И они вышли на опушку. А потом тихо-тихо, изредка оглядываясь, по тропинке — влево и прямо, опять влево и вновь прямо, чуть правее, еще правее — направились в лес.
Лес!
Вот что у них тут хорошо, так это лес! Лес как по телевизору, когда Сибирь или Дальний Восток показывают. Деревья, деревья, деревья, и все разные. Одни — большие, другие — маленькие, третьи — ни большие, ни маленькие, а так средние, но тоже хорошо. Одни — ели, другие — сосны, третьи — неизвестно, как они называются, но тоже хорошо. Березы только на опушке, а в лесу настоящем их почему-то совсем нет, но зато под ногами мох, мягкий, как губка, и по нему так приятно ходить. И ландыши, которые в городе продают как цветы, а тут, пожалуйста, бери их, срывай, но только зачем, кому они нужны? В лесу они красивее! И земляника, которая еще только цветет, и колокольчики лиловые цветы, и…
— Смотри! — говорил Кузя.
— Смотри! — отвечал Биба.
— Смотри, сколько папоротников!
Впереди на лесной полянке и правда — армия папоротников. Самые большие — важные. Это старшие — командиры или родители. А другие — поменьше, еще поменьше, совсем маленькие.
А вокруг пели, галдели, пищали, чирикали, взвизгивали и чуть ли не на человеческом языке разговаривали птицы.
— Пи-и-ить! Пи-и-ить! — просила одна.
— Поп-п-пей! Поп-п-пей! — отвечала другая.
— Кт-то меш-шает? Кт-то меш-шает! — подтверждала третья.
— Вал-ляй! Вал-ляй! Вал-ляй! — раздавалось по соседству.
— Ув-вы! Ув-вы! Ув-вы! — отвечал другой голос.
— Зач-чем? Зач-чем? Зач-чем? — спрашивал третий.
— Разговаривают, — удивился Кузя.
— Разговаривают, — согласился Биба.
— Смотри, смотри, — говорил Кузя.
— Смотрю, — соглашался Биба.
— Это — синичка!
— Это — зеленушка!
— Это — землянка!
— Это — трясогузка!
— Это — поползень!
Биба совершенно не разбирался в птицах, кто из них какие. А Кузя знал. Даже то, что синицы бывают разных пород. И пород этих очень много! И по голосам птиц Кузя узнавал!
На большой поляне появились и березы. Значит, есть они и в лесу, а не только на опушке.
Среди берез порхали две крупные сойки.
— Красивые! — сказал Кузя.
— Красивые! — сказал Биба.
Одна сойка догоняла другую. Они хлопали крыльями и что-то кричали и опять гнались друг за дружкой.
— Посмотрим? — предложил Кузя.
— Посмотрим! — согласился Биба.
— Сейчас драться будут, — объяснил Кузя.
— Ага! — согласился Биба. — Я, между прочим, люблю, когда другие дерутся. Когда по телевизору бокс или фильм «Первая перчатка», знаешь как люблю!..
Они замерли.
А сойки, словно устав, к полному разочарованию Кузи и Бибы, спокойно опустились на самую высокую березу, покачались-покачались на ветке, почистили перышки и…
— Смотри, — с огорчением сказал Биба.
— Вижу, — грустно ответил Кузя.
Одна сойка поднесла свой клюв к другой. Другая сойка тоже поднесла свой клюв. У двух соек — два клюва, и вот они встретились рядом. Клюв в клюв!
— По-моему, они целуются, как ты думаешь? — предположил Биба.
— И так видно, что целуются, — сказал Кузя. — А что же еще!
— Ну, тогда пойдем? — предложил Биба.
— Обидно! — сказал Кузя. — Уж лучше бы подрались… Пойдем!
И вновь они пошли по шелестящей сухой листвой и сучками тропке. Где-то рядом и крапива уже разрослась, и бузина выбросила первые зеленые грозди, и опять был всюду лес, изредка пробиваемый с неба солнцем. Там, где светило солнце, опять галдели птицы, и пауки тянули свою паутину между деревьями и ветками, и на полянках кружили малые и чуть побольше неизвестные бабочки.
Кузя молчал. И Биба молчал. Кузя молчал неизвестно почему. Может, он просто природой любуется? Биба тоже любовался природой, но молчал не оттого, а потому, что молчал Кузя. Как-никак, Кузя больше знает! И вообще! Биба знал это, начиная с автобуса, когда они ехали в лагерь. И про вожатую, и про палатки, и про домики, где что будет, и сейчас про птиц. Биба гордился, что рядом с ним такой друг Кузя, и они даже лежат с ним рядом в лагере.
Кто-то осторожно прошел стороной, за кустами.
— Смотри, смотри! По-моему, это лось. Видел? — спросил Кузя.
— Нет, — признался Биба.
— А сейчас? — шепотом повторил Кузя. — Смотри, это же заяц пробежал и так внимательно посмотрел на нас. Видел?
— Нет, впрочем, может…
Вот ведь как бывает: ровесники, а один другого старше!
Кузя все видит, все замечает, а он…
Они подошли к оврагу, где внизу когда-то был ручей или речка, спустились вниз и опять поднялись вверх.
— А мы это?.. Не потеряемся? — спросил Биба.
Кузя промолчал. Может быть, потому, что Биба так тихо спросил, что Кузя не слышал. Может, и потому, что рядом все время кто-то прыгал, скакал, пробирался через лесные заросли, и Кузя не мог не замечать этого, но вот — беда, Биба не замечает. А что, если он прав? А что, если ему, Кузе, кажется?
— А все-таки они определенно влюблены! — вдруг сказал Кузя. — Определенно!
— Кто — они? Птицы эти, красивые, сойки, да? — спросил Биба.
— Какие сойки! Олимпиада наша и Вас-Сим — начальник лагеря. Ты не заметил? — сказал Кузя.
— Нет, а что?
— А то, что я сам видел, как она с Вас-Симом разговаривала, и он не ругал ее совсем. Значит, он ее любит! А она! Все время краснела, краснела и косу свою теребила, в руках так — дерг, дерг, дерг, дерг! Значит, влюблена!
— Откуда ты знаешь? — опять недоумевал Биба.
— Знаю, — авторитетно сказал Кузя. — У меня сестра так. Влюбилась, ну, просто смех с ней! В школе учится, а влюбилась, и все так же, как у Олимпиады! Даже косу так же теребит и дерг, дерг ее, дерг, дерг!
Лесной царь знакомится с Кузей и Бибой. Одновременно Кузя и Биба знакомятся с некоторыми друзьями Лесного царя. Но о мышах Кузя и Биба, как выясняется, ничего не знают.
Лесной царь вздрогнул. Шаги, определенно шаги! Не по два шага, а по четыре. Не лосиные, а менее солидные. Не заячьи, а более солидные. Вот и ветка сухая хрустнула, и еще одна. И листва шуршит не так, когда по ней зверь идет. Хотя и тут вроде четыре ноги слышно, но это даже не лиса. Лиса куда мягче идет по земле. Медведи перевелись, да и не похоже это на медведя. Барсук? Не он. О белке и речи нет. Она по земле почти не ходит.
«Что будет, то будет, а чего не будет, того уж никогда не будет», — по привычке подумал Лесной царь, хотя до этого размышлял совсем о другом. Царевичу он так и не позвонил. Так и не посоветовался, а мыши все больше продолжали допекать. Особенно по ночам.
Теперь Лесной царь слышал уже не только шаги, а и чьи-то голоса. Вроде ребячьи голоса. Неужто из Пионерского царства? Может, зря он себя в грозу обнаружил? Не следовало ему…
Лесной царь прислушался. Голоса — рядом. Что они там говорят?
— Как — что? Это когда любят, а потом мамой с папой становятся.
— А разве у птиц тоже так?
— А как же! И у всех так, и у птиц, и у зверей, и у людей. А то как же птенцы будут рождаться и всякие там щенки, котята и даже какие-нибудь мышата у мышей! Сначала надо любить, а потом…
Лесной царь, услышав про мышей, насторожился.
«Значит, и у них мыши», — подумал.
А голоса продолжали:
— А что, у Олимпиады и Вас-Сима будут дети?
— Не знаю, может, и будут.
— Тогда Олимпиада нас бросит и нам назначат новую вожатую? И начальника лагеря нового, раз он станет папой?..
— Все может быть…
— Молодец ты, Кузя, все знаешь!
— Ну, что ты? Я вот сейчас книжку читаю…
— А я, знаешь, тоже читаю…
«Видно, это есть то Книжное царство, о котором мне Русак рассказывал, — вспомнил Лесной царь. — А кто ж тогда царица в нем? Не та ли уж Олимпиада, о которой сейчас говорят ребята? А про мышиную возню они ни слова не говорят. Может, Русак наболтал? Хотя и не глупый он парень…»
Ребята были где-то совсем рядом, и Лесной царь совсем по-молодому соскочил со своей сосны и сел на еловый пень. «Если они меня увидят, — подумал, — то могут испугаться. Вид у меня, как-никак, не прибранный, не городской».
Лесной царь причесал бороду. Пересел с елового пня на пень березовый. Опять пригладил бороду. «Что это со мной? Неужто волнуюсь? Почему?» — подумал.
Подумал так, и вдруг все стало просто. Сейчас он просто выйдет на тропку и будет ходить по ней и осматривать деревья, а если ребята встретятся, то они не удивятся. Мало ли кто…
Еще раз пригладив бороду, Лесной царь бодро выскочил на лесную тропку, услышал за своей спиной: «А мы не заблудимся? Ну, что ты! Сейчас повернем назад. Тут два шага всего» — и стал внимательно рассматривать вершины деревьев, которые он и так наизусть знал, все до каждой веточки.
— Здравствуйте, дедушка!
— Здравствуйте!
