— Потому что не синий, — отвечает Прыг-Скок.
— А почему ты маленький?
— Потому что небольшого роста.
— Скажи, лягушонок, где лучше: на земле или в воде?
— Мне везде хорошо. Лишь бы цапля не увидела да не съела.
Неизвестно, сколько бы еще всяких вопросов задала лягушонку Желтая Кувшинка, если бы она из любопытства сама не прицепилась к чужому незнакомому Веслу. Чужое Весло увезло Желтую Кувшинку. А зеленый лягушонок Прыг-Скок перестал с той поры свою песенку петь.
Никто не любил пчелу Жужулю, потому что была она очень вредной. Всем от нее доставалось. Спрашивается: зачем в чужие дела свой хоботок совать? А Жужуля совала. И, кроме того, всегда ее что-нибудь злило.
Обедает кролик Кочерыжка, а Жужулю зло берет. Пляшут разноцветные бабочки польку, вальс или какой другой танец, а Жужуля недовольна.
Играет слоненок Лус гаммы на аккордеоне, а Жужуля места себе не находит.
Теперь вы сами понимаете, почему никому не хотелось дружить с Жужулей.
Вот что однажды с этой самой Жужулей произошло. В понедельник, нет, кажется, во вторник или в среду, а точнее — в четверг, но, может быть, и в пятницу тигренок Полосатик сидел в удобном кресле под большим банановым деревом, читал толстую книгу и запивал забавные истории апельсиновым соком.
Нужно вам сказать, что Полосатик брал в библиотеке все книжки подряд, так как научился читать совсем недавно — и ему было все интересно. Но больше всего он любил читать вслух веселые книжки. При этом Полосатик громко смеялся.
В тот день, о котором идет речь. Полосатику попалась особенно смешная книжка. Он так заливался, что у него даже слезы от смеха на глаза наворачивались и полоски по всей шкуре перекатывались.
Пролетала мимо Жужуля. Услыхала она, что Полосатик хохочет, и присела сзади на спинку кресла.
Полосатик Жужулю не заметил. Читает. Подпрыгивает от восторга. Надоело Жужуле на чужую радость глядеть — и принялась она вокруг Полосатика кружиться и жужжать. Тут тигренок заметил Жужулю и спрашивает:
— Чего это ты вокруг меня вьешься? Места мало, что ли?
— А я ужжалить тебя хочу, — отвечает Жужуля.
— Ужжжалить? А что это такое?
— Это — ужжасно больно?
— Для чего ты мне хочешь сделать больно? — возмутился Полосатик. — Разве я тебя трогал?
— А я тебя ужжалю, потому что мне не нравится… твой смех?
— Может, мне тоже не нравится, как ты жужжишь возле моего уха? Скажи, разве я приглашал тебя в гости?
— Верно. Не приглашал. А меня никто в гости и не приглашает.
— Но это же плохо? Значит, у тебя нет друзей.
— Подумаешь, друзья? Если мне захочется, я сама в гости прилечу без всякого приглашения?
— Это невежливо.
— Вот еще вежжжливый нашелся? Сейчас как ужжалю в нос? — пропищала Жужуля и давай нападать на тигренка.
Полосатик только лапами отмахивается и ворчит. А сам думает: как вредную Жужулю проучить получше? Наконец придумал и говорит:
— Послушай, Жужуля! Не надо меня жалить. Если уж ты ко мне в гости прилетела, давай я тебя угощать буду.
— Вот это другой разговора — обрадовалась Жужуля.
— А что ты любишь? — спросил Полосатик.
— Сахар люблю!
— Сахар? Пожалуйста! Сейчас принесу. Полосатик не был обманщиком. Он вынес Жужуле несколько кусочков сладкого сахара и положил на стол.
Увидела Жужуля лакомое блюдо — и забыла обо всем на свете. Даже спасибо не сказала Полосатику — так и прилипла к сахару.
А тигренок не зевал. Взял он со стола незаметно стакан, из которого сок апельсиновый пил, подкрался к Жужуле, ррраз — и накрыл ее пустым стаканом. И очутилась Жужуля под прозрачным стеклянным колпаком. Поняла она, что в ловушку попалась, шипит, жужжит, а ее не слышно.
Успокоился Полосатик. Уселся в кресло поудобнее и стал снова книжку читать. Читает и смеется пуще прежнего. Недаром на эту книжку в библиотеке целая очередь была?
Вы спросите; как же закончилась эта история? Хорошо закончилась. Ведь у Полосатика был добрый характер. Пожалел он Жужулю — выпустил.
— Лети, — сказал Полосатик. — Но если ты снова начнешь приставать ко мне или к моим знакомым, то я проучу тебя как следуете Попробуй лучше с кем-нибудь подружиться…
И тут стало Жужуле стыдно, потому что Полосатик простил ее и не стал обижать, хотя был намного сильней.
— Хочешь быть моим самым первым другом? — спросила Жужуля тигренка. — Ведь у меня никогда не было ни одного друга…
— Ладно, — согласился Полосатик. — Прилетай ко мне завтра. Я тебе книжку вслух почитаю — и мы вместе похохочем!
Жили два страусенка — Фу и Фи. Фу был ужасно капризным. А братец Фи ничуть ему в этом не уступал. Сварит им на завтрак мама Ама манную кашу, поставит на стол тарелки и зовет громко:
— Дети, манная каша готова!
А в ответ раздается:
— Манная? Фу!
— Каша? Фи!
Придут страусята из школы, портфели бросят — и бегом на улицу мяч гонять.
— Пора уроки готовить! — напоминает мама Ама.
— Уроки? Фу!
— Готовить? Фи!
— Помогите мне посуду помыть, — просит мама страусят после обеда.
— Мыть ложки? Фу!
— Мыть вилки? Фи!
— Тогда давайте стихи учить.
— Стихи? Фу!
— Наизусть? Фи!
Итак повторялось каждый день. Теперь вам стало ясно, почему страусят звали Фу и Фи.
Однажды мама Ама решила проучить своих малышей и как следует взяться за их воспитание.
— Мне предложили сниматься в кино, — сказала она. — Правда, не в главной роли, но это неважно. Билет на поезд я уже купила. Приеду через три дня.
— А мы что будем делать без тебя? — захныкал Фу.
— Кто нас будет кормить? — испугался Фи.
— Вы у меня уже совсем большие. Справитесь. Хлеб, крупа и кофе — в шкафу, масло и сыр — в холодильнике. Запомнили? А теперь давайте я вас обниму — и до свидания!
Повесила мама Ама на шею кожаный саквояж и ушла, хотя ей было очень жалко оставлять страусят одних дома.
И начали страусята сами хозяйничать. Фу варил манную кашу, которая часто пригорала. А Фи жарил картошку, которая всегда почему-то была сыроватой. Но есть-то хотелось. Вот они и ели. И пригорелую кашу. И недожаренную картошку. Ели и не кривились. Фу не говорил: «Фу!» А Фи не говорил: «Фи!» Говорить ведь некому было.
Только вот посуду они не мыли. Но когда все чистые тарелки и ложки кончились, пришлось и за мытье посуды приниматься.
А к тому же еще и телевизор испортился. И по вечерам, чтобы не умереть от скуки, страусята читали стихи. И даже учили их наизусть.
Через три дня приехала мама и совершенно не узнала своих страусят.
— Хочешь, я сварю тебе манную кашу? — предложил ей Фу.
— А может, нажарить для тебя картошки? — спросил Фи.
Очень удивилась мама Ама и только головой покачала.
— Хорошо. Покормите меня. Я немного проголодалась. Но найдется ли у вас хоть одна чистая тарелка?
— У нас все тарелки чистые? — гордо сказал Фу.
— И все ложки… и все вилки тоже? — добавил Фи. Правда, картошка была чуть-чуть сыровата, а манная каша чуть-чуть пригорелая, но мама ела и похваливала.
— Молодец, Фу! Молодец, Фи!
А потом Фу прочитал наизусть без запинки стихотворение из страусиного букваря:
Каша манная вкусна
И питательна она.
Честь и слава — манной каше!
Укрепим здоровье наше!
Фи споткнулся всего лишь разочек. Зато он читал громко и с выражением:
Для чего читают книжки
Страусята, львы и мышки?
Тут и думать не о чем,
Ведь нельзя быть неучем!
Это был самый счастливый день в жизни у мамы Амы.
СКАЗКА О ПЕРЕВЕРНУТОИ ЧЕРЕПАХЕ
Это было давно. Но не очень. Некоторые еще и сейчас помнят эту странную историю.
Во время большой бури с черепахой по имени Мнеспешитьнекуда произошло несчастье. Не какое-нибудь там маленькое несчастье, а самое что ни на есть большое. А во всем был виноват Холодный Северный Ветер. Он дунул так сильно и неожиданно, что черепаха Мнеспешитьнекуда перевернулась на спину.
Холодный Северный Ветер улетел, а черепаха так и осталась перевернутой. И никто не мог ей помочь в беде. Еще бы! Ведь была Мнеспешитьнекуда огромной величины. И панцирь ее весил целых пятьсот килограммов, а может, и все тысячу.
Звери утешали черепаху, как могли. Но перевернуть ее сил у них не хватало. Тогда еще никто не знал, к чему все это приведет.
А началось с ерунды. Стали черепахе Мнеспешитьнекуда сниться перевернутые сны.
В этих снах дожди падали с земли на небо. Реки бежали вспять. Корабли плыли в обратную сторону.
Так было во сне. А наяву черепаха Мнеспешитьнекуда тоже все видела и слышала в перевернутом виде. И даже ноты в песенках, которые она пела по утрам, переворачивались так, что все знакомые мелодии становились пустым набором звуков.
