Некий старец по свету бродил и чего-то искал,
Бородой седовласой почти что касаясь земли.
«Что заботит тебя, — я спросил, — что ты здесь потерял?»
«Юность я обронил, все гляжу: не блеснет ли в пыли?» [21]
Прочитав эти стихи, Шамс ад-Дин сказал погонщику:
— Мой сын искал как раз такого проводника и караванщика, как ты.
— Да хранит Аллах твоего сына! — молвил проводник.
Шамс ад-Дин нанял караванщика, сделал его своим доверенным и отдал ему сто динаров, чтобы тот оставил денег своим детям. Договорившись, они втроем отправились на рынок и купили шестьдесят мулов, много покрывал и других необходимых вещей. Они также купили множество свечей и других подарков на могилу святого шейха Абд ал-Кадира Гилянского. Взяв все покупки, Шамс ад-Дин и его сын Ала ад-Дин вместе с погонщиком отправились в мечеть к могиле Абд ал-Кадира Гилянского, возложили дары, зажгли свечи и помолились. Уходя из мечети, Шамс ад-Дин сказал Ала ад-Дину:
— Сын мой, ты покидаешь меня, и я поручаю тебя заботам этого человека. Он заменит тебе отца, поступай всегда так, как он подскажет.
Затем отец с сыном ушли домой и провели последнюю ночь вместе. Утром Шамс ад-Дин подозвал сына, дал ему десять динаров и сказал:
— Когда прибудешь в Багдад, сначала хорошенько присмотрись и, если товары окажутся в цене, продай, а если нет, то не продавай в убыток ничего, а пусти в дело вот эти динары.
Потом нагрузили всех верблюдов и мулов, простились, и Ала ад-Дин со своим караваном тронулся в путь и покинул город.
Тем временем, зная о том, что Ала ад-Дин собрался в дорогу, негодный купец из Балха Махмуд, забрав свои товары и снарядив караван, тоже направился в Багдад. Когда Ала ад-Дин вместе с отцом — а тот решил проводить сына до границ города — дошли до городских стен, то увидели, что Махмуд Балхи со своим караваном уже расположился на привал. Увидав Махмуда Балхи и узнав, что он тоже собрался в Багдад, отец Ала ад-Дина обрадовался, думая, что сыну будет легче в пути в обществе бывалого купца. А Махмуд Балхи когда-то брал у Шамс ад-Дина тысячу динаров в долг.
— О Махмуд, — обратился к нему старейшина купцов, — ты отдашь эту тысячу динаров моему сыну Ала ад-Дину, и надеюсь, что в мое отсутствие заменишь мальчику меня и будешь ему отцом.
Так присоединился Махмуд Балхи к каравану юного Ала ад-Дина, и они вместе отправились в путь. По дороге Махмуд Балхи уговорил повара Ала ад-Дина ничего не готовить и поручил своему слуге готовить пищу для Ала ад-Дина и его людей.
А у Махмуда Балхи было четыре дома: один в Каире, другой в Дамаске, третий в Алеппо, а четвертый в Багдаде.
Пройдя долины и пустыни, путешественники наконец добрались до Дамаска. Махмуд Балхи пошел к себе домой и послал слугу за Ала ад-Дином. Застав молодого купца за чтением, слуга подошел и стал целовать ему руки.
— Что тебе нужно? — спросил его Ала ад-Дин.
— Господин мой приветствует тебя и приглашает домой к себе, — ответил слуга.
— Подожди, я пойду посоветуюсь с Камал ад-Дином — так звали погонщика — нашим проводником, — ответил Ала ад-Дин и пошел к проводнику.
— Не ходи ты к нему, — сказал тот, и Ала ад-Дин отослал слугу и не пошел в дом Махмуда Балхи.
Через несколько дней караваны покинули Дамаск и двинулись все вместе в Алеппо. Прибыв в город, Махмуд Балхи отправился домой, как и в Дамаске, велел своим слугам накрыть на стол и пригласить Ала ад-Дина. Но Ала ад-Дин, посоветовавшись с погонщиком Камал ад-Дином, и на этот раз отказался и не пошел к Махмуду.
Из Алеппо купцы поехали в Багдад. После дневного перехода они сделали привал, и Махмуд Балхи опять велел накрыть стол в своем шатре и пригласить Ала ад-Дина. Погонщик Камал ад-Дин не советовал юноше идти к Махмуду Балхи, но на этот раз Ала ад-Дин, боясь оскорбить своего спутника и друга своего отца, сказал погонщику:
— Нет, с моей стороны будет неприлично и неучтиво отказаться, этим я нанесу обиду другу и спутнику.
Затем он оделся, спрятал под одеждой меч и отправился в шатер Махмуда Балхи. Махмуд при виде Ала ад-Дина поспешно встал, встретил его с почестями и усадил за стол, уставленный дорогими яствами. Ала ад-Дин сел вместе с хозяином и принялся за еду. Насытившись, они омыли руки, отошли от стола и перешли к ложам, чтобы отдохнуть. Но как только Ала ад-Дин прилег, Махмуд подступил к нему с гнусными намерениями. Однако Ала ад-Дин вскочил и отшвырнул прочь купца. Тот снова попытался обнять юношу, тогда Ала ад-Дин выхватил спрятанный под одеждой меч и воскликнул:
— Горе твоей седине! Или ты не боишься Аллаха, не прощающего грешников? Разве ты не знаешь, что порок чернит седину, как грязь — полотно? Ты покусился на мою честь, но честь не товар, она дарована нам Аллахом и оберегается им. Оставь меня, развратник, я не хочу более быть твоим дорожным попутчиком!
С этими словами Али ад-Дин покинул шатер Махмуда Балхи, возвратился к Камал ад-Дину и сказал ему:
— Этот человек гнусный развратник, я не хочу ехать с ним вместе!
— Не говорил ли я тебе, сын мой, чтобы ты не ходил к нему, — воскликнул погонщик. — Но теперь, если мы отделимся от него, я опасаюсь, что нас постигнут бедствия, ключ спасения от которых спрятан у него.
— Нет, нет, — воскликнул Ала ад-Дин, — больше я не поеду вместе с ним!
И они навьючили верблюдов и мулов и пустились в путь. Пройдя некоторое расстояние, они добрались до какой-то долины, и Ала ад-Дин решил устроить там привал. Но Камал ад-Дин сказал ему:
— Здесь нехорошо останавливаться, лучше продолжим наш путь и поспешим вперед, быть может, мы успеем добраться до Багдада, прежде чем закроют его ворота. А ворота Багдада закрывают на закате солнца и открывают с восходом, ибо жители города остерегаются, как бы еретики-рафидиты [22] не завладели городом и не бросили бы все священные книги в реку Тигр.
— Отец мой, — возразил ему Ала ад-Дин, — я совершаю это путешествие не столько ради торговых дел, сколько для развлечения и собственного удовольствия. Место здесь очень красиво, я хочу остановиться здесь.
— Я же опасаюсь за тебя и за твои товары — на нас могут напасть бедуины. Лучше поедем дальше, — уговаривал Камал ад-Дин.
Увидев упрямство караванщика, юный Ала ад-Дин рассердился и воскликнул:
— О человек, скажи мне, ты господин или слуга?! Я не намерен въезжать в Багдад в сумерках, мне хочется прибыть туда утром, чтобы багдадские юноши могли увидеть величину моего торгового каравана и узнать, каков я.
— Ну что ж, — молвил погонщик, — поступай как знаешь. Но не забывай о том, что я тебе советовал, ибо твое спасение в исполнении того, что я подсказал тебе.
Ала ад-Дин приказал снять грузы с верблюдов и мулов, стреножить их и разбить палатки. Итак, караван Ала ад-Дина остановился на привал в той долине, но никто из людей не сомкнул глаза до полуночи. В полночь Ала ад-Дин отошел от товарищей по нужде и вдруг заметил, как вдали что-то блеснуло. Он подозвал караванщика Камал ад-Дина, указав рукой в том направлении, и спросил его:
— Что это там блестит?
Камал ад-Дин приподнялся на цыпочки, внимательно вгляделся в темноту и убедился, что это блестят наконечники копий, сталь мечей и другое оружие бедуинов-разбойников. Они мчались вперед со своим атаманом Аджланом Абу Наибом. Когда бедуины подскакали к каравану и увидели, сколько там тюков, товаров и разного добра, они громко закричали от радости, поздравляя друг друга и говоря: «Вот это добыча, вот это счастливая ночь!»
Услышав буйные крики разбойников, караванщик Камал ад-Дин воскликнул:
— Пропадите вы пропадом, бедуинские собаки!
И тотчас их вожак Аджлан Абу Наиб яростно бросился на Камал ад-Дина, вонзил ему в грудь копье и проткнул его насквозь. Бедный караванщик рухнул бездыханным на землю. При виде этого водонос каравана Ала ад-Дин бросился на Аджлана Абу Наиба, крича:
