы поблагодарить Зажигалку, и прибавил:
– Пожалуйста, будьте осторожны – не прикоснитесь ко мне. Я так раскалён, что вы можете больно обжечься.
В тени прибрежных деревьев росла осока, сохранившая влажность и прохладу. Шашлык, Котлетка и Булочка забрались в самую гущу. Какое они испытали удовольствие! Зажигалка радовалась, глядя на них.
А Черепаху уже ничто больше не отвлекало от зуда под панцирем. Она поспешила к кустам шиповника, стала тереться костяной спиной о его шипы.
– Кто бы мне помог! – вскричала она в сердцах.
Послышались крадущиеся шаги, и чей-то голос проговорил:
– Что за беда у черепахи, которая не была бы столь крупной без обильного корма?
Черепаха из осторожности заторопилась к воде. Однако никто не погнался за нею, и она обернулась, готовая немедля нырнуть в озеро. Из-за деревьев появился человек с животом не меньше бочки, с большущим ртом и носом, красным, как помидор. Маленькие острые глаза уставились на Черепаху. Глаза улыбнулись, и она не заметила, как они хитры. Все её мысли свелись к одной:
«А вдруг он знает, как мне избавиться от проклятого зуда?»
И она рассказала, до чего мучительно чешется у неё под панцирем. Выставив брюхо, Съем Всё, а это был он, молчал. Чревоугодник старался не показать свою радость.
– Ты не подумала, что тебя могут обмануть? – сказал он с видом заботы о Черепахе. – Тебе подскажут что-нибудь и вволю позабавятся над тобой.
– А ты, значит, решил, что я всему поверю? Неужели я выгляжу такой глупой? – обиделась Черепаха.
Съем Всё, словно сожалея о своей ошибке, развёл руками:
– Я лишь хотел предупредить тебя.
«Кто предупреждает об обмане, тот не собирается обманывать», – подумала Черепаха. Зуд одолевал её так, что она затрясла головой:
– О, как чешется!
Съем Всё наблюдал за ней.
– Не знаю, чем помочь.
– Я это уже поняла. Хорошо, что ты не врёшь мне.
Детина вдруг заломил руки, изображая жалость:
– Нет, я не могу смотреть, как ты мучаешься. Я знаю средство, но я думал, а что если ты притворяешься, чтобы посмеяться надо мной.
– Я притворяюсь?! Какой ты глупый! – рассердилась Черепаха. – Так чего ты хочешь за твою помощь?
При этом она думала: «Когда избавляют от такого страдания, как моё, требуют огромную цену».
Съем Всё умел говорить медовым голосом, и сейчас умение не подвело его:
– Я не собираюсь наживаться на несчастье. Я с тебя ничего не возьму.
У Черепахи сильно забилось сердце. «Он простоват, но не лучше ли ума его бескорыстие? Наконец-то мне встретился тот, кто поможет мне даром, как я помогла многим!» – воскликнула она мысленно.
Незнакомец, который её несказанно обрадовал, произнёс:
– Я сделаю так, что твоя проклятая чесотка испарится навсегда!
Черепаха спросила, что для этого нужно, и услышала:
– Ты влезешь в мой рюкзак, я отнесу тебя к себе домой. Там я опущу тебя в котёл с водой и поставлю на плиту.
«Я буду в воде, а не где-нибудь. Отлично!» – подумала она и сказала:
– Это всё?
Чревоугодник кивнул:
– Удастся на славу!
Черепаха помолчала.
– Я всегда была в озере или совсем рядом. Как мне покинуть мой родной Тиргартен?
– Он впрямь чудесен, раз в нём встречаются черепахи весом с козлёнка! – воскликнул Съем Всё с неподдельной искренностью. – Не переживай, мой дом в двух шагах.
Какую роль сыграл молочный суп
Зажигалка и её друзья, скрытые осокой, слышали разговор. Шашлык, Котлетка и Булочка не могли не знать, для чего служит плита. Да и Зажигалка видела не раз, как её хозяин варил себе суп.
– Тут где-то недалеко аллея. Я побегу и подниму тревогу, – прошептала она. – Сидите тихо.
И исчезла в зарослях. А Съем Всё повторял Черепахе, что она лишь ненадолго оставит Тиргартен. Та готова была влезть в рюкзак, но, оглянувшись на озеро, не смогла оторвать от него глаз. Такое приветливое, озеро, казалось, говорило: «Не уходи!» Браконьер начинал терять терпение.
Кругом же царила безмятежность, благоухали цветы, в небе носились ласточки. В такой приятный день госпожа Розенблюм, конечно же, была в парке. Сегодня она в первый раз надела светло-розовую шляпку, к которой приколола искусственную розу цвета молока. Живые же цветы, считала дама, должны жить, они чувствуют боль, как любое растение и каждое существо.
