Ответом на это приглашение стала мертвая тишина; лишь Бруно, подумав, сказал:
— Я хочу, если только ваш свет не будет шмякать меня в локоть.
Удовлетворившись обещанием Профессора, Бруно юркнул под покрывала и через пару минут выполз обратно, разгоряченный и покрытый пылью. Его волосики перепутались и торчали вихрами.
— Ну, что ты видел в коробке? — с нетерпением спросила Сильвия.
— Ничефошеньки! — с досадой отвечал Бруно. — Там оказалось слишком темно.
— О, малыш точно описал нам суть дела! — с пафосом воскликнул Профессор. — Именно! Черный Свет и Ничто настолько похожи, что их очень трудно различить с первого взгляда, так что меня ничуть не удивляет, что он перепутал их! А теперь перейдем к третьему опыту.
С этими словами Профессор спустился с помоста и направился к столбу, врытому глубоко в землю. С одной стороны к столбу была прикреплена цепь с железной гирей на конце, а с другой торчал обломок китового уса с кольцом на конце.
— Нам предстоит увидеть самый интересный опыт! — объявил Профессор. — Боюсь, на него уйдет больше времени, чем на предыдущие, но это пустяки. Итак, смотрите. Если я отцеплю эту гирю и брошу, она упадет на землю. Надеюсь, возражений нет?
Возражений и впрямь не было.
— Так вот. Если я изогну этот китовый ус вокруг столба — вот так — и зацеплю кольцо за крюк — вот так, то он будет держаться; но стоит мне отцепить крюк, как ус снова выпрямится. Возражений нет?
Возражений не было и на этот раз.
— Предположим, мы оставим все эти вещи в таком положении на длительное время. Тогда сила упругости китового уса иссякнет, и он останется изогнутым, даже если мы отцепим крюк. Но почему же этого не происходит с гирей? Китовый ус привыкает к изогнутому состоянию и больше не стремится выпрямиться. Почему же тогда гиря не привыкает к тому, что она держится на крюке, и падает, стоит лишь отцепить его? Почему, я вас спрашиваю?
— Мы тоже хотели бы это узнать! — эхом откликнулись присутствующие.
— И долго нам еще ждать? — буркнул Император. Профессор взглянул на часы.
— Я полагаю, для начала — тысячу лет, — заявил он. — Тогда мы осторожно отцепим крюк, и если окажется, что у гири еще сохраняется слабое желание упасть, мы подвесим ее еще на тысячу лет.
В этот момент голову Императрицы посетил проблеск здравого смысла, изумивший присутствующих:
— Тогда давайте пока посмотрим следующий опыт, — предложила она.
— Очень хорошо! — обрадованно воскликнул Профессор. — Давайте вернемся на помост и перейдет к четвертому опыту.
— Для этого заключительного опыта мне понадобится немного щелочи или кислоты… забыл, какой именно. Вы сами увидите, что произойдет, когда я смешаю ее с небольшим количеством… — С этими словами он взял со столика пузырек и с недоверием оглядел его. — Небольшим количеством чего-то такого химического…
Император прервал его:
— А как называется это вещество? — поинтересовался он.
— Увы, никак не могу вспомнить его название, — отвечал Профессор, — а ярлычок куда-то потерялся. — Он быстро перелил содержимое пузырька в какой-то другой пузырек, и в тот же миг оба пузырька с грохотом разлетелись вдребезги, опрокинув машинки на столике и наполнив Беседку густым черным дымом. Я испуганно вскочил на ноги — и обнаружил, что по-прежнему одиноко сижу перед камином, а кочерга, странным образом соскользнувшая с крючка, ударила по щипцам и совку и опрокинула чайник, наполнивший камин клубами пара. Я грустно вздохнул и отправился спать.
Глава двадцать вторая
БАНКЕТ
«Ночью может мучить тяжесть, но наутро приходит радость» или, лучше сказать — утро вечера мудреней… На следующий день я почувствовал себя совсем другим человеком. И даже воспоминания о потерянном друге были столь же светлыми, как и солнечная погода, улыбавшаяся мне. Я не захотел лишний раз беспокоить леди Мюриэл и ее отца и заставлять приглашать себя и решил отправиться на прогулку за город — и вернулся домой лишь тогда, когда косые лучи солнца напомнили мне, что день давно уже клонится к закату.
На обратном пути я проходил мимо домика, где жил старик, чье лицо напоминало мне тот самый день, когда я впервые встретил леди Мюриэл. И я решил попутно заглянуть к нему и узнать, жив ли он.
Старик, как оказалось, был еще жив. Он сидел на крыльце, глядя по сторонам точно так же, как и тогда, когда я впервые увидел его на станции Фэйрфилд. Казалось, это было только вчера!
— Добрый вечер! — обратился я к старику.
— Вечер добрый, господин! — почтительно отвечал тот. — Не хотите ли зайти ко мне?
Я поднялся по ступенькам и тоже уселся на крыльце.
— Рад вас видеть. Вы хорошо выглядите, — начал я. — Помнится, мы виделись в прошлый раз, как раз тогда, когда леди Мюриэл вышла от вас. Она что же, навещает вас?
— Да-а, — медленно отвечал старик. — Она меня не забывает. И мне тоже никогда не забыть ее. Я имею в виду — после того случая на станции. Она сказала, что придет и все уладит. Бедное дитя! Подумать только! Все уладит!
— Уладит? Что уладит? — спросил я. — Зачем ей это нужно?
— Да как вы не понимаете? Мы с ней на станции ждали прибытия поезда. И я присел на скамью. Ну а станционный смотритель пришел и прогнал меня, чтобы освободить место для ее милости. Понятно?
— Я это отлично помню, — отвечал я. — Я тоже был там в тот самый день.
— Вы были там? Ну, коли так, вы помните, что она попросила у меня прощения. Кто бы мог подумать! Прощения! У меня! И приказала никогда больше не обижать меня! Господи! С тех пор она была здесь много раз. В последний раз она навещала меня только вчера, посидела со мной, стариком, добрая, словно ангел! Она сказала: «Ты потерял свою Минни, но не беспокойся: я сама буду присматривать за тобой». Минни, чтобы вы знали, господин, это моя внучка. Она, бедняжка, умерла месяца два, а то и три назад. Она была очень хорошая, добрая девочка. После ее смерти мне стало ужасно одиноко!
Он закрыл лицо руками. Я помолчал, чтобы дать ему успокоиться и прийти в себя.
— Она так и сказала: «Я буду тебе вместо Минни!» Подумать только! «Тебе чай заваривала Минни?» — спросила она. «Верно», — отвечал я. И она — леди! — заварила мне чай. «А трубку тебе зажигала Минни?» — «Она самая», — отвечал я. И леди зажгла мне трубку. «Минни подавала тебе стол на крыльце?» — спросила она. Тут уж я не выдержал и отвечал: «Ах, госпожа! Мне кажется, вы и есть моя верная Минни!» Тут она немного всплакнула. Признаться, мы оба всплакнули…
Я опять немного помолчал.
— И пока я курил трубку, госпожа сидела и разговаривала со мной — так хорошо, так ласково! Я даже подумал было, что это Минни вернулась с того света! А когда она собралась уходить, я спросил: «А можно я попрощаюсь с вами за руку?» А она отвечала: «Нет. Я не могу подать тебе руки!» Так и сказала!
— Мне очень жаль, что она сказала это, — заметил я. Мне подумалось, что это — проявление гордости, показывающее высокое положение леди Мюриэл.
— Только не подумайте, что она поступила так из гордости! — продолжал старик, словно прочитав мои мысли. Она сказала: «Ваша Минни никогда не здоровалась с вами за руку! А я теперь у вас вместо Минни!» И без всяких церемоний обняла меня своими ручками и поцеловала в щеку! Благослови ее Господь и помилуй! — С этими словами старик заплакал, не в силах произнести ни слова.
— Благослови ее Господь! — как эхо повторил я. — Спокойной вам ночи! — Я пожал стариковскую руку и вышел.
— Ах, леди Мюриэл! — пробормотал я про себя на обратном пути домой. — Поистине вы умеете «все уладить» как нельзя лучше!
Усевшись в одиночестве у камина, я попытался воскресить в памяти странное видение, представшее мне прошлым вечером, и узнать среди подернувшихся пеплом углей лицо старины Профессора. «Вон тот черный, с искоркой огня, очень похож на него, — подумал я. — После такого взрыва он наверняка весь покрылся сажей и вполне мог бы сказать…»
— Результатом такого сочетания, как вы сами могли заметить, явился взрыв! Если вам угодно, я могу повторить этот опыт!
— О нет, нет, не стоит! Не утруждайте себя! — разом воскликнули присутствующие. И мы вместе направились в Банкетный Зал, где уже начался пир.
Гости не теряли времени даром, и вскоре их тарелки буквально ломились от всевозможных яств.
— Я всегда придерживаюсь принципа, — заговорил Профессор, — что привычка угощаться весьма полезна. Большим достоинством застолий является то… — начал было он, но вдруг умолк. — А где же Другой Профессор? — завопил он. — Почему для него не нашлось места?!
В этот момент вошел Другой Профессор, читавший какую-то огромную книгу, которую он держал перед самыми глазами. Это повлекло за собой весьма грустные следствия: шагая поперек зала, бедняга за что-то зацепился, подскочил, перекувырнулся вверх тормашками и тяжело шлепнулся носом в самую середину стола.