Вильбур в этот момент пришел со двора.
— О чем ты думаешь, Шарлотта? — спросил он.
— Я думаю о том, что людей легко провести.
— А куда провести?
— Провести — значит обмануть.
— Просто счастье, что люди такие доверчивые, — ответил Вильбур и прилег в тени у забора.
Он быстро заснул, а паучиха не спала. Она с нежностью смотрела на поросенка, обдумывая планы на будущее.
Лето уже наполовину прошло. Шарлотта знала, что времени у нее оставалось немного.
Этим утром, когда Вильбур крепко спал в тени у забора, во двор к Цукерманам забрел Эвери Эрабл. Ферн шла следом за ним. На ней был венок из маргариток. Эвери держал в кулаке живого лягушонка. Дети заглянули на кухню.
— Как раз вовремя! — воскликнула миссис Цукерман. — Сейчас я вас угощу пирогом с черникой.
— Смотрите, какая у меня лягушечка! — похвастался Эвери и, посадив свою пленницу в кухонную раковину, протянул руку за куском пирога.
— Сейчас же убери отсюда эту гадость! — рассердилась миссис Цукерман.
— Лягушка перегрелась, — сказала Ферн. — Она уже полудохлая.
— Ничего подобного! — возмутился Эвери. — Видишь, ей нравится, когда я ее глажу по головке.
В этот момент лягушка прыгнула и угодила прямо в миску с мыльной водой, приготовленную для мытья посуды.
— Эвери, у тебя с пирога варенье капает! Ты уже весь измазался. — Ферн сделала замечание брату. Потом она спросила: — Тетя Эдит, а можно я пойду поищу яйца в курятнике? — Выйдите-ка вы оба вон отсюда! И не смейте лезть в курятник! — запретила тетушка Эдит.
— Ну, Эвери, ты и грязнуля! — воскликнула Ферн. — Ты уже с ног до головы в чернике.
— Пойдем, лягушечка! — закричал Эвери, схватив свою жертву.
Лягушка брыкалась, разбрызгивая мыльную воду на черничный пирог.
— Ну что ты делаешь! — простонала Ферн.
— Ладно, пойдем качаться на качелях! — позвал сестру Эвери.
Дети побежали к сараю. У мистера Цукермана были лучшие качели во всей округе. Они были сделаны из куска толстого каната, привязанного к брусу в дверном проеме сарая, с северной стороны. Канат кончался большим узлом, на котором можно было сидеть верхом.
Качели были так устроены, что раскачивались сами по себе. Чтобы влезть на качели, нужно было сначала забраться по приставной лестнице на сеновал, встать на самый край загородки и подтянуть к себе канат. Вниз лучше было не смотреть: захватывало дух и кружилась голова. Затем нужно было крепко ухватиться за канат руками, а после — собраться с силами, сделав глубокий вдох, и — оттолкнуться ногами от края загородки. Сначала кажется, будто падаешь в пропасть и непременно разобьешься. Но нет, ты уже соскользнул вниз и сидишь на узле, канат раскачивается, ты вылетаешь из дверного проема со страшной скоростью, ветер бьет тебе в лицо, свистит в ушах и треплет волосы! Ты взлетаешь высоко в небо, канат натягивается и дрожит, и ты тоже дрожишь, и тут же стремительно падаешь вниз, и снова взлетаешь почти до самого сеновала под крышей сарая, потом опять вверх-вниз (но уже не на такую высоту), вверх-вниз (еще пониже), вверх-вниз, и еще раз, и еще, пока качели не остановятся, и тебе пора слезать, чтобы уступить место другому. Ты соскакиваешь с качелей и, бывает, падаешь на землю.
Матери всех детей в округе волновались, когда их сыновья и дочери ходили кататься на качелях мистера Цукермана. Они считали, что их дети обязательно свалятся и расшибутся. Но пока никто еще не упал. Дети всегда очень крепко держатся за канат, и только их родители считают, что они ничего не умеют.
Эвери сунул лягушку в карман и полез по лестнице на сеновал.
— Когда я последний раз качался, я чуть не врезался в ласточку! — крикнул он.
— Вынь лягушку! — приказала Ферн.
Эвери ухватился за канат обеими руками и прыгнул. Он как на крыльях выпорхнул из сарая и взлетел высоко в небо. Лягушка раскачивалась вместе с ним: вверх-вниз, вверх-вниз, вперед-назад, вперед-назад!
— А у тебя язык синий! — крикнула брату Ферн.
— У тебя тоже! — ответил Эвери, пролетая мимо нее.
Лягушка тоже пролетела мимо.
— А мне соломинка за шиворот попала! Щекотно! — сообщила Ферн.
— А ты почешись! — посоветовал Эвери, качнувшись в обратную сторону.
— Слезай! Теперь моя очередь! — потребовала девочка.
— Щекотно! Щекотно! Хи-хи-хи! Щекотно! — распевал Эвери.
Эвери слез с качелей и бросил канат сестре. Она крепко зажмурилась и прыгнула. У нее сердце екнуло, когда она соскользнула вниз, но узел на конце каната не дал ей упасть. Когда девочка открыла глаза, она уже парила высоко в голубом небе. Мгновение спустя она уже влетела в сарай через дверной проем. Дети качались по очереди около часа. Потом им надоело качаться, и они пошли на пастбище. По дороге они забрались в малинник и наелись ягод. Языки у них из синих сделались красными. Ферн нечаянно взяла в рот червивую ягодку, и ей стало противно. Эвери нашел пустую конфетную коробку и посадил в нее лягушку. Казалось, лягушка слегка притомилась, проведя все утро на качелях. Дети медленно пошли обратно к сараю. Они тоже устали и брели еле-еле: силы их иссякли.
— Давай построим шалаш! — предложил Эвери. — Я хочу жить в шалаше вместе с моей лягушечкой.
— Я собираюсь навестить Вильбура, — объявила Ферн.
Они перелезли через забор и не спеша пошли по дорожке к свиному хлеву. Вильбур услышал шаги и встал. Вдруг Эвери увидел паутину, а подойдя поближе, и саму Шарлотту.
— Эй, посмотри, какой огромный паучище!
— Оставь его в покое, — скомандовала Ферн. — У тебя уже есть лягушка. Тебе что, мало?
— Ай да паук! Сейчас я его поймаю! — пообещал Эвери.
Он снял крышку с конфетной коробки, затем подобрал палку.
— Я его стряхну прямо в коробку, — сообщил Эвери.
У Вильбура сердце замерло, когда он увидел, что происходит. Если мальчишка поймает Шарлотту — ей конец!
— Эвери, прекрати немедленно! — закричала Ферн.
Эвери одной ногой встал на загородку свиного загончика. Он уже почти дотянулся палкой до Шарлотты и хотел подцепить ее, но внезапно потерял равновесие. Он поскользнулся, закачался и шлепнулся прямо на борт Вильбурова корытца. Корытце подскочило, перевернулось и упало: блям! А прямо под корытцем лежало тухлое гусиное яйцо. Раздался взрыв! Яйцо треснуло, и сарай наполнился отвратительным запахом.
Ферн взвизгнула. Эвери вскочил на ноги. В воздухе мерзко запахло тухлятиной. Удушливый газ вырывался из скорлупы. Темпльтон, который отдыхал в своей норке под корытцем, вскочил и со всех ног бросился к сараю.
— Господи Боже мой! — закричал Эвери. — Какая вонь! Пошли отсюда скорей!
Ферн заплакала. Затыкая нос, она побежала к дому. Эвери тоже, зажав ноздри рукой, бросился за ней.
Шарлотта с большим облегчением смотрела им вслед: ведь еще минуту назад ее жизнь висела на волоске!
Чуть позже, тем же утром, все животные вернулись с пастбища домой: овцы, ягнята, гусь с гусыней и семеро гусят.
Все жаловались на ужасный запах, и Вильбуру не один раз пришлось с самого начала рассказывать историю о том, как негодный мальчишка Эвери Эрабл пытался поймать Шарлотту и как вонь от тухлого яйца заставила его убраться прочь.
— Вот так: тухлое яйцо спасло жизнь Шарлотте, — подвел итог поросенок.
Гусыня была весьма польщена тем, что имела хоть какое-то отношение к этой истории.
— Я го-го-го-горжусь своим яйцом! Всегда го-го-го-готова помо-га-га-гать вам! — заявила она.
Темпльтон, конечно, очень расстроился из-за того, что его сокровище разбилось, но тем не менее не смог удержаться от хвастовства.
— Как хорошо, что я никогда ничего не выбрасываю! — похвалялся крысенок своим скрипучим голосом. — И от старых, никому не нужных вещей бывает польза! Крысы всегда бережливые: неизвестно, что в жизни может пригодиться, а что — нет.
— Послушайте, — вмешался какой-то ягненок. — Шарлотте сегодня повезло, но что должны делать все остальные? Запах тут омерзительный. Кому приятно жить в сарае, где воздух отравлен тухлятиной?
— Не волнуйся, ты скоро привыкнешь, — успокоил ягненка Темпльтон.
Он посидел, в задумчивости крутя свои длинные усы, а затем отправился на мусорную кучу поискать что-нибудь полезное.
Когда подошло время завтракать, появился Лерви с ведром похлебки для Вильбура, но, не дойдя нескольких шагов до свиных закутов, остановился, принюхался и скорчил гримасу.
— Чем это тут воняет, черт побери! — воскликнул он. Поставив ведро на землю, работник взял палку, оброненную Эвери, и перевернул опрокинутое корытце.
— Крысы! Фу, какая пакость! Я и понятия не имел, что они устроили себе нору под свиным корытом. Как я ненавижу крыс!
И Лерви, оттащив корытце Вильбура в другой конец двора, забросал землей крысиный ход, закопав и тухлое яйцо, и все остальные сокровища Темпльтона. Затем он поднял ведро. Вильбур уже залез с ногами в корытце и ждал, умирая от голода. Лерви вылил похлебку прямо на него. Жидкое месиво текло у поросенка по голове, заливая глаза и уши. Вильбур похрюкивал от удовольствия.
