Козлов Вильям
Президент Каменного острова
Вильям Федорович КОЗЛОВ
ПРЕЗИДЕНТ КАМЕННОГО ОСТРОВА
Анонс
Повесть "Президент Каменного острова" - о юности послевоенного поколения, которая хоть и протекает под мирным небом Родины, но для многих омрачена смертельным дыханием минувшей войны. Так, двое главных действующих лиц повести - Гарик и Сорока - сироты. Военная тема и здесь нашла свое место, современность переплетается с событиями прошлого: неприступный остров посреди большого озера притягивает любопытство приехавших на отдых ребят своей героической историей, а главное, таинственной, окутанной ореолом романтики деятельностью расположившихся там ребят из интерната, живо интересующихся подвигами своих отцов и дедов и свято чтящих память о них. Ближе узнавая Сороку и его товарищей, приезжие мальчишки, а вместе с ними и читатели проникаются глубоким сочувствием к их следопытской работе, к дружеской связи с героями войны, с летчиками, к тому, как эти ребята готовят себя к активной взрослой жизни.
Глава первая
Мы идем по шоссе. Над головой жаркое солнце, под ногами горячий асфальт. По обеим сторонам припорошенные пылью кусты, а за ними дальше деревья. Там лес. Наверное, нет ему конца и края, как и нашей дороге. Деревья отбрасывают тень. Она короткая, до шоссе не достает. Днем, когда самое пекло, тени короткие. К вечеру они становятся длинными и косо пересекают асфальт. Вечером тень ни к чему. И так прохладно.
Впереди шагает отец, за ним я, последней плетется Аленка. На спине отца огромный рюкзак. Он набит битком. Из одного кармашка торчит зеленоголовая бутылка с кефиром, из другого поблескивает тоненький прут антенны. Когда отец включает транзистор, мы слышим приглушенный голос диктора, музыку. Один раз передавали военные марши, и мы, не сговариваясь, зашагали в ногу. Когда работает приемник, Аленка догоняет нас. Отец босиком, зеленые штаны закатаны до колен. Ноги у отца мускулистые и волосатые. На голове выгоревшая соломенная шляпа с темной полосой от ленты. Вырезанная из орешника палка мерно постукивает. У меня тоже на спине рюкзак, только поменьше. В нем одежда, примус и концентраты. Но у меня такое впечатление, что мой рюкзак набит булыжниками. Ножка от примуса колет в лопатку. Лямки вдавились в плечи. Я просунул под ремни пальцы, но все равно режет. Этот дурацкий примус растопырился в рюкзаке; как ни укладывай его - все равно чем-то острым торкается в спину. Конечно, я в любой момент могу сказать, что устал, и мы, перевалив через придорожный ров, растянемся на лужайке... Но я молчу, почему я должен первым заговорить об отдыхе? Отец молчит, Аленка тоже. И я молчу. Ничего, потерплю немного. Первая Аленка не выдержит. У нее тоже за спиной рюкзак, и, пожалуй, потяжелее моего. Аленка на три года старше меня.
Я слышу, как она пыхтит, но не оглядываюсь - и так знаю, что лицо у сестренки кислое. Белая войлочная шляпа съехала на глаза, зеленая куртка расстегнута. Аленка в брюках и кедах.
День выдался на редкость жаркий. Над асфальтом плавится воздух. Все время впереди и позади слышится гул. Это автомашины мчатся навстречу друг другу. Сначала я смотрел на них, потом надоело. Машин много на шоссе. Огромные и длинные, как поезд, рефрижераторы, у которых над кабиной надпись: "Плечевой первой автоколонны". Почему этот грузовик "плечевой"? Я все хотел спросить у отца, но было лень. Уж слишком парит. В такую жару разговаривать не хочется. Мимо с шелестом проносятся "Победы", "Волги", "Москвичи", маленькие кривоногие "Запорожцы". Проскочила одна "Чайка". Шурша шинами, она мелькнула как черная тень. Я обратил внимание на одну странную штуку: смотришь вперед - и кажется, что там впереди асфальт растаял и, будто огромная лужа, растекся по шоссе. Но идешь, идешь, а асфальт под ногами все такой же, крепкий и серый.
Иногда на обочине можно увидеть медведя с медвежонком или оленя с олененком. Не настоящих, конечно. Выкрашенные в серебристый цвет, звери стыдливо смотрели пустыми глазами в сторону. Им стыдно было, что их выкрасили в неестественный цвет и выставили напоказ.
Мы идем из Ленинграда пятый день. Вышли рано утром в понедельник, а сегодня пятница. Каждый вечер мы разбиваем в лееу палатку, и рано утром сворачиваем. Палатка и топорик лежат у отца в рюкзаке, И котел с треногой. Мы купили его в спортивном, на Невском, перед походом. Пока мы с отцом натягиваем палатку, Аленка разжигает костер и приносит воду. Костер она научилась разжигать на третий день. Вечер - это самое лучшее время! Не нужно больше идти. Рюкзак не пригибает тебя к земле. Не колется примус. Можно растянуться у костра и смотреть, как закипает в котле душистый гороховый суп со свининой. Над головой шевелятся деревья, в костре весело потрескивают сучки. Дым лениво путается в ветвях. Приемник висит на суку. Передают последние известия. Тоненько пищат над ухом комары. Но ие кусаются, боятся дыма. Они потом свое возьмут, когда мы спать ляжем. Как ни затягивай вход в палатку, комары обязательно проникнут.
От диких зверей нас охраняет Дед. Я совсем забыл про него.
Дед все премя куда-то отлучается. Вот и сейчас его не видно. На шоссе он не мыходнт, отец запретил. Не хватало, чтобы наш Дед попал под машину. Ом бежит впереди по кромке леса. Иногда отстает, а то и совсем надолго исчезает. Но всегда догоняет нас. Дед - умный пес. Он понимает, что нам тяжело, и готов помочь. Но рюкзак на него не навьючишь - тяжелый. В первый день Дед нес в зубах плетеную корзинку с провизией. Но к вечеру все, что в корзинке было, мы съели, а корзинку забыли в лесу.
Позади нарастает гул - машина. Я стараюсь определить: "Волга" или "Москвич"? Послышался тягучий скрип тормозов. Сейчас предложат подвезти. Нам иногда предлагают. Я бы с удовольствием забрался в кабину. Честно говоря, за пять дней осточертело идти пешком. Но мы не поедем на машине. Такой у нас уговор: до конца путешествия идти своим ходом. Эту идею подал отец, а мы с Аленкой радостно подхватили. Нам тогда показалось, что это так здорово. И вот шагаем ножками пятый день.
Это была "Волга". Пепельная. С московским номером. На кузове металлический багажник. Кроме уложенных в брезентовый чехол удочек, там ничего нет. Машина остановилась впереди нас, и я крякнул от зависти. За рулем сидел мальчишка в черной рубашке. А рядом с ним широкоплечий мужчина. На заднем сиденье у дверцы примостилась молодая женщина. Красивая и загорелая. Она приветливо смотрела на нас и улыбалась. Я во все глаза смотрел на водителя. Мальчишке было лет шестнадцать-семнадцать. Он небрежно положил руку на кремовый руль с золотым оленем посередине и ждал, когда мы подойдем. Волосы у мальчишки светлые, вьющиеся. Конечно, он имел все основания задаваться. За рулем сидит. "Волгу" ведет. Мальчишка мельком взглянул на меня и уставился на Аленку.
- Могу подбросить, - сказал мужчина.
Отец, опершись на палку, посмотрел на нас. Наверное, мы выглядели не очень жизнерадостно, потому что отец снял рюкзак и сел на него.
- Мы должны посоветоваться... - объяснил он хозяину машины. - Вам не трудно пять минут подождать?
- Подождем, - усмехнулся мужчина.
- Если бог послал транспорт, я не вижу смысла отказываться, - сказал отец. - У Аленки глаза смотрят в разные стороны, а у тебя, Сережа, - это он мне, - такой несчастный вид, словно ежа проглотил.
- Какого еще ежа? - обиделся я.
- Твой рюкзак самый тяжелый, - сказала отцу Аленка.
- А куда мы Деда посадим? - спросил я.
- У вас еще один человек? - сказала женщина. - Не разместимся.
- Мальчика кто-нибудь возьмет на колени, - вмешался мальчишка. - А старик...
- Дед - не человек! - засмеялась Аленка.
Это я-то "мальчик"? На колени меня возьмут... Каков нахал, а?
- Едем? - спросил отец. Мы с Аленкой посмотрели друг на друга, потом на пепельную "Волгу". Она негромко урчала, готовая рвануться вперед. Мы можем сейчас забраться в нее и без хлопот доехать почти до самого места. Отец ничего нам не скажет, даже не вспомнит об этом, но нам с Аленкой будет стыдно.
Отец смотрел на нас и ждал. Нужно только кивнуть, и он поднимет с земли рюкзак и подойдет к машине. И мы поедем. С ветерком.
А потом нам с Аленкой будет очень стыдно. Ведь мы уговорились до самого озера идти пешком. Там, в Ленинграде, мы кричали, что это так здорово - идти пешком, - и даже хлопали в ладоши.
- Я совсем не устала, - сказала Аленка.
- В машине душно, - сказал я. - А потом... - я взглянул на мальчишку, - водитель не внушает доверия...
Глаза у отца стали веселыми. Он поблагодарил мужчину и взвалил рюкзак на плечи.
Мальчишка усмехнулся, перевел рычаг, и машина плавно тронулась, но тут же снова остановилась.
- Покажите вашего Деда, - попросила женщина.
Отец свистнул: из-за кустов вымахнул Дед и подбежал к машине. "Волга" не произвела на него никакого впечатления. Обнюхав колесо, он небрежно поднял заднюю ногу.
- Какая прелесть, - улыбнулась женщина.