сердце Кощея Бессмертного. Плавить ладонями колдовской лёд было мучительно больно (уж Лис-то знал это как никто другой) — вот и по щекам чародея и отважной воительницы текли слёзы, но они не сдавались, помогая друг другу согревать пальцы тёплым дыханием. На землю упала первая капля талой воды и оросила осколки хрустального ларца под их ногами. Потом вторая… Вскоре уже началась самая настоящая капель. Зеркало не передавало никаких звуков, но Лис почти что слышал её звон. А может, это звенело у него в ушах? Колдовская вода питала землю и прорастала синими цветами горечавки, известной своими горькими корнями и листьями.
Лис скрипел зубами: ну как так! Почему у них всё получилось именно сейчас? Он до последней капли надеялся — может, дивьи не выдержат и бросят сердце? Может, Кощей почует погибель и налетит? Судя по тому, как разбушевался с той стороны ветер, навий князь если и пытался, то не мог пробиться и только швырялся во врагов снегом — и это, надо заметить, в середине июля!
Лису вдруг подумалось, как несправедлива судьба. К нему, к матери… А он-то рассчитывал на её справедливость, вот дурень! Во рту было солоно и горько. Кажется, он искусал все губы в кровь, пока смотрел.
Когда последняя капля проросла цветком, гроза над островом Буяном вмиг стихла. Над полем тоже перестало сверкать, и лишь отголоски грома ещё слышались где-то далеко-далеко. Ванюша просиял от радости:
— У них получилось! — он захлопал в ладоши, но, глянув на Лиса, осёкся. — Ой, прости. Знаю, ты не рад. Но подумай, а что, если Кощей тебя обманул? Вдруг способ расколдовать твою мать существует? Не может быть, чтобы не существовал. Вот вернётся Весьмир, у него и спросим. Если помнишь, Василиса и к его сердцу протоптала дорожку. Он её не оставит и непременно тебе поможет, вот увидишь!
Лис сжал зубы, чтобы не позволить слёзам пролиться, и кивнул. А что ему оставалось делать? Только надеяться. Каждый раз, когда он думал, что огонёк надежды потух навсегда, у кого-нибудь находились слова, способные высечь новую искру.
Он снова дохнул на зеркало и потребовал показать мать.
Увы, там ничего не изменилось. Василиса по-прежнему лежала в своей кровати, покрытая ледяной коркой.
— Ох, — только и смог вымолвить Ванька. — Бедная Васёнка…
Лис закрыл глаза, посидел немного, собираясь с духом, и велел зеркалу:
— Покажи Кощея.
Если бы отец был жив, ничего не вышло бы — на замке стояла сильная защита от чар. С матерью-то Лис схитрил — оставил у неё в покоях второе навье зеркальце, так, чтобы можно было увидеть то, что оно отражает. А вот отцу такое и захочешь — не подложишь.
Зеркало некоторое время оставалось мутным — будто бы знало, что просьба невыполнима и даже пытаться не стоит. Пришлось Лису на него прикрикнуть — только тогда сработало. В мутном отражении появилась знакомая темнота Кощеевых покоев.
Отец лежал на кровати и, казалось, спал. Его жуткий невидящий взгляд упирался в потолок, и в этом не было ничего удивительного: во сне Кощей обычно выглядел мертвецом. Но, присмотревшись, Лис увидел, как сильно намок бархат на его груди. Дорогая ткань пропиталась влагой, та просочилась на шёлковые простыни, явив глазу свой настоящий цвет. Это несомненно была кровь. А это значило, что Кощей Бессмертный наконец-то был окончательно мёртв. Миг — и бронзовая плоть съёжилась, открывая взгляду кости. Ещё один — и останки рассыпались в прах. Только горстка серой пыли осталась от навьего князя, державшего в ужасе свою страну и ещё с десяток окрестных земель.
— …а одной не миновать, — выдохнул Ванюша, и Лис не сразу понял, о чём говорит богатырь.
— Что?
— Говорю, никому не избежать смерти. Даже бессмертному. Все там будем, — Ванюша потянулся, хрустнув плечами. — Ну, что теперь будешь делать… навий князь?
Зеркальце выпало из рук Лиса и затерялось в высокой траве, но он не стал наклоняться, чтобы его подобрать. Руки дрожали.
— Домой, наверное, ехать надо…
— Так, может, тогда и битвы не будет? — обрадовался Ванюша. — А там, глядишь, и война закончится?
В этот миг за их спинами зашелестели кусты и из них выбрался — кто бы вы думали? — сотник Май.
Богатырь схватился за меч, но Лис остановил его руку.
— Это свои, — а сам, нахмурившись, повернулся к приятелю. — Какого лешего ты тут делаешь? А ну объяснись!
— Прошу прощения, — тот склонил вихрастую голову, но не слишком низко — продолжая настороженно коситься на богатыря. — Я пошёл за тобой следом. Ты какой-то смурной был, вот я и побоялся, как бы чего не приключилось. В общем, не обессудь, друже, я всё слышал. А чего не слышал — о том уже сам догадался.
— Ишь, какой смекалистый! — фыркнул Лис.
Они стояли, сверля друг друга взглядами: тёмными, недобрыми. Лис ждал, что сотник вот-вот выплюнет ему в лицо: «Предатель!» Нет, ну а как ещё можно было расценить увиденное? Всё сходилось на том, что княжич спелся с вражеским богатырём и, пока весь навий лагерь отсыпался перед сражением, они тут на пенёчке лясы точили и макушка к макушке смотрели в зеркальце, как дивьи люди убивают Кощея. Как ни крути, а весь заговор — налицо.
Неужели ему придётся убить Мая? Лис весь напрягся и ощетинился, словно дикий зверь перед прыжком, готовый отразить любую атаку. Оправдываться он не собирался — ещё чего!
Он ожидал чего угодно, но не этого: Май вдруг низко поклонился ему и, не скрывая искренней радости, молвил:
— Ох, чую, ребята будут прыгать от счастья! Все мы уже устали от этих битв… Так что, княже, велишь сворачивать лагерь?
— Велю! — Сияя, Лис поправил венец. — Война закончена. Мы едем домой.
Глава тридцатая. Вершина Лета
Они вернулись в замок за седмицу до Вершины Лета. Кощей
