Алёша обернулся, позади шёл пансионатский повар с ножом. «А и вот ты где – беглянка наша тревожница! А мы её сколько шукам! Дело разве что?..».
Алёша как-то сразу тогда понял всё, и его не тревожили больше пустяки – «навсегда» или не «навсегда». Он схватил к себе Черного курица и взлетел на забор. А с забора он просто упал… Ударился и побежал. Прикрывая всем собой Чёрного курицу.
Долго ли коротко? У каждого сердца неостановимый запас в затаённой красивой глуби?
«Ко-к-ко-ко-о…», сказал Чёрный курица, и Алёша остановился, дыша иногда, а иногда и забывая о том…
Он был в лесу. Солнце последним краем поглядело ещё на мир и ушло, и лес стал тёмным сразу совсем. Сумерки стягивали горло собой, и хотелось кричать. Алёша понял, что заблудился нечаянно совсем и всё чего бы он только хотел – найти дорогу назад и чтобы Чернушку никто никогда не обижал.
«Ко-к-ко-ко-о…», тихо совсем, словно из последних сил, сказал Чернушка и клюнул сонно носом песок. Они стояли возле птичьего домика во дворе пансионата, и солнышко только садилось ещё. Алёша почувствовал вечерний ветерок на лице. Тёплый. Пора было спать. Тогда он бережно взял Чёрного курицу на руки и отнёс в домик для птиц, а сам пошёл в столовую комнату, где все мальчики собрались уже ужинать.
***
А недели словно и не было. Алёша учился, не замечая, отдыхал, не замечая, спал, не замечая, потому что чёрной двери не было больше нигде – ни на стене, ни во снах.
Алёша не тревожил больше Чёрного курицу, он приходил к нему каждый вечер и просто кормил его крошками. А в конце недели уехали все. И Чёрный курица пришёл.
– Алёша, пора… – послышалось Алёше в себе. Чёрная дверь была.
Чёрная дверь была приоткрыта только наполовину, и узкая полоса чёрного света лилась из неё в ночной полумрак спальни.
– Чернушка, ты где? – позвал Алёша, и в коридорчике вдруг погас свет.
Темно стало везде, и в Алёшу холодными коготками стал вползать прежний, неуверенный страх.
– Чернушка… – позвал ещё раз Алёша и, ему показалось, услышал звуки осторожной тёмной капели, исходившей из непонятно откуда…
Ему вспомнился почему-то пансионатский повар с огромным ножом, только он сейчас был невыразимо страшен Алёше своею всё исполнявшей громадностью. Его не было нигде, но Алёша боялся его так, словно он был.
«Чернушка, ты где?!!!», чуть не закричал Алёша, но горло его было стиснуто вязким страхом, и в тишине только тихонько скрипнула тяжёлая чёрная дверь. «Что случилось, малыш…», донеслось к нему из глубины из совсем далека, «Не бойся! Думай зеркало…»
Алёша трясущимися руками отвернул душный тяжёлый край одеяла и увидел перед собой размытый контур чёрного зеркала. В полной темноте зеркало видно было словно бы ещё лучше, а в зеркале был сам Алеша, неправдоподобно вытянувшийся под одеялом до состояния форм страшного необычного повара. За спиной у него был Чёрный курица при своём полном строгом параде, нестрашный и без лица. Алёша это заметил сразу и глубоко, что хоть Чёрный курица был и без лица, но он нестрашный был совсем и непонятно как – тихо улыбался, а вот Алёша хоть был с лицом – напугал сам себя до последнего. Алёша приходил потихоньку в себя, возвращаясь в зеркале в обычный добрый свой вид.
– Уходим, Алёша!.. За мной!… – донеслось тихо уже совсем изнутри, и Чернушка исчез…
Алёша подошёл к чёрной двери, без которой не очень понятно, как смог он прожить всю неделю, и почувствовал холод страха в своей душе такой же, как обычно, даже сильней.
«Почему открыто наполовину… почему лишь наполовину… почему наполовину?…», забилась тревожная замораживающая сознание мысль, «нельзя… не пройти… ни за что…». Алёша взял одной рукой за дверь и с усилием шагнул вперёд…
***
…темнота окутала всё… первозданная темнота… такой темноты больше нет нигде… в темноте не могло быть время… время и не было… безвременье медленно, совсем медленно, совсем нехотя, совсем в своём сне, соткало чёрные стены коридора потом…
…под ногами пересыпался чёрный песок когда-то бывшего времени… и становилось тепло… очень тепло… песок времени жёг… жёг ступни и жёг всё… хорошо хоть не было ступней… и не было ничего… а то здесь ничего бы не выдержало… тихий дым…
Тихий дым подымался вдоль стен.
«Это ты?», спросил Алеша, словно сам у себя через тьму.
«Это я… я.. я.», откликнулось затихающим эхом.
«А я?!», улыбаясь от радости тихо сам для себя закричал Алёша, не надорвав тишины…
«Это мы!!!…», рассмеялось вокруг, «не боись никого!…».
И всю жизнь наполнили искорки. Искры рвались, смеялись и прыгали. Никому никогда было – не до них. Искорки взрывались собой над безвременьем.
«Никуда!…», зазвенело в тиши, и Алёша ответил, улыбаясь: «Это здесь!…».
«Не спугни тишину!...», затихало вдали, и Алёша вниз и вправо сознанием.
Дверка тьмы подалась и исчезла во тьме, а за дверкой была – тишина…
Кроватки стояли такие же тихие, словно их никто не будил никогда. Но когда этот странный никто позакрыл-позабыл за собой дверку тёмного камня и тьмы – всё пошло…
Сиреневый тихий свет из ничего окутал всё кругом. И с первым шагом кроватки стали качаться, тихо качаться… Алёша попытался остановиться, но ноги сами несли, несли его всё быстрей и быстрей, всё плавней и плавней в тишине… Кроватки тихо качались у стеночки, а Алёша стремительно падал, словно на мягких крыльях из бесконечности в бесконечность по узенькому укроватному проходу… Дух захватывало, словно во сне, а комнатка-зала не умела закончиться никогда…
Мягким мурлыкающим островом в безбрежном океане полёта всплыло непонятное существо из шерсти и мягких лап.
– …мурракуда… мурёнушка… – тихо-тихо, совсем мягко, вкрадчиво представилось существо, ярко приоткрывая зелёного света глаза на Алёшу, и Алёше показалось, что не было и не могло быть никакого полёта из бесконечности в бесконечность. Позади была дверка. И впереди. И совсем даже недалеко.
– Мурр… – сказало тихонько мягкое доброе существо и, заглядывая Алёше в глаза, потёрлось ему о плечо влажным носиком: – Ну, куда?…
Под мягкой доброй мурёнушкой была золотая подстилочка, она сжимала её слегка лапками и сидела на ней ещё – хвостиком… И Алёша улыбнулся мурёнушке и шепнул совсем тихо глазами на дверку из комнаты: «Вон туда…»
– Просто Свинкс!!! – заявила мурёнушка. И громко тревожно мяукнула. – Или свинкс или сфинкс! Фу, какой!!!!!!!…
– Ой-ё-ёй!!! – объявился на стене попугай на серебряном колечке. – Как же быть? Пал, пал, пал! Пал адин!!! Палладин!!!!!!!…
И забормотал: л, л, л…
А мурёнушка хвостик причёсывала и не видела будто ничего… Аккуратно тихонько мурлыкала…
А котятки скакали уже. С всех кроваток. К нему. А Алёша стоял и смотрел. И совсем ничего не мог сделать совсем. А самый маленький котёнок спросил на плече прямо в ушко ему потихонечку: …а почему вы один?…
***
Алёша проснулся и понял, что сегодня никто не приедет. Пустую спальню наполнял яркий солнечный свет, и даже кухарка не стучала кастрюлями и поварёшками в кухонном уголке.
Алёша позавтракал на кухне сам и пошёл на двор. Чернушка сидел на метле. Старая метла стояла посереди двора прислонённая к кряжистой красавице-вербе росшей в пансионатском дворе, и Чернушка восседал на веере серых истрёпанных прутьев с видом царствующего над всем видимым двором высокого разума. Прохаживавшиеся рядом в поисках зёрнышек белые курочки и петушки казались снежно-белыми воробышками с красными хохолками, слетевшимися на этот царский двор, а Чёрный курица ещё выставлял вперёд то одну, то другую ножку, и утренне-солнечный лучик золотил пёрышки на его лапках. Глаза Чернушки хитро поблёскивали…
– Почему? – спросил Алеша, имея в виду маленьких котёнков.
Чернушка пожал плечами. Алёша тогда вздохнул и сел рядом с Чернушкой.
Весь день Алёша провёл во дворе, заходя в спальную комнату и кухню только за книжками или покушать. А вечером косые лучи заходящего красного солнца сложили в спальне контурами чёрную дверь...
***
…приступ удушья заставил выглянуть из-под одеяла… чёрная дверь была закрыта почти, а вокруг был страх… они дышали и тихо кашляли… они хрипели и жутко стонали… они выли тихонько… вовсю… а кроме двери уже выхода не было… дверь, которая когда-то была в коридор и когда-то со светом была, превратилась в маленькую луну, катившуюся мимо чёрного окошка и светившую лишь внутрь себя… а чёрная дверь была… закрытая почти совсем… Чернушка не приходил… Алёша бился, пытаясь представить себе зеркало, но из зеркала смотрел только страх…
…до двери было немного шагов… шесть… он их считал… лёжа на кровати и плотно закрывшись одеялом, а они же были всюду!… они царапались по стенам и по душе… им было больно и они хотели кого-то найти… иногда Алёше казалось, что они пробираются по лёгкому покрову одеяла и тогда его пробирал до щекотного холодный озноб… он не двигался и почти не дышал… «раз, два, три…», считал он шаги… а ног не было чтоб сделать их… он и не знал, что так много их вокруг… он закрыл совсем твёрдо глаза и в одеяле упал с кровати на пол…
