С ним даже отдыхать трудно, а не то что работать. Он такой.
Как Хома голову не потерял
— Меня ничем не удивишь на этом свете, — сказал однажды Хома лучшему другу Суслику.
— А на том?.. — лениво спросил Суслик.
— На каком ещё — на том? На том берегу ручья, что ли? Там, конечно, светлей. Солнечней. Но меня и там ничем не удивишь.
Они, разомлев, на бережку ручья сидели. На этом.
Вверху, по синему небу, и внизу, по синей воде, проплывали кучерявые белые облака.
Зелёные и серые кузнечики, веселясь, так и прыскали над пахучей травой.
Жужжали важные, пузатые шмели, раскачиваясь на высоких ромашках.
Шустрые птицы замысловато носились над водой, хватая на лету глупых неловких мошек…
И всё это было так удивительно, что трудно было принимать слова Хомы всерьёз.
— Нет, ничему не могу удивляться, — повторил Хома. — А ты про какой-то тот свет мямлишь!
— Я просто хотел сказать, — вновь замямлил Суслик, — что будет, если нас не будет? Понял?
— Нас не будет — ничего не будет, — решительно отмёл Хома. — И нечего об этом рассуждать. Я говорю, что меня вообще ничем изумить нельзя. Даже Шмелём величиной с воробья! Я давно ничему не поражаюсь. Плохая примета. Старею, верно.
— Спорим! — внезапно предложил Суслик.
— О чём? — сладко потянулся Хома.
— Я тебя удивлю.
— Ха-ха, тебе-то я давно удивляюсь, — отмахнулся Хома. — Да ты сам себе удивляться должен!
— Не твоё дело, — насупился Суслик.
— Ясно — не моё. Ты вот попробуй меня удиви. Тогда и спорь.
— И попробую, — увлёкся Суслик таким необычным занятием. — Но только, чур, условие. Если ты хоть раз удивишься, то ты проиграл.
— А что я выиграю? — заинтересовался Хома.
— Да не сумеешь ты выиграть. И не надейся. Головой ручаюсь!
— А что я проиграю? — выпытывал Хома.
— Хвастаться больше не будешь.
— Ладно. Раз ты сказал, что своей головой ручаешься…
— Я так сказал? — обеспокоился Суслик.
— Сказал-сказал, — заверил его Хома.
— А чего ты с ней делать будешь, если случайно выиграешь?
— Захочу, на память себе оставлю, — размечтался Хома. — На долгую светлую память.
— И откуда ты взялся на мою голову! — обиженно проворчал Суслик. — В таком случае давай на равных спорить. Голова против головы!
— Моя голова? — придирчиво уточнил Хома.
— Твоя.
— Против твоей?
— Моей.
— Не выйдет. Разве это на равных? Моя голова — умнее!
— А моя — больше!
— Это твоя-то?
— Моя, — подтвердил Суслик.
Измерили они травинкой свои головы. И впрямь, голова у Суслика больше оказалась.
Оба молча удивились. Даже Суслик.
Помрачнел Хома. Но старается и вида не подать, что удивлён.
— Главное не то, что снаружи, — веско сказал он, — а то, что внутри. Мысли бывают мелкие или большие. А большие — значит, тяжёлые. Моя голова наверняка тяжелее!
— Давай взвесим! — разгневался Суслик. — Взвесим давай головы!
— Давай. Только сначала твою, легкомысленную. Отдельно!
— Нет уж, — отказался Суслик, подозревая в этом что-то нехорошее для себя, — Лучше твою сначала.
— А можно сразу две взвесить, — вдруг сказал Хома.
— На чём?
— Не на чём, а как! Ну-ка, догадайся?
— Как? Проще простого. Надо друг другу голову на плечо положить и стоять, пока кто-то первым не свалится. Тот и проиграл. Правильно?
— Неправильно. Ты ростом выше! И вместе со своей глупой головой весь на меня навалишься. А лучше так попробуем — погрузимся в воду с головой. Чья быстрей выплывет, та и легче!
— Неплохо, — похвалил Суслик. — А я хотел ещё и другое предложить. Можно щелчки друг другу отвешивать и слушать, чья головаг сильнее гудит. Чья звончее, та и пустее!
— Вот именно. А чем пустее, тем быстрее из воды и вынырнет, — бубнил своё Хома. — Мой способ гораздо лучше!
— Это почему же — гораздо? — не сдавался Суслик.
— Да потому, дурья твоя голова, что от моего способа не так больно. Щёлкать ему, видишь ли, захотелось. По своей головешке щёлкай, если ты такой умный!
— Так и быть. Можно и по-твоему, — поразмыслив, согласился лучший друг. — Заодно и искупаемся. Жарко.
Залезли они в воду, по шею каждый. Стоят, друг на дружку смотрят. Оба наготове.
— Командуй, — посоветовал Суслик. — Ты старше.
— Начали! — скомандовал Хома. — Оп!
И они разом под водой скрылись.
Нет никого…
Уфф! — вынырнули оба одновременно.
— Ничья, — пропыхтел Суслик.
— До трёх попыток, — хмуро сказал Хома.
Снова исчезли под водой.
Уфф! — опять одновременно возникли.
— Последняя попытка — решающая, — предупредил, тяжело отдуваясь, Хома.
Вновь скрылись. Только круги пошли…
Уфф! — вынырнул один только Хома.
Нет Суслика.
Подождал он, не веря глазам своим. А того нет и нет.
Испугался Хома. Тут уж не до спора. А вдруг Суслик потонул? Он из упрямства и не на то способен!
Пригляделся Хома. Что это?.. Он случайно увидел: на том месте — вернее, под тем местом, где погрузился Суслик, — пятки его колышутся. Словно он на дне стойку на передних лапах сделал!
Нырнул туда Хома. И видит: Суслик под водой за камень уцепился и, выпучив глаза, изо всех сил держится.
Встретились они взглядом. И Суслик, нахал подводный, ещё и подмигнул Хоме: кто, мол, победитель?!
Чувствует Хома, что наверх неудержимо тянет. А Суслик вроде бы и не собирается выныривать. Будто рекорд устанавливает! Пришлось Хоме снова нырнуть и пощекотать его под мышками, чтобы поскорей от камня оторвать. А то бы он там, при своей мёртвой хватке, болтался до вечера задними лапами вверх!
Вынырнули оба. Еле отдышался Суслик. Ещё бы! Столько под водою пробыть!
— Удивляюсь я тебе… — начал было сердито Хома.
— Ага! — вскричал Суслик. — Удивляешься? Я выиграл!
— Мы об этом не договаривались, — твёрдо сказал Хома. — Я тебя заранее предупредил, что всегда тебе удивляюсь. Я совсем другому удивился — как ты посмел жульничать! — горячо возмутился он.
— Ага! — вновь вскричал Суслик. — Удивился? Всё равно я выиграл!
На это Хома не сумел убедительно возразить. Хотя кое-как и пытался.
— По правде говоря, я больше выиграл, чем проиграл. Раз я могу удивляться, значит, ещё не старею, — успокаивал он сам себя.
— Но голову свою ты проиграл, — упорствовал Суслик.
— Скажи спасибо, что я тебя спас. До сих пор бы там был!
— Вряд ли. Воздух кончался. Если бы ты меня не щекотал, я вылез бы ещё быстрее. Ну что, собираешься голову отдавать?
— В конце концов мы о первом споре — удивлюсь я или нет — давно забыли. Мы уже о другом спорили: у кого голова тяжелее! — не на шутку разбушевался Хома. — И тут, бесспорно, я выиграл! Те, кто хитрит, всегда считаются проигравшими!
Теперь-то Суслик ничего не мог возразить. Было дело? Было. Не очень поспоришь.
И поэтому, как ни крути, пришлось ему бесспорно признать большую тяжесть Хоминой головы.
Так что главное не в том, чья голова больше. Вон у Медведя башка покрупнее, чем у Лисы. Зато всем известно, что она башковитей, умнее его.
Наверняка голова у неё тяжелее!
Слидел как-то Заяц-толстун на зелёном пригорке. Весь такой задумчивый. И чему-то сладко улыбался.
Подошёл к нему Хома и небрежно спросил:
— О чём мечтаешь?
Будто неизвестно, о чём зайцы мечтать могут.
— О большой морковке, — облизнулся Заяц-толстун.
— Красной и сочной? — тоже облизнулся Хома.
— Ага. Очень и очень, — рассеянно ответил Заяц, продолжая мечтать.
— Что — очень и очень? — удивился Хома.
— Очень красной и очень сочной, — снисходительно разъяснил Заяц.
— Да-а… Лучше зайцев никто о морковке мечтать не сможет, — признал задумчиво Хома.
Заяц только хмыкнул.
А Хома вдруг робко попросил:
— Слышь, а ты можешь мне свою мечту подарить?
— А мне что останется? — сразу забеспокоился Заяц-толстун.
— Ну… Ты ведь можешь мечтать о двух морковках сразу?
— Да хоть о трёх! — напыжился Заяц.
— Вот-вот, себе две морковки оставишь, а мне отдашь ту, первую, очень большую и очень сочную.
— Ишь ты! — оскорбился Заяц-толстун. — Мне меньше достанется.
— Но ты же лишь об одной морковке мечтал, — обиженно напомнил ему Хома.
— Мало ли что! Захочу, тысячу морковок себе намечтаю. И все — мои!
— Жадничаешь? — огорчился Хома и неожиданно предложил: — Давай тогда мечтами меняться!
— А какая у тебя мечта? Может, у тебя только и мечта — мою морковку присвоить!
— Говоришь, какая моя мечта? Моя мечта — секрет, — заважничал Хома.
Заяц внимательно на него посмотрел. Вид у Хомы был и правда таинственный. К тому же, мечтательный. Но всё же…
