Ознакомительная версия.
— Да так, есть. Яблоко вон уже пятый день в блюде лежит. Какая ж хозяйка такое потерпит? Да будь я тут не один — от яблока бы одно название осталось. Сегодня и съедят. Но ты не боись. Вам, микробам, в организме еще лучше, самый ништяк. Все болезни как рукой снимет. Организм — он специально для вас выдуман, чтоб вы его принимали заместо лекарства.
— А вы? А как же вы-то, дядя Паша? Вам разве можно туда?
— Да можно, можно… Только не люблю я в организме жить. Я червяк вольный! Но ты за меня не переживай, мне не впервой. Я там долго не задержусь. Мне главное — через зубы пройти. А потом я ход знаю.
— Да какой же там ход?
— Э, брат, все тебе скажи. Есть там одна заветная дверка. Оно, конечно, к ней еще пробиться надо, но ради свободы чего не сделаешь.
— А почему вы сейчас не сбежите, пока яблоко еще не съели?
— А чего мне бежать? Не надо мне бежать. Побегал я за свою жизнь, брат Гриня, и понял одну штуку: от судьбы не уйдешь. А жизнь — она такая. Ежели бояться не будешь, то повиляет-повиляет и сама на волю выведет. Раньше или позднее. Да и потом, понимаешь, скучно же в яблоке всю дорогу сидеть, на всем готовеньком. Зачахнешь тут, захвораешь…
— Это точно. Жизнь скучна, когда боренья нет… А вы, значит, уже были в организме?
— Да считай раз пять.
— И как там? Не страшно?
— Ну, мое дело насекомое, всякое случиться может. А тебе-то чего бояться? Ты микроб, тебя на зуб не возьмешь. Зубная паста там, конечно, случается анти… антибакти… ну, в общем, против вашего брата. Но это редко. А боле ничего.
— Есть еще фагоциты.
— А это кто?
— Убийцы микробов. Звери настоящие.
— Ну, авось не встретишь. А попадешь в организм — считай, что квартиру в новом доме получил, да не квартиру, а целый дворец. Выбирай любое помещение для жительства. Хочешь — в печенках поселяйся, хочешь — в почке, а хочешь свободы…
* * *
Он не договорил. Зеленая планета вдруг раскололась почти пополам. Гриша успел увидеть, как разверзлась, втягивая в себя пол-яблока и его самого, багровая бездна. Огромные белые клинки начали со страшным лязгом крушить яблочную мякоть на мелкие части. Гибкая поверхность, широкая, как спина кита, поднялась откуда-то снизу и стала давить из яблока сок. Сок смешивался с тягучей и сладкой жижей и заливал все вокруг.
Гриша уцепился дрожащими жгутиками за выступ в потолке и с ужасом смотрел, как его планета медленно превращается в белую текучую массу. Вдруг что-то дрогнуло внутри организма, и часть размельченной массы двинулась вглубь. Потом масса остановилась, и клинки продолжили свою жуткую работу.
Ему казалось, что все уже кончено, что он умер, и страшный мир только снится ему. Он зажмурился, съежился, и в этот момент вдруг услышал совсем рядом родной голос:
— Григорий, ты жив?
— Жив, жив, Пал Иваныч! Я здесь!
— Ну, слава богу! Ты за меня держись. Главную погибель проскочили. Сейчас опять ворота откроют, потечем вниз.
— Погодите, дядя Паша. Отдышаться мне надо.
Гриша чувствовал такую слабость, что еле держался за Пал Иваныча.
— Ну шо с тобой делать? Ну давай хоть поглубже за бугор спрячемся.
Они забрались поглубже и притаились.
Внизу был вход в красивую полукруглую пещеру. Мощные розовые арки уходили вниз, в темноту. Перед воротами, как назвал вход в пещеру Пал Иваныч, теснились, словно льдины на реке, недожеванные куски яблока.
— Красиво, да?
— Красиво, Пал Иваныч. Только плохо мне. И страшно.
— А ты не боись и дыши глубже. Сейчас твой упадок проходить начнет.
И действительно, с каждым мгновением Гришина слабость куда-то исчезала. Казалось, сам воздух внутри организма был целебен для здоровья микроба. Очень скоро он почувствовал, что почти готов к походу.
— Ну шо, Гришенька, остаешься в организме? — спросил Пал Иваныч. — Вишь, тут тебе самая атмосфера.
— Нет, дядя Паша, — твердо ответил микроб. — Я с вами пойду. Хочу на волю, к новому яблоку.
Пал Иваныч поглядел на него, и в его взгляде Гриша почувствовал уважение.
— Ну, раз так, то двинулись — вперед и ниже. Но смотри, потом не ныть. Путь нам предстоит нелегкий.
— Я выдержу, Пал Иваныч!
* * *
Медленно и осторожно они начали спускаться в пещеру. Теперь, когда последние куски яблока провалились вниз, ворота оказались полуоткрыты, и в них медленно втекала сладкая влага. Друзья погрузились в нее и поплыли.
— А что там, наверху? — спросил Гриша, глядя на медленно проплывающую над ним арку.
— Твердое небо. А за ним носоглотка.
— А еще выше что?
— Там, Гриня, дорога к храму. Мозги там. Но мы с тобой к храму не пойдем. Нам свобода нужна, а не храм. И потому путь наш в другое место лежит. Так что давай шевели отростками, а то скоро нижнюю дверь закроют.
И тут перед ними открылся огромный зал. Где-то впереди смутно белели куски яблока. Белые пятна теснились у небольшого проема и быстро, одно за другим, исчезали в темноте. Завидев цель, Пал Иваныч сразу прибавил ходу. Гриша устремился следом, но слабость все еще давала себя знать, и он все время отставал. Они не успели совсем чуть-чуть. Последний кусок яблока протиснулся внутрь, и дверь захлопнулась прямо у них перед носом.
В ту же секунду в полу распахнулась дыра, и туда со зловещим свистом стал уходить воздух. Пал Иваныч вжался в стену возле двери, а Гриша забился в пространство между стеной и червяком и всеми жгутиками вцепился ему в хвост.
Ветер становился все сильнее, это был уже настоящий ураган — и вдруг все разом стихло, так же внезапно, как началось. Наступило небольшое затишье, а затем воздушный поток поменял направление. Теперь он рвался наружу и уходил в верхние ворота. Потом все повторилось. Ветер дул попеременно в разные стороны, то достигая ураганной силы, то затихая, а Гриша ежился от холода, дрожал от страха и жался к своему другу. Старый червяк сохранял полное спокойствие и только ворчал:
— Обожрался, скотина, теперь отдышаться не может. Даже яблоко кусить лень. А мы тут жди на ветру. Ну, ничего, Гриня, ты терпи, делать нечего. Такой в этом месте закон природы: кто не успел — сиди в глотке, пока новая порция яблока не приедет. Вот тогда он живо двери откроет.
— Дядя Паша, а что там будет, за дверью?
— Тоннель. Как только пролезем туда, ветер сразу и кончится. Ты не вешай нос.
— Да нет у меня никакого носа, — сказал Гриша, приободрившись. — А что за тоннель-то? Длинный?
— Это смотря с чем сравнивать, — важно ответил Пал Иваныч. — Вот ежели, скажем, со слоном, то тьфу, плевое дело.
— Так вы и в слоне были? — изумился микроб. — Расскажите, дядя Паша! Пожалуйста!
— Да шо тебе рассказать?
— Ну, какая у него анатомия, у слона?
— Какая-какая… Слоновья. От самого хобота и до воли кишка идет. Кило́метров десять. Ползешь, ползешь, пока не проклянешь все на свете. Хоть жить там оставайся. Многие и оставались, пути не выдерживали…
— А как же вы туда попали?
— Да по глупости, молодой тогда был. В Ростове дело было, в зоопарке. Я тогда в груше решил поселиться. Польстился, понимаешь, на грушу. Сладкая, сочная, восемь пятьдесят кило на старые деньги. Кто ж знал, что такую грушу слону скормят? С тех пор — ни-ни, яблокам не изменяю.
Гриша был так поражен рассказом, что забыл об опасности и вылез Пал Иванычу на спину. Он хотел спросить, что было дальше, на воле, но тут ветер снова стал дуть внутрь организма, и его чуть не унесло в пропасть. Гриша распластался на спине червяка и замер.
— Ты чего, Григорий, ума лишился? — говорил Пал Иваныч, придерживая его хвостом. — Вот ухнешь в поддувало — и все, поминай как звали микроба. Ты чего?
Ветер затих. Гриша юркнул в щель между стеной и червяком, встряхнулся и сказал с достоинством:
— А это вовсе не поддувало. Это называется трахея.
— И откуда ты только слова такие знаешь? — удивился Пал Иваныч.
— Ну… Я ведь только так, теоретически, — сразу смутился Гриша. — Дядя Паша, а вас туда не затянет, в эту… в трахею?
— Случалось и такое, — спокойно ответил червяк. — Но ты за меня не переживай. Меня оттудова сразу назад выкашляет. А вот ты, если что, там до конца жизни останешься, понял?
Грише стало стыдно, что он похвастался своим культурным багажом. Он уже понимал, что без опыта Пал Иваныча его знаниям грош цена.
Снова наступила пауза, а потом ветер задул с удвоенной силой, и все вокруг быстро заполнилось едким удушливым дымом. Пал Иваныч закашлялся.
— Закурил, гад, — сказал он, с трудом переводя дух. — И табак какой едреный! Организм-то наш, видать, самец.
Гриша никогда не курил и, как всякий микроб, не любил запах табака. Он снова почувствовал слабость, но решил не подавать вида. Ему хотелось расспросить подробнее, почему организм самец, но тут, наконец, сверху хлынул мощный яблочный поток. Проклятое трахейное поддувало, словно испугавшись, мигом захлопнулось, а дверь распахнулась перед ними настежь.
— Вперед! — закричал Пал Иваныч. — Шустрей давай! За хвост держись!
Ознакомительная версия.
