не любил этот праздник, никогда не отмечал и подданным не велел. Поэтому Лис, наоборот, ровно в канун распорядился, чтобы залы украсили понаряднее, а с башен сняли осточертевшие флаги со змеями.
Упыри, которым выпала сия честь, призадумались, почёсывая затылки:
— Снять-то можно, — наконец осмелился сказать старший из них. — А что взамен-то вешать? Других стягов у нас нет…
— Тогда пока ничего не вешайте, — пожал плечами Лис.
— Но как так? Негоже замку торчать голыми шпилями в небо…
— Это не вам решать, что гоже, а что нет, — Лис стукнул по столу кулаком, и упыри, превратившись в летучих мышей, с визгом вылетели в окно.
— Уже лютуешь? — в наполовину украшенный пиршественный зал вошёл дядька Ешэ, закутанный в простой дорожный плащ. По выражению его лица Лис сразу же понял, зачем явился советник, и ужасно расстроился:
— Уезжаешь? — он вскочил (злыдни тут же унесли освободившееся костяное кресло). — Может, хоть на праздник останешься?
Ешэ упрямо покачал головой:
— Нет настроения праздновать. Мой долг теперь навсегда со мной, вот здесь, — он стукнул себя по груди кулаком.
— Думаю, ты слишком к себе строг, — Лис вздохнул. — Вот сколько лет ты прослужил моему отцу? Небось, на несколько жизней хватит?
— Я помню времена, когда он ещё не был бессмертным, — кивнул советник. — Знаешь, как его тогда звали? Красимир.
— Это же дивье имя, — удивился Лис.
— Так и у тебя тоже, дружок, не навье, — усмехнулся Ешэ. — И у сестрицы твоей, что прежде братом была.
— А почему так вышло? — Признаться, Лис об этом раньше никогда не задумывался. — Кровь навья, а имя — дивье?
— В полон его дивьи люди взяли ещё дитём. Назвали как им было привычнее, заковали в цепи и работать на себя заставили вместе с другими навьими детьми. А своего настоящего имени твой отец и сам не знал. Прозвище уже потом ему дали — когда мы бежали…
— Значит, вот где ты с ним познакомился! — ахнул Лис. — В рабстве у Дивьего царя! Ну, так то когда было… Всё, этот долг уплачен. Теперь можно пожить и для себя, Ешэ.
Советник глянул на него насмешливо:
— Как у тебя всё просто, Лисёныш. Нет уж, позволь мне самому со своими долгами разбираться. А я тебе вот подарочек принёс.
Он распахнул плащ и протянул Лису коробку, в которой что-то копошилось. Тот отшатнулся:
— Надеюсь, там не змея?
Изнутри коробки вдруг отчётливо каркнули, и Ешэ усмехнулся:
— А кто ж ещё! Очень редкий вид: гадюка каркающая. Помнишь, я тебе ворону-вещунью обещал? Вот, принёс. Это совсем ещё воронёнок. Слёток, как и ты. Попробуйте подружиться. Я там расписал, как кормить, чему учить…
Лис обеими руками с поклоном принял драгоценный дар. Он выпустил воронёнка из коробки и пересадил на плечо. Тот первым делом клюнул Лиса в мочку уха — видать, привык, что навьи люди там серьги носят. И, не обнаружив привычной блестяшки, разочарованно каркнул.
— Сам-то ты как? — прищурившись, спросил Ешэ. — Спокойно спишь? Совесть не свербит?
— Говорят, у меня её нет. Видать, от бати не унаследовал. — Ухмылка Лиса вышла кривой и горькой.
Он совсем не хотел рассказывать советнику, что каждую ночь с той самой роковой грозы ему снятся кошмары — и мары тут совершенно ни при чём. Они как раз не очень-то расстроились, узнав о кончине Кощея, и сразу же присягнули Лису. Вот только Маржана куда-то подевалась. А жаль…
В последние дни Лис чувствовал себя опустошённым. Он толком не ощущал ни радости, ни горя и даже шевелился будто по привычке — как движутся стрелки в часах. Только вот его завод был уже на исходе. Лис не знал, чем заполнить эту дыру, вдруг образовавшуюся внутри, — все прежние способы не помогали, а новых он ещё не придумал.
«Должно пройти время, княжич», — так сказала ему Муна, сестра Маржаны. Мол, даже выжженная долина однажды зазеленеет вновь. К тому же на пепле и корни растут крепче, и стебли толще… Но до этого светлого часа пока было очень далеко.
— Добро. Тогда бывай, Лисёныш. Авось ещё когда-нибудь свидимся, — Ешэ не стал его больше ни о чём расспрашивать, чтобы не бередить свежие раны, — просто махнул рукой и ушёл.
А Лис вдруг подумал, что из прежних отцовых соратников и слуг лишь одного Ешэ он действительно хотел бы оставить подле себя. Ну и Маржану ещё. Как глупо, что они оба ушли…
Лис стремительно устанавливал новые порядки. Едва вернувшись в замок, он приказал подчистую извести всех змеек-кощеек. Следующими в немилость попали неуправляемые и злобные огнепёски. Признаться, это было не самым лучшим решением, потому что хитрые твари, конечно, большей частью сбежали, и теперь окрестные леса кишели змеями, а ужасные псы сожрали не только всех лосей в округе, но даже волков. Пришлось Лису вояк своих то и дело на охоту гонять. Пару раз он даже сам с ними ездил — чтобы стрелы в колчане не затупились да меч-кладенец не заржавел в ножнах (сразу после смерти Кощея Лис добыл из сокровищницы подаренный Ванькой клинок и с тех пор с ним не расставался). Боялся огнепёсок, конечно. А что поделаешь? Кто иначе селения от тварей защитит?
Всех Кощеевых жён Лис отпустил к их семьям, а у кого родных не было — тем назначил содержание (впрочем, таких вдовиц было всего две). Ещё приказал перевести в замок Зарянку вместе с её приёмной матушкой, выделил им покои, наряды, слуг и во всеуслышание объявил девчушку своей сестрой, чтобы никто не вздумал сомневаться.
Потом дошла очередь и до Доброгневы, но в тот момент, когда Лис о ней вспомнил, старшая сестрица оказалась уже далеко — с верными людьми она укрылась в Мшистом замке на острове и там затаилась. Лис отправил ей птичку-весточку с посланием, мол, сиди, не высовывайся. Преследовать тебя не буду, но лишь до поры, пока ты на своём островке. Коль осмелишься переплыть обратно —
