– Шарф носят на шее, а не в рукаве, – строго сказала мама, помогая шарфу выбраться. – У тебя ангины, а ты голышом бегаешь. Сколько раз тебе говорить? Сначала подумай, а уж потом скачи, куда хочешь…
– Мамуль, после уроков некогда думать – надо быстро бежать, а то вместо меня кто-нибудь другой, Петькин портфель в ворота забьёт, – мальчишка виновато потёр второе, оставшееся без шапки, малиновое ухо. – И вот ещё…
Тимошка расправил куртку и показал дырку, из которой вулканчиком вылетал мелкий пух. Раньше на этом месте покоилась пуговица – теперь её не было.
Мама пристально посмотрела на действующий кратер курточного вулкана, потом в Тимошкины хитрющие глаза, потом опять на кратер и изрекла:
– У меня есть подходящая для этого места пуговица – большая розовая с ободком. Моя бабушка носила её на своём вязаном жакете…
– Нет! – закричал голосом пожарной сирены Тимофей. – Не надо розовую! Не надо бабушкину! Я не девчонка!
Розовая пуговица лежала на самом дне большой бабушкиной коробки для рукоделия. Она, услышав Тимошкин голос пожарной сирены, тяжело повернулась и по-стариковски кряхтя произнесла:
– Ишь ты, не подхожу я ему, глупый мальчишка, – пуговица ещё немного поворчала и заснула, похрапывая двумя дырочками для нитки. Ей снился сон из детства. Тогда ещё и в помине не было любопытного Тимошки, его мамы и даже его бабушки, а, может быть, и бабушки его бабушки.
Тогда она была прелестницей. Сделанная из редкого материала – розовой кости кита, пуговица вместе с двумя другими такими же, как она сестричками, украшала жакет знатной дамы. Какое прекрасное было время! Как тогда ценились пуговицы. Какими важными они были для любого платья, пальто или кофточки, не то что какие-то там кнопки, крючки, или того хуже шипящие, похожие на злую змейку молнии.
– Фу! – фыркнула во сне пуговица. – Молнии! Вы только подумайте – мол-ни-и-и-и! Истерика какая-то, а не застёжка! Не то, что я – изысканная, абсолютно круглая, без всяких скандальных углов и крючковатых цеплялок, неназойливая, как кнопки, которые впиваются друг в друга, не оторвёшь. Или того хуже новомодная ли-пуч-ка! Чего тут говорить – ли-пуч-ка! Я, не в пример им, дама благородных кровей. Какой утончённый круг знакомств у меня был, – с сожалением вздохнула пуговица, вспоминая давних своих знакомцев. – Носовой платок из кремовой батистовой ткани, расшитый разноцветными шелками, золотыми и серебряными нитями и жемчугом. Японский зонтик, похожий на оранжевое солнце. Как весело проводили мы вечерние и ночные часы в гардеробе знатной дамы!
Жакет с пуговицей, обычно, соседствовал с пиджаком мужа дамы, платок высовывался из его верхнего кармашка пиджака. Он был великолепен!. Японский зонтик стоял тут же в специальной подставке. Какой бурный роман завязался у пуговицы и зонтика после того, как она спасла ему жизнь! Да-да-да, именно жизнь! Как это было? Вот так…
Знатная дама очень любила оранжевый зонтик. Как же его можно было не любить, такого красавца? Сами посудите – купол зонта был выполнен из прочной непромокаемой бумаги, пропитанной кунжутным маслом высшего качества. Рёбра купола сделаны из гибкого бамбука, произраставшего в долине реки Кисо. Перламутровая ручка недлинная и некороткая, а именно такая как надо. Она удобно ложилась в маленькую ладошку знатной дамы. Венчала ручку петелька, вывязанная из серебряных и красных шёлковых ниток, за которую хозяйка иногда вешала зонтик себе на руку. А роспись купола? Роспись была вершиной изящества и благородства. По всему полю купола расцветала ветка белой сирени, давшей приют диковинной райской птице. Когда купол зонта раскрывался, все, кто это видел, замирали от восхищения. Вот таким необыкновенным был любимый японский зонтик знатной дамы.
И однажды…
Однажды дама, надев своё лучшее платье и вязаный жакет с розовой пуговицей, вышла на прогулку, конечно же, прихватив с собой зонтик.
Погода стояла чудесная. На небе ни облачка. Ветер в это утро даже не просыпался. Зато солнце раскипятилось не на шутку. Дама раскрыла над собой зонтик, приведя в изумление прохожих, и, купаясь в их восторге, пошла вдоль набережной реки. Неожиданно на горизонте появилось тяжёлая зловещего вида туча. Туча, завидев зонтик, решила, что именно он ей и нужен. Она схватила спавший ветер и начала хлестать им даму пытаясь выбить из её рук понравившийся зонтик.
– А-а-а-а! – в ужасе закричала дама, и выпустила своё сокровище из ладошки.
Зонтик на секундочку замер, не ожидая от дамы подвоха, а потом принялся упрямиться. Он знал, что с такой хозяйкой, как туча, его не ждёт ничего хорошего. Покувыркает его в облаках, поиграется им, и бросит в реку. В реке зонтик намокнет и поминай, как звали.
Зонтик попытался сложить свой купол – превратиться в тросточку. Какие у тросточки лётные качества? Да никаких! Застынет палочкой на руке дамы – и всё! Но дама в испуге, как мельница махала руками, больше думая о себе, чем о зонтике и тем самым мешала ему сложиться. Зонтик ещё немного поупрямился и сдался. Пуговица, видя происходящее, лихорадочно думала, как спасти своего дружка. Думала и придумала: она легонько подскочила и надела на себя петельку, в ужасе болтавшуюся на рукоятке зонтика. Ту самую петельку, за которую дама иногда вешала его себе на руку.
Пуговица изо всех сил вцепилась в петельку. Она боялась одного – как бы ни лопнули нитки, державшие её на жакете дамы. Нитки не подвели. Они кряхтели, пищали, тужились, но не лопнули и пуговица спасла друга. Ветер, которому надоело барахтаться в руках тучи, вырвался и улетел восвояси. Что туча без ветра? Просто лоханка с дождевой водой. Туча зарыдала от бессильной злобы и выливая на голову прохожих холодные слёзы, а выплакавшись – растаяла.
– Так закончилась эта история, – вздохнула пуговица, переворачиваясь в коробке на другой бок.
После этой истории зонтик тщательно оберегал свою спасительницу от солнца и дождя. По ночам пел ей нежные песни скрипя бамбуковыми рёбрышками. Но всему когда-нибудь приходит конец. Зонтик со временем обветшал и был отправлен в большой сундук на чердак (туда дама складывала поношенные вещи). Красивейший носовой платок постигла та же участь. После многочисленных стирок он совсем одряхлел и тоже был отправлен в сундук. Пуговица осталась одна. Со временем её срезали с постаревшего жакета и положили в коробку. Ведь пуговицы не изменяются – они дожидаются своего времени, чтобы пригодиться ещё. Вот такая история, а сейчас…
Тимошкина мама подошла к комоду и открыла заветную бабушкину шкатулку для рукоделия. Пошвырялась там и, найдя то, что искала, извлекла большую розовую пуговицу.
– Смотри, Тимка, какая красавица. Глаз не отвести! – мама принялась рассматривать пуговицу, поворачивая её сбоку на бок. – Полированная, с блёстками. Прелесть! Она будет фантастически смотреться на твоей куртке.
– Засмеют! Точно засмеют! – сжался от ужаса Тимошка. – Если пришьёт, сразу же оторву. Выйду из дома и оторву…
Мама в задумчивости ещё немного повертела пуговицу в руках и произнесла:
– Тащи Тимошка клей, тот, который накрепко клеит.
– Ничего себе! – в ещё большем ужасе подумал Тимошка, – теперь точно не оторвёшь!
Когда мальчик вернулся, мама продолжала швыряться в заветной шкатулке. Немного погодя она извлекла оттуда три белых перламутровых бусинки. Теперь уж Тимошка готов был кричать:
– Ка-ра-ул!
Мама положила пуговицу на стол, капнула на неё слезинку клея и примостила в эту слезинку три перламутровые бусины. Подождав пока клей, высохнет, мама показала свою работу сыну:
– Я, пожалуй, не буду пришивать её на твою куртку. Жалко! – хитрО улыбаясь, сказала мама. – Попрошу отца, пусть он приделает мне на неё застёжку – буду носить её как серьгу. Как ты там говоришь Тимка – «будет прикольно».
– Прикольно! Прикольно! – возликовал Тимошка и вдруг подумал, – Зря уступил пуговицу. У меня на куртке это тоже смотрелось бы прикольно!
А пуговица, увидев себя в зеркале, подумала:
– Какое счастье! Дождалась и я выхода в свет. Интересно, носят ли сейчас дамы японские зонтики?
Было половина девятого утра, а Тимошка всё ещё лежал в кровати. Лежал потягивался, лежал и стрелял глазами по сторонам в надежде, за что ни будь зацепиться взглядом. Вставать не хотелось. Да и зачем вставать, если на дворе воскресенье. Воскресенье! Ура! Ура! Ура! Шесть дней на неделе Тимошка поднимался ни свет, ни заря и топал в школу. Шесть дней, каждое утро он смотрел на календарь с надеждой – а вдруг там после вчерашней среды возьмёт и наступит воскресенье. Не тут-то было – воскресенье наступало всегда после субботы, и ничегошеньки с этим невозможно было поделать. А сегодня свершилось! Оно пришло, долгожданное воскресенье. Значит можно лежать, никуда не торопиться и, как говорит бабушка, «налёживать булки».
