«Ну, — радуются недруги Тремила, — теперь его песенка спета! Проснётся король — в опочивальне темно! Не миновать дерзкому выскочке тюрьмы, а то и виселицы. Известно, какие изверги короли. Для них лишить человека жизни, что свечу задуть».
В опочивальне темно. Спит король. Спит Тремил. Вдруг под окном тихо конь заржал — почуял беду и прибежал из конюшни.
— Проснись! Проснись, Тремил! — зовёт он хозяина.
И Тремил проснулся.
Беда! Лучина догорела. В опочивальне темно, хоть глаз выколи.
Шарит Тремил по полу, хочет лучину засветить, а лучины-то нет! Что за напасть, ведь с вечера тут целая охапка лежала. Ну нашёл бы он лучину, а как зажечь её? Ни трута, ни огнива. Что делать? Как быть? Проснётся король, расправится с ним. Ждёт его тюрьма, а то и плаха. Лучше до рассвета бежать отсюда.
Да как убежишь? В караульне — стража, ворота на запоре, мосты подняты.
У Тремила холодный пот на лбу выступил. Полез он за пазуху — тряпицу достать, пот со лба вытереть, да нащупал рукой перо Жар-птицы. Перо, что само светит, не гаснет.
Выдернул он поскорей перо. И золотое сияние озарило замок, осветило двор, воду во рвах позолотило.
Стража к окнам кинулась.
— Что случилось? Пожар?! Замок горит?!
Нет, это не пожар. Это из королевской опочивальни струится чудодейный свет. И потонул в ярком свете мрак, как тонет камень в глубоком омуте.
Проснулся король. Глаза трёт, от яркого света жмурится. Что такое? Неужто сто лучин горит? Нет, это Тремил горящее перо в руке держит.
— Где взял? Откуда? Говори! — допытывается король.
— Это перо Жар-птицы, — говорит Тремил.
Обрадовался король и назначил юношу начальником королевской стражи.
Пуще прежнего возненавидели Тремила придворные.
— Слыхали? Его начальником стражи назначили!
— Мы его погубить хотели, а ему это на пользу пошло.
— Этот бродяга будет верховодить над нами! Не дождётся он этого! Надо его извести.
— Давайте скажем королю: похвалялся, мол, он, будто Жар-птицу может поймать. Пускай его король за Жар-птицей пошлёт. Уедет он и назад не вернётся. Не родился ещё на свет человек, который бы Жар-птицу поймал.
И до тех пор на Тремила королю наговаривали, пока король не поверил.
Вот призывает он Тремила и говорит:
— Сослужи-ка мне, Тремил, службу, поймай Жар-птицу и привези её живую во дворец. Привезёшь — награжу, не привезёшь — лютой смертью казню.
Тремилу — горе, его недругам — радость.
Идёт Тремил к своему коню и говорит:
— Конь мой верный, беда со мной приключилась. Посылает меня король за Жар-птицей.
А конь в ответ:
— Не печалься, хозяин! Это ещё четверть беды, а беда впереди будет. Нарви-ка на лугу сон-травы да ко мне поскорей возвращайся.
Сделал Тремил, как ему конь велел.
Потом вскочил в седло и поскакал из замка прочь.
А недруги на двор высыпали и ну над ним смеяться да издеваться:
— Что ж ты клетку не прихватил? В чём Жар-птицу обратно повезёшь?
— Может, ещё нынче ночью с добычей воротишься?
— Глаза чёрной тряпкой завяжи, не то ослепнешь от блеска!
Уж конский топот затих, а они не расходятся, над Тремилом глумятся.
Вот приехал Тремил на равнину, что вширь и вдоль раскинулась, остановил коня под высокой липой, сон-траву по земле разбросал и ждёт.
Солнце закатилось. За серыми сумерками спешила вдогонку чёрная ночь. По небу плыли облака и по пути звёзды гасили.
Настала ночь. Кромешная тьма окутала землю.
Вдруг с полуночной стороны стало небо светлеть. Растёт, ширится на глазах узенькая полоска света, и вот по всему небу золотое сияние разлилось.
Это далеко-далеко над краем земли поднялась Жар-птица.
И стало светло, как июльским полднем. Каждую букашку на земле разглядишь, каждый листик, что трепещет на дереве.
Прилетела Жар-птица и на липу села. Не прошло много времени, сморила-одурманила её сон-трава.
Закрыла птица глаза, сложила крылья. Заснула, и померк свет.
Тут подкрался Тремил к Жар-птице и схватил её. А Жар-птица говорит человеческим голосом:
— Коли сумел ты меня поймать, буду я тебе служить.
Тремил на коня вскочил и поскакал в замок. Над ним Жар-птица летит, сверкающими крыльями машет, землю, как июльское солнце, освещает.
Так в золотом сиянии подъехал Тремил к королевскому замку.
Тут сбежался народ поглядеть на диво. Сам король на крыльцо выскочил без короны, без мантии — в одной жилетке.
Тремил спешился и с низким поклоном говорит королю:
— Исполнил я твой наказ: привёз живую Жар-птицу.
— Коли ты такой знатный охотник, быть тебе главным ловчим.
Жар-птица с вечера до рассвета королевский замок освещает. Верный конь удаче своего хозяина радуется. А завистники к Тремилу лютой ненавистью пылают. Одна у них забота, как бы его извести.
Прошло с той поры времени ни мало ни много.
И вот как-то вечером — на небе ни облачка, звёзды мерцают, месяц льёт на землю серебряный свет, да такой яркий, что Жар-птица сложила сверкающие крылья и заснула на тополе, — вдруг потемнело, померк свет. Это месяц спрятался за огромный чёрный щит.
Народ высыпал на улицу, в страхе на небо глядит: почему месяц погас? Может, на людей прогневался?
Проснулась Жар-птица, но сверкающих крыльев не раскрыла, тьму не осветила — не стала перечить месяцу.
Так всю ночь и не выглянул месяц из-за чёрного щита. На земле непроглядная тьма царила, люди в страхе по домам попрятались, по углам забились, беды великой ждали — конца света.
А наутро собрались придворные, недруги Тремила, шушукаются, против него сговариваются:
— Вот удача-то! Давайте скажем королю: Тремил, мол, похвалялся, будто может узнать, отчего месяц чёрным щитом от земли заслонился.
— Пускай король пошлёт этого бродягу на луну.
— Дорога-то туда дальняя и всё вверх да вверх…
— Не под силу это человеку. Сгинет он, пропадёт.
— Вот и хорошо! Уйдёт и не воротится назад.
Поверил король лгунам. Призвал Тремила и говорит:
— Сослужи-ка мне службу! Узнай, отчего месяц чёрным щитом от земли заслонился?
Опечалился Тремил. Обрадовались его завистники.
Вот идёт он на конюшню и говорит своему коню:
— Друг мой верный, конь быстроногий, беда приключилась. Велит мне король к месяцу ехать, узнать, почему он щитом от земли загородился.
А конь в ответ:
— Не печалься, хозяин. Это ещё полбеды — беда впереди будет. Кликни Жар-птицу да садись на меня верхом.
Вот отправился Тремил в путь. Под ним верный конь копытами стучит, над ним Жар-птица крыльями шумит.
А злодеи-недруги на стены влезли, вслед путнику глядят, глумятся, насмехаются. Ещё бы им не радоваться! Не родился ещё на свет человек, который бы до луны добрался и живым остался.
Прибежал верный конь на широкую поляну и говорит:
— Над этой поляной месяц во дворце живёт. Я здесь останусь, а ты туда на Жар-птице лети.
Сел Тремил на Жар-птицу и полетел кверху. Поднялись они выше облаков, выше звёзд, больших и маленьких. Летели, летели и прилетели в лунное царство.
А тут всё серебряное! Вдоль серебряной дороги серебряные тополя растут, на полях серебряная пшеница колышется, на серебряном пригорке серебряный дворец стоит.
Входит Тремил во дворец. Там старушка, мать месяца, серебряное полотно ткёт. Поклонился ей юноша, а старушка спрашивает:
— Ты зачем к нам пожаловал? Скоро мой сын домой вернётся, увидит тебя и съест.
Не испугался Тремил, рассказал ей всю правду. Только рассказать успел — стук послышался. Это двенадцать птиц над серебряной дорогой летят, двуколку тянут. А в двуколке месяц сидит. Всё небо объехал и домой почивать-отдыхать воротился.
Тремил моргнуть не успел — старушка его в свой челнок обратила.
Входит в горницу месяц-великан, носом повёл и молвит:
— Чую, чую дух человеческий!
— Это, сынок, ветер с земли дует, дух человеческий к нам несёт. Отдохни, поешь. Умаялся небось всю ночь по небу бродить.
Поел месяц, а старушка и спрашивает:
— Скажи, сынок, отчего ты ночью за чёрный щит схоронился, землю не захотел освещать?
— Ох, матушка, горькая у меня доля! Полюбил я одну панну, полюбила и она меня. Каждую ночь, только я на небе покажусь, она из дому на дорогу выбегает, на камень садится и сидит до утра. Я на неё сверху гляжу, она — снизу. Вот и были мы счастливы. Да проведал про то отец её, злой волшебник, и разгневался. Он её за старого богача замуж прочил. «Не позволю, говорит, тебе месяц любить. Погоди, спрячу я тебя так далеко, что он тебя больше не увидит».
Обратил он её панной морской и в море жить повелел. Хотел я на свою суженую поглядеть. Собрал со всей земли серебряные лучи, в пучок связал и в море бросил. Оттого и сделалось на земле темно. Только не увидел я свою красавицу — панну морскую. Море глубокое, до дна самым длинным лучом не достанешь.
