Сказав так, Главнокомандующая Пушинка чуть не задохнулась: шутка ли — произнести такую длинную и последовательную речь, когда ты всего‑навсего маленькая пушинка… пусть и Главнокомандующая! Едва отдышавшись, она обвела взором вверенные ею самой её же командованию пушинки и добавила:
— Невыполнение приказа ведёт к лишению свободы сроком до пяти лет.
Что уж она имела в виду, говоря так… и вообще — что она имела в виду, отдавая свои распоряжения, остаётся загадкой. Впрочем, пушинки всё равно не слышали ни единого из её слов, поскольку ветер неумолимо приближался к одуванчику— и, стало быть, до новой жизни, полной самых необыкновенных событий, оставались считанные секунды.
…вот он и налетел, долгожданный ветер! И в тот же миг одуванчик опустел: сорванные ветром пушинки понеслись кто куда: с радостью — если направление полёта было угадано правильно… или с грустью, если кому‑то пришлось лететь в противоположную сторону. Правда, таких оказалось мало: у пушинок обычно всё‑таки довольно хорошо развита интуиция!
— Стойте! — надрывалась тем временем Главнокомандующая Пушинка, которую и саму несло куда‑то… причем совсем уж не пойми куда. — Ни с места! Вы все будете наказаны‑ы‑ы…
Наверное, если бы у неё было ружьё, она даже начала бы стрелять — по крайней мере, в воздух.
Но, к счастью, ни у одной из пушинок в мире — даже среди главнокомандующих — не бывает ружей.
ОЧЕНЬ БОЛЬШОЙ КОЛОКОЛ И ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКИЙ КОЛОКОЛЬЧИК
Очень Большой Колокол жил высоко над городом — так высоко, что с земли его плохо было видно. Зато вот слышно было замечательно хорошо — и, когда он звонил, никаких сомнений в том, кто это звонит, не возникало. Потому что ведь кто же ещё мог звонить таким громким и торжественным звоном, каким звонил Очень Большой Колокол? Даже все окрестные птицы с криками поднимались в воздух и улетали прочь — настолько громок и торжествен был этот звон!
Очень Большой Колокол знал много всяких мелодий — и обыденных, и праздничных. Обыденные часто звучали — почти каждый день: ими народ созывали на церковные службы. Как услышишь звон Очень Большого Колокола — знай, что служба в церкви начинается. А вот праздничные мелодии можно было услышать только в особые дни — и весь город нарочно собирался поблизости от Очень Большого Колокола и ждал, когда же наконец Очень Большой Колокол приготовится и начнет вызванивать такие сложности, что у всех от восхищения просто голова кругом пойдёт.
И потом все друг друга спрашивали: слышали, дескать, последний концерт Очень Большого Колокола? В ответ, конечно, раздавалось: слышали, как же не слышать! И только когда однажды спросили Очень Маленький Колокольчик, тот ответил, что не слышал… ответил так — и озадачил всех.
— Да как же Вы, Очень Маленький Колокольчик, могли не слышать… ведь Вы у самой церкви растёте?
А Очень Маленький Колокольчик пожал очень маленькими плечами и сказал, что всё равно не слышал.
— Может быть, Вы такой Глухой Очень Маленький Колокольчик? — осторожно спросили его, но тот ответил, что он совсем не глухой и даже наоборот, вот!
Тогда уж совсем никто ничего не понял, потому как Очень Большой Колокол всегда звучал так громко, что только глухие его могли не слышать… хотя, говорят, даже некоторые глухие и то слышали!
Стоило же в следующий раз Очень Большому Колоколу начать свой праздничный концерт, все сразу подбежали к тому месту, где рос Очень Маленький Колокольчик, и спросили его, слышит ли он что‑нибудь сейчас или опять ничего не слышит. Очень Маленький Колокольчик изо всех сил прислушался, а потом снова пожал очень маленькими плечами и сказал, что не слышит решительно ничего.
— Но этого не может быть! — не поверили ему люди. — Вы, Очень Маленький Колокольчик, наверное, просто нас разыгрываете… Сами всё прекрасно слышите, а нам специально говорите, что не слышите ничего. Вот ведь даже видно, как Ваш стебель от каждого удара Очень Большого Колокола сотрясается… Вы, что же, и этого не замечаете?
Очень Маленький Колокольчик опустил глаза вниз, на свой стебель, и некоторое время следил за тем, как стебель сотрясается, а потом сказал:
— Что у меня стебель сотрясается, я прекрасно вижу и даже чувствую. А вот что он у меня от ударов Очень Большого Колокола сотрясается… этого я не знал. И раньше никак в толк не мог взять, отчего же у меня стебель‑то время от времени сотрясается… а это, оказывается, от ударов Очень Большого Колокола!
— Значит, Вы всё‑таки слышите музыку? — возликовали все. Но Очень Маленький Колокольчик вздохнул обречённо сказал:
— Извините меня, пожалуйста… только никакой музыки я не слышу.
— Да оставьте же вы его в покое! — не выдержал Очень Большой Колокол и даже прекратил вызванивать свою праздничную мелодию. — Скорее всего, он и правда ничего не слышит… но в этом нет его вины. Слишком многие вокруг нас обделены слухом. У некоторых, правда, слух становится острее с возрастом, но некоторые так и заканчивают свою жизнь не способными услышать ровным счетом ничего.
Тогда все удивлённо посмотрели на Очень Большой Колокол и спросили:
— Разве этот Очень Маленький Колокольчик Вам не родственник? Вы же с ним вроде как происходите из одной и той же семьи!
— Из одной и той же, — вздохнул Очень Большой Колокол и с грустью добавил: — Но так тоже случается… что не все члены одной и той же семьи одинаково музыкальны.
Тут он ещё раз вздохнул и вернулся к вызваниванию своей праздничной мелодии, в то время как слушатели с сожалением смотрели на Очень Маленький Колокольчик… Стебель его сотрясался в такт ударам Очень Большого Колокола, но сам Очень Маленький Колокольчик, со всей очевидностью, не слышал ничего.
«Бедный!» — думали люди, расходясь по домам после замечательного концерта, исполненного Очень Большим Колоколом, который уже отправился на покой после трудного дня.
А несколько минут спустя над миром раздалась совсем тихая, едва слышная мелодия: как будто кто‑то легонечко так ударял чайной ложечкой по краю хрустального стакана. И каждая травинка распрямилась при звуках этой дивной мелодии — распрямилась и потянулась на звук…
Это Очень Маленький Колокольчик наигрывал Мессу Уходящего Дня. Крохотная Пичужка замерла в воздухе и осторожно опустилась возле Очень Маленького Колокольчика, затаив дыхание: ей казалось, что она никогда не слышала ничего более прекрасного.
Между тем люди в городе уже засыпали — и неведомо им было (даже тем, кто жил совсем близко от церкви), какая чудесная музыка сопровождает их сон. Когда же Месса Уходящего Дня отзвучала, Крохотная Пичужка, стряхнув со щеки крохотную слезинку, поднялась на самый верх, к Очень Большому Колоколу, и, увидев, что тот ещё бодрствует, вежливо обратилась к нему с вопросом:
— Не правда ли, прекрасная, прекрасная сейчас звучала музыка, дорогой Очень Большой Колокол?
— Музыка? — переспросил Очень Большой Колокол и с изумлением взглянул в глаза Крохотной Пичужки. — Что‑то я не слышал музыки, хотя всё время был здесь… Разве кто‑нибудь исполнял какую‑нибудь музыку?
ПРОГУЛКА ПО ГОРОДУ В ОБЩЕСТВЕ КЛЕНОВОГО ЛИСТА
Общество Кленового Листа самим Кленовым Листом и было навязано: о таком обществе никто его не просил. Просто вдруг обнаружилось, что Кленовый Лист всё время летит следом. А вот где уж именно он по пятам увязался — это трудно было сказать. Но, скорее всего, в парке: в парке клёнов много было. Только вроде никто из них листьев не сбрасывал: клёны этого летом не делают.
Однако гадай‑не гадай, а Кленовый Лист был‑таки обнаружен у самых ног — причём на площади. Правда, он к этому моменту — давно уже, судя по всему, — по пятам летел.
А был Кленовый Лист небольшим и напоминал ладошку, протянутую для рукопожатия.
— Вы, Кленовый Лист, случайно летите следом — или сказать что‑нибудь хотите? — спросили его.
— Да нет, — ответил Кленовый Лист, — сказать я ничего не хочу. Я просто гуляю.
— А почему Вы гуляете… как бы сказать, по пятам?
— Так уж получается, — отчего‑то застеснялся Кленовый Лист и немножко отстал.
Потом его долго не было видно поблизости — только он, понятное дело, никуда не исчез: наверное, просто таился по кустам на обочинах.
— Кленовый Лист, — крикнули ему, — Вы где? Никто не намеревался Вас обидеть!
— А я и не обиделся, — радостно отозвался Кленовый Лист. — Я просто смутился немножко… чего это, думаю, и правда я всё по пятам да по пятам? Даже неприлично… будто я волокита какой!
В ответ засмеялись: было непонятно, откуда Кленовому Листу известно такое старомодное слово — «волокита».
— А Вы почему, вообще‑то, с клёна слетели? Вроде не осень…
— Прогуляться захотелось! — объяснил Кленовый Лист, порхая совсем рядом. — А то всё висишь да висишь…
