Тяп промолчал, а потом шепнул подплывшему Чипу:
— Как ты думаешь, Ябеда опять ко мне пристает или мне это только кажется?
— Определенно кажется, — шёпотом ответил Чип.
Но Ябеда всё подслушал и немедленно вступил в разговор :
— Вот видишь, Тяп, ты всегда говоришь, что я к тебе пристаю! А ведь это не так. Что бы я ни сказал, ты сейчас норовишь в драку. Признайся сейчас, что, когда я сказал тебе что-то, ты хотел меня клюнуть.
— Н-ну, — неуверенно протянул Тяп.
— Да нет, это я ведь тебя так спрашиваю. Ты не бойся. Ты говори прямо и честно: хотел ведь клюнуть, а?
— Н-ну, хотел, — выдавил Тяп.
— И, наверное, хотел больно клюнуть? — не унимался Ябеда. — Признайся, больно, да?
— Н-ну, больно, — отвечал сбитый с толку Тяп.
— Чипик, — повернулся Ябеда к Чипу, — ты слышал, что Тяп хотел меня клюнуть?
— Да, Ябеда, я это слышал, — подтвердил Чип.
— И ты хорошо слышал, что он хотел меня больно клюнуть!
— Да, слышал.
— И ты даже слышал, что он хотел меня клюнуть ни за что ни про что, просто так, да, Чип?
— Да, — подтвердил Чип, которого Ябеда тоже порядком сбил с толку.
— Хорошо, — вдруг с удовольствием произнес Ябеда, — а теперь я отправлюсь к маме и скажу, что Тяп хотел меня больно клюнуть просто так. И ты это подтвердишь, Чип, потому что ты честный и порядочный гагачонок. — И, повернувшись к маме, он громко пожаловался плаксивым голосом: — Мама! А Тяп хочет меня больно клюнуть!
— За что? — спросила мама-гага.
— Тяп сказал, что ни за что. И Чипик это слышал.
— Это правда, Тяп? — строго спросила мама.
— Правда, — растерянно признался Тяп. — Это правда, — повторил он совсем тихо, — потому что я это сказал и Чипик слышал это. Но вообще это ужасная неправда, и Ябеда знает это сам. Но почему это так у него получается, я объяснить не могу.
— Потому, — вдруг вмешался Чап, — что Ябеда ведёт себя прескверно, мама. Он всегда как-то влезает в хорошее и потом делает из этого плохое. Стыдно тебе, Ябеда!
— Да я ничего… — захныкал Ябеда. — Это я так.
Мама с удивлением посмотрела на обычно сдержанного, рассудительного Чапа и, помолчав, сказала:
— Я, кажется, догадываюсь, что хотел сказать Чап. Но я думаю, что вы сами должны отучить от этого Ябеду. Пусть он поймёт, что это плохо.
— Хорошо, мама, — пообещал Чап. — Мы попробуем.
— Мы это здорово сделаем, — подтвердил Чип.
Только Тяп молчал, всё ещё подавленный несправедливостью. А Ябеда в первый раз в жизни по-настоящему испугался своих братьев.
Неприятное происшествие было прервано появлением незнакомого выводка. В бухту приплыла небольшая стайка уток — три взрослые гаги и три гагачонка примерно одного возраста с нашими утятами. Мама дружелюбно поплыла им навстречу, и рядом с нею плыли Тяп, Чип и Чап. А Ябеда плыл поодаль. Конечно, взрослые утки заговорили о делах совсем неинтересных — о погоде, кормах и детях. Зато гагачата, быстро перемешавшись друг с другом, затеяли веселую игру в отнималку. Новеньких звали Спай, Ник и Дэн-лилипут. Дэн действительно был поменьше братьев, но держался независимо и здорово играл. Игра была простая. Кто-нибудь из гагачат нырял в воду и схватывал в клюв веточку фукуса. Другой, нырнув следом, старался отнять эту веточку. Если ему удавалось схватить эту веточку, оба гагачонка начинали её тянуть к себе изо всех сил. Чаще всего дело кончалось тем, что веточка рвалась, и гагачата отлетали в разные стороны, довольные друг другом. Гагачата вообще хорошо ныряют и, нырнув, гребут под водой лапами и машут крыльями, как будто летают; так они могут проплыть под водой метров сорок — пятьдесят.
И вдруг в самый разгар игры прозвучал сигнал тревоги. Громко и тревожно крякнула мама, громко крякнула мама Спая, Ника и Дэна, призывая утят к себе. Со всех ног, вспенивая за собой воду, бросились малыши под защиту взрослых. Одно мгновение — и вот уже все семь гагачат оказались в окружении взрослых гаг. Те, высоко вытянув шеи и грозно покрякивая, посматривали на непрошеных гостей. Только сейчас испуганные гагачата заметили двух больших серебристых чаек, которые, высоко задрав хвосты, покачивались на волнах. Злые, немигающие глаза в упор разглядывали сбившуюся стайку уток. Чайки казались маленькими кораблями, которыми играет волна и будто случайно прижимает всё ближе и ближе к гагам. Когда расстояние между чайками и гагами сократилось до нескольких метров, мама, обернувшись на своих малышей и убедившись, что их плотно окружили взрослые, кинулась, шипя, к ближней чайке. Чайка медленно взмахнула крыльями и, легко поднявшись, отлетела чуть дальше. Но мама, храбрая и решительная мама, сейчас же вернулась на своё место. Когда чайки приблизились снова, вперёд, грозно шипя, бросилась молодая утка и отогнала на почтительное расстояние сначала одну чайку, а затем и другую.
Вернувшись, она заняла место в боевом кольце обороны.
Целый час маневрировали чайки вокруг стаи гаг, стараясь ослабить их внимание. Целый час взрослые гаги не спускали глаз с чаек, временами отгоняя их дальше. И целый час испуганные гагачата молча рассматривали своих врагов, длиннокрылых, лёгких и хищных. Чайки так и не рискнули напасть на утят — слишком решительно и осторожно вели себя взрослые гаги и слишком много их было. Когда чайкам надоело дразнить уток и они окончательно поняли, что полакомиться гагачатами им не удастся, они, пронзительно и недовольно крича, улетели прочь.
— Как вовремя мы встретились с вами! Одной мне было бы трудно защитить моих малышей от двух разбойниц, — сказала мама-гага, с благодарностью обращаясь к соплеменницам.
— Если вы не возражаете, — голос молодой утки прозвучал мягко и спокойно, — я могла бы с вами остаться и дальше, пока подрастут ваши дети.
Мама внимательно взглянула на молодую гагу, которой шёл второй год, и ничего не сказала в ответ. В этом возрасте у молодых гаг ещё не бывает птенцов, и они часто присоединяются к чужим выводкам, а иногда даже пытаются насиживать чужие кладки и утеплять чужие гнёзда, добавляя свой пух. Такие гаги через год делаются прекрасными матерями, так как приобретённый опыт оказывает им немалую услугу. Мама-гага сама когда-то, в годы своей молодости, была столь же нетерпеливой, оказывая услуги чужим семьям, и поэтому предложение молодой гаги встретила благосклонно. Правда, до этого сезона она всегда воспитывала детей одна и совершенно не представляла, как примут её малыши чужую, незнакомую гагу. Но мама была уже стара — ей шёл девятый год, — и чужая помощь не могла показаться излишней. «В конце концов, когда-то на всё приходится решаться первый раз», — рассудила она. Но ещё долго и пытливо украдкой рассматривала она молодую гагу даже тогда, когда где-то в глубинах утиной души положительное решение было принято.
Оба выводка целый день провели вместе, но к вечеру гости собрались в обратный путь. Тогда только мама подплыла к молодой гаге и сказала:
— Вы можете остаться с нами.
— Хорошо, — просто согласилась молодая гага. — Меня зовут Слирри.
Гагачата не знали о прибавлении в их семье и поэтому с недоумением поглядывали на тёмно-коричневую гагу, которая кормилась с ними на литорали после того, как гости удалились. Солнце спускалось всё ниже и ниже к горизонту, наступили серые июльские сумерки, и мама-гага повела свою семью на излюбленное место ночлега. Этим местом был небольшой каменный мысок с молодой порослью осины, подступившей к самой воде. Каково же было изумление гагачат, когда они увидели, что незнакомая гага отправилась вместе с ними! Малыши вопросительно поглядывали на мать, которая держалась так, как будто ничего особенного не происходило. Наконец Тяп не выдержал и, близко подплыв к маме-гаге, тихо спросил:
— Мама, а кто это плывёт вместе с нами?
Казалось, вопрос Тяпа удивил маму-гагу, и она даже переспросила:
— Кто? — и громко, чтобы услышали остальные гагачата, ответила: — Это же Слирри, ваша тётка Слирри. Она будет теперь жить с нами.
Гагачата были поражены. Подумать только, настоящая тётка! Почему же так долго молчала мама, почему никогда не говорила, что у них есть тётка по имени Слирри? Взволнованные, они обступили маму со всех сторон и забросали градом вопросов.
— Неужели это наша настоящая тётка? — спросил Чип.
— Самая настоящая, — усмехнулась мама.
— А где же она была раньше? — задал вопрос Ябеда.
— Долгое время она не могла разыскать нас.
— Мама, — спросил Чап, — а мы должны её слушаться?
— Конечно, дети, — серьёзно ответила мама. — Вы должны слушаться Слирри. Ведь она ваша тётка.
Тяп даже пытался узнать, знала ли Слирри Большого Ляпа. Но Чап клюнул его и зашипел:
— Разве тебе не достаточно того, что мама не велела вспоминать о Ляпе?
Тяп покорно замолчал, буркнув:
— Не мог клюнуть не так больно!
— Мама, — глаза Чипа от восторга были широко раскрыты, — а Слирри будет с нами всегда-всегда, и ночью и днём?
