Миша кивнул и сунул бумажку в карман:
– Постараюсь.
– Хорошо! Только это – между нами, да? – Вожатый снова обхватил себя за плечи и быстро зашагал от корпуса.
Миша, неловко подтянувшись, влез назад в окно.
– Ну чего там? Что он хотел? – Ребята обступили его со всех сторон.
– Да так… ничего особенного, – Миша посмотрел себе под ноги. – Пожелать спокойной ночи зашёл.
* * *
…Перед самым отбоем, когда девочки ушли, а ребята наконец перестали обращать на него внимание, Миша улёгся в постель, отвернулся к стене и украдкой развернул скомканную бумажку.
«Прекрасной Деве Морей…» – начиналось послание, написанное нервным, торопливым почерком, украшенным, однако, длинными завитушками.
«Прекрасной Деве Морей.СонетО дева несравненная морская!
Прекрасная спасительница, о!
Теперь, узрев тебя, лишь жить я начинаю!
Теперь лишь понимаю, как давно
Мечтал об этой встрече и в терзаньях
Себя не знал, не видел света, не любил…
Лишь ты отрада мне в моих страданьях,
Лишь взгляд один придаст теперь мне сил!
Твои глаза, и волосы, и руки —
Я исступлённо вспоминаю вас!
О дева! О! Избавь меня от муки!
Позволь увидеть вас ещё хоть раз!
Простите ль вы мой нервный, робкий стих?
Узреть мечтаю лишь любовь в глазах твоих!
P. S[6]. Мечтаю о встрече! Молю! Навеки ваш».
«Да, – подумал Миша. – Это любовь…»
С самого утра лагерь «Солнышко» бурлил и суетился. День выдался ясным и солнечным, так что празднику ничто не могло помешать. По дорожкам между корпусами то и дело сновали девчонки в длинных белых париках и мальчики с трезубцами.
В общем волнении не принимал участия только отряд «Искателей», заточённый в своём корпусе и приговорённый до обеда к постельному режиму. Впрочем, осмотрев и намазав ребят ещё раз гнусной мазью, врач милостиво разрешила им посмотреть после обеда на праздник («Не дольше получаса! Потом – обратно по койкам!»). Оставаться весь день в постели предстояло только Сёмочкину, который покрылся огромными волдырями, да ещё Лизаньке, у которой от слёз поднялась температура. Ночью в коридоре опять кто-то ходил и стонал, и Лизанька проплакала всю ночь. Катя долго не хотела выходить из своей комнаты, чтобы умыться, и тоже едва не плакала: она покрылась с головы до ног веснушками. Впрочем, обнаружив, что на это никто не обращает особенного внимания, она быстро пришла в себя и снова повеселела.
Миша чувствовал себя превосходно. Кожа уже почти не болела, да и краснота, большей частью, сошла. Кроме того, он чувствовал свою значимость: у него было важное поручение, доверенное только ему.
Дождавшись, когда врач и Ксюша выйдут из палаты, Грохотовы молча открыли окно и целеустремлённо полезли на подоконник. Миша не менее решительно последовал за ними.
– Эй! – окликнул его Арам. – Ты в своём уме?
– Нет! То есть да! – Миша кивнул на всякий случай. – Хотя… В общем, у меня есть дело. Я скоро вернусь!
– А мы нет! – ухмыльнулся Митя Гроссман. – У нас много дел!
Миша спрыгнул и оглянулся на корпус. Из окна палаты девочек лезла Катя, которую молча назад в комнату тянула Эля. У Кати были накрашены губы.
– Эй! Славин! Гро… Грохотовы! – завопила Эля, выпуская талию Кати из рук. От неожиданности Катя едва не вылетела из окна вниз головой, едва успев вцепиться руками в раму.
Дожидаться, чем закончится дело, Миша не стал. Пригибая голову, он припустил вдоль корпуса по направлению к пляжу. Грохотовы, так же пригибаясь, побежали в другую сторону.
…Разыскать русалку на пустынном пляже оказалось не так уж сложно. Она качалась на волнах, раскинув руки и зажмурив глаза, неподалёку от мостков. Её длинные волосы казались издалека большим пятном морской пены. Вокруг шеи и талии сложной системой узлов было завязано бело-розовое шёлковое парео.
Миша тихонько подошёл по мосткам.
– Вы совсем не боитесь, что вас увидят? – негромко спросил он.
– А чего мне бояться? – усмехнулась русалка, не открывая глаз. – У вас же этот… День Нептуна. Кто увидит – подумает, ряженая. Мы в этот день тут часто шалим. Кто ж в нас поверит?
– Наш вожатый поверил, – вздохнул Миша.
– Правда? Он видел? – От изумления русалка даже открыла глаза, перевернулась в воде и подплыла к мосткам. – Интересно…
– Да уж куда интереснее… Он страдает, – Миша протянул русалке записку: – Это вам.
Русалка взяла бумажку мокрой бледной рукой и с изумлением поднесла к глазам. Затем перевернула другой стороной и даже понюхала.
«Ой… Она же не умеет читать», – догадался Миша.
– Давайте я вам прочитаю!
Он забрал у русалки влажноватую бумажку и торжественно, с трудом разбирая расплывающиеся буквы, прочёл вслух сонет.
Русалка слушала с расширенными глазами, а затем вдруг весело расхохоталась, тряхнув волосами. В Мишу полетели брызги.
– Пусть приходит после заката, когда все уйдут! – Она махнула рукой и нырнула, плеснув по воде хвостом и снова обрызгав Мишу. Повеяло едва уловимым запахом рыбы.
«Вот и хорошо, – подумал Миша. – Миссия выполнена!»
…Окна обеих палат в корпусе шестого отряда были по-прежнему распахнуты настежь. «Отлично!» – обрадовался Миша, подбежал к своему окну и почти уже привычно закинул ногу на подоконник.
– Вас подсадить, молодой человек? – спросил доброжелательный голос за спиной.
Миша, все так же с одной закинутой ногой, обернулся. На дорожке возле корпуса стояла Нагайна. Чёрт, как это он не услышал её каблуков?.. Директриса со спокойным интересом наблюдала за ним, чуть приподняв брови. Обеими руками она железной хваткой держала за плечи Алёну Гасанову и Катю Величко. На девочках были нарядные платья, губы у обеих были накрашены, а вид – виноватый.
– Н-нет, спасибо! – Единым рывком вскарабкавшись на подоконник, Миша забрался в комнату и оглянулся на директрису.
– Похоже, под окнами шестого отряда пора ставить сети… – заметила Нагайна.
– Извините! – на всякий случай выкрикнул Миша, с грохотом захлопнул окно и пригнулся.
Рядом послышался стон. Миша оглянулся. Арам, задыхаясь, хохотал в подушку.
* * *
День Нептуна прошёл так, как проходят практически все Дни Нептуна во всех детских лагерях – в играх и представлениях. Миша заметил, что в «Танце русалок», кроме наряженных вожатых и девочек из старших отрядов, участвовали две настоящие русалки. Правда, кроме него, никто на это внимания не обратил: русалки хихикали и ныряли в точности так же, как все остальные.
Посреди представления на пляж явилась стая чаек – шайка Одноглазого Пью, и половина ребят на некоторое время перестала обращать внимание на «актёров», декламировавших стихи. Кто-то кидал чайкам хлеб, кто-то гонялся за ними.
– Слева кидай, справа Пью не видит! – выкрикивали Грохотовы, пока их не утихомирила Ксюша.
Роль Нептуна исполняла Клавдия Тромбон. Её «дочерью» была Тоха в длинном спутанном парике и серебристой юбке, мешавшей не только плавать, но даже ходить.
– Засмеёшься – убью! – прошипела она, пробегая мимо Миши. Тот почему-то сразу поверил.
Правда, сразу после основной части представления Ксюша, стараясь не шуметь и не мешать остальным, торопливо собрала своих ребят и повела назад в корпус. Девочки недовольно гудели.
– Надо было раньше думать и вести себя по-человечески! – ругалась Ксюша. – А ещё кто-нибудь из корпуса убежит – до конца смены запертыми будете сидеть! Всё-всё! Кстати, имейте в виду – завхоз на ваших окнах заглушки снаружи поставил!..
* * *
Вечером на площадке перед главным корпусом шла дискотека. Музыку было слышно издалека. Девчонки тоскливо вздыхали, но Ксюша на сей раз решила перестраховаться – она собрала «Искателей» в холле корпуса и затеяла «тихие игры» – в «Крокодила», в «Бумажки» и во что-то ещё. Впрочем, играть оказалось весело, так что время прошло незаметно для всех. Несколько раз Ксюша выставляла из корпуса Тоху, которая каким-то непостижимым образом каждый раз снова оказывалась в холле. Вожатая только диву давалась, в очередной раз обнаруживая «лишнюю».
Только после отбоя, несколько раз перепроверив и снова пересчитав своих подопечных, Ксюша, наконец, заперла дверь корпуса, двери обеих палат и отправилась спать сама.
Вскоре после того, как её шаги затихли, из-под кровати Вики Незнамовой высунулась встрёпанная голова.
– Спите? – спросила Тоха, выбираясь и бесцеремонно усаживаясь на Викину постель. С кроватей послышалось хихиканье.
