Посмотрели - не видно иголки нигде, ни здесь, ни там! Делать нечего, легли - вся ведь ночь впереди. Меняли то одну подушку, то другую, а сон к ним не приходил. Зажгли свет, сели по-турецки среди комнаты и давай в четыре глаза и четыре руки искать иголку. Расшили одну подушку, перышко за перышком вытаскивали - нет иголки, только пух позёмкой по полу. Другую подушку расшили - перьев опять полная комната, а иголки нет... В доме уже ничего не видно было, как в метель.
На улице день давно, но откуда им знать об этом? Снова и снова копаются они то в одной подушке, то в другой...
За этим делом и застал их дружок, который зашёл пригласить их на свадьбу.
Оставил парень бутылку на полу и пулей выскочил на улицу: в доме творилось что-то несусветное... Целый буран перьев долго летел за ним следом...
Но вот человек и его жена помылись, почистились, все перышки с себя до единого сдули, спустились в погреб, - только там и можно было переодеться в новую одежду. Натёрли до блеска обувь, да и надушиться не забыли, и пошли на свадьбу. Вышагивали сначала гусиным шагом друг за дружкой, а после подхватил муж жену под ручку. Изредка, правда, косились друг на друга - не вылезают ли случайно перья на свет божий.
Музыка, как и положено, издалека ещё начала им марш играть. Услышав звук тромбона, гость стал весело пристукивать каблуками. Так и во двор вошёл. В который раз поднимал то одну ногу, то другую, но вдруг замер с поднятой ногой: музыка ни с того ни с сего смолкла, и все вокруг на него уставились.
- Батюшки! - разинули рты, как тромбоны, все собравшиеся. - Так это ты?
- Батюшки! Так это он!.. - как в барабан ударили слова.
- Он самый! - бубном задребезжали женские голоса.
Женщина смотрит вокруг и только тут замечает, что муж её - в ушанке! Всю дорогу шёл вроде бы в серой, а сейчас на нём... чёрная!.. Котелок облупленный!.. Тяжёлая, как чугунок, и с длиннющими ушами!..
Что тут поднялось! И чем всё это кончилось! Ну, об этом можно, пожалуй, и ещё один рассказ написать!..
КАК У ТИТИРИКЭ ГОЛОВА ОЧУТИЛАСЬ ЗАДОМ НАПЕРЕД
И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО
- Это не иначе, как ворона сглазила меня, - объяснял позже Титирикэ.
Только он добрался до яиц в гнезде, - трах! Ветка под ним сломалась, и мальчик - бух! - головой вниз...
Лежит он под деревом, и первое, что приходит ему после падения в голову: "Дай-ка, - думает, - отдохну немножко, а потом, если смогу сразу встать, значит я жив, если же не смогу, то жив, но не совсем..."
С трудом приподнялся... и сел. Всё было бы хорошо, но голова... Ай-ай-ай! Голова была как будто перевёрнута задом наперёд, такое ощущение было у Титирикэ. Сначала он подумал, что это ему просто кажется. Но, если кажется, то почему он видит свою спину, а не грудь и живот, как обычно. Стал Титирикэ на ноги и пошёл вперёд. Идёт и ничего не понимает: идёт вроде бы вперёд, а смотрит почему-то назад. Все как-то не по-человечески получается...
Мать Титирикэ, как увидела своего сына в таком положении, заметалась по селу - туда, сюда, но где взять машину как раз тогда, когда она нужнее всего... Ни за что не найдёшь!..
Хорошо еще, что Груя пришёл на помощь. Быстро, но без всякой суеты запряг он хромую лошадь. Мать и Титирикэ кое-как втиснулись в тележку, а Груя взгромоздился на коня, - и скорей в больницу! В Бельцы! Потому что дело вовсе не шутейное: вон как Титирикэ стонет и голова всё ещё не на месте, и говорит вроде как бы по-французски... А может, на другом каком языке, сразу-то не разберёшь. Особенно во время тряски.
- Господи! Уж не свихнулось ли что у сына в голове? - Мать плакала, утирая слезы, и подгоняла Грую: - Гони, парень, сильнее коня! Гони, милый!..
Когда до Титирикэ дошло, что его и в самом деле везут в больницу, он стал орать во весь голос:
- Не хочу в больницу! Домой хочу! Домой! А то умру сейчас!
Хорошо, что лошадь не послушалась Титирикэ и не повернула обратно. Чтобы он не спрыгнул, мать крепко прижимала его к тележке.
- Но-о! - кричал Груя, вцепившись в гриву лошади, и при этом так колотил её голыми пятками по бокам, что она обогнала-таки стоявшую на обочине машину...
Так старалась эта лошадь, что уже с рыси на галоп перешла. Мать Титирикэ случайно подняла глаза... что такое? - ездового нет! Титирикэ, лежа на животе, тоже высматривает Грую в небе, - к облакам он улетел, что ли... И тут они слышат какое-то странное бульканье в канаве возле дороги. Лошадь тоже прислушалась к этому бульканью и остановилась.
В это время Груя как раз высунул голову из воды. Смотрит по сторонам и тоже ничего понять не может. Потом пришёл в себя и стал клясться, что он не упал с лошади, а просто хотел проверить, глубокая ли канава...
Мать Титирикэ, увидев Грую, припадающего на одну ногу и мокрого, как лягушонок, взяла и усадила его в телегу рядом с Титирикэ, даже привязала их друг к другу своим платком, а сама уселась на коня.
Так они и въехали в Бельцы!..
Пока искали больницу, горожане гурьбой ходили за ними. Но мать Титирикэ не видела никого, - о сыне были все её думы. Больницу наконец-то нашли, и мать стала прощаться с Титирикэ.
- Ну, теперь поправляйся, сынок, - сказала она ему и повернула к себе задом наперёд, чтобы поцеловать в лоб.
Три врача и четыре медсестры, засучив рукава, взялись за здоровье Титирикэ...
А если семь умножить на два, то получится четырнадцать! Так вот, четырнадцать рук осматривали и ощупывали его, ставили ему уколы... Даже ночью будили Титирикэ. Специально ночных докторов к нему приставили.
"Карр! Карр! Карр!" - радовались вороны на улице, когда Титирикэ втыкали очередную иглу. Верно, у них были родственники в селе Шишки, и те выдали его, окаянные.
Лечили Титирикэ день, лечили два, лечили целую неделю, но успеха не было. Голова Титирикэ так и продолжала оставаться задом наперёд. Не хотела возвращаться, упрямая, на своё место.
В палате с Титирикэ лежали ещё четверо больных, и, так как на дворе лил дождь и делать больным было нечего, решили они поучить этого Титирикэ уму-разуму. Один, у которого нос походил на грушу, говорил Титирикэ, что ему нужно поступить в сельскохозяйственный институт и выучиться на агронома.
- Для чего у мальчика ноги? - рассуждал этот больной. - А для того, чтоб где эти ноги ни пройдут, там выросло что-нибудь хорошее, ну то, что придумает голова Титирикэ...
Другой больной, который засыпал вместе с курами, советовал ему стать астрономом: смотри, говорит, в телескоп на небо, наблюдай за звёздами, чтоб не залетела на землю какая-нибудь хвостатая комета и не нанесла вреда нашей земле.
А третий был шутник - тот сажал его на пчелу верхом: лети, дескать, прямо к пасеке...
- Ой, ничего нет на свете слаще мёда, - говорил он и протягивал мальчику ложечку с мёдом, надеясь, что когда-нибудь Титирикэ угостит его целым бочонком.
- А вот я бы, - говорил тот, что лежал в самом углу, - я бы сделал нашего Титирикэ старшим над всеми дождями. Пусть он придумает такую машину: нажмёшь где надо ногой или рукой, и сразу пойдут дожди, сколько нужно и когда нужно. А остальное всё - за нами! Только бы поскорее выздороветь и выйти отсюда!
Никогда не знаешь, что принесёт тебе настоящую пользу и от чего заболеешь или выздоровеешь. Сколько лекарств проглотил Титирикэ, сколько уколов ему сделали, а толку - чуть! А тут поговорил с хорошими людьми, и от их хороших слов голова Титирикэ стала лёгкой, шея вдруг скрипнула и повернула нос в направлении пупка.
- Ура! - закричал Титирикэ. - Ура! Голова на место встала! Ура!
Тут дождь как раз перестал лить, и Титирикэ выбежал на улицу, чтоб все в городе видели: голова его встала на место!
Люди, конечно, радовались такому замечательному событию, только вороны вроде сговорились ворчать на Титирикэ. "Карр! Карр! Карр!" летали они над ним, как бы говоря: "Вот он! Вот он!"
И надо же было Титирикэ так сильно рассердиться на этих проклятых ворон, - он поднял с земли камушек, размахнулся изо всех сил и бросил его в стаю ворон... Тут голова его возьми да и повернись опять задом наперёд.
Вы помните, сколько врачей и сестёр засучили рукава, чтобы помочь Титирикэ в его беде?.. И вот эти четырнадцать рук снова начинают всё сначала! Хотя, конечно, все врачи и сестры были и сердиты на Титирикэ за то, что он снова свернул себе голову, но всё равно дружба у них с Титирикэ была крепкая. Положит один врач, с усами, ему руку на лоб, и вроде головная боль тут же проходит.
Сестра, высокая и весёлая, готова была лучше себе делать уколы, а не мальчику... Но был один, кудрявый такой, который, похоже, держал сторону не Титирикэ, а ворон, тех самых, из-за которых у мальчика всё опять пошло не так.
Когда Титирикэ заходил к этому кучерявому врачу, тот сразу же просил его высунуть язык.
Представляете положение? Как тут скажешь доктору, где болит и что болит, если стоишь, как дурак, с высунутым языком?!
Стоишь столбом, - кажется, что и глаза уже на лоб лезут...
А доктор сидит себе, уткнув нос в какие-то бумаги, и только ручкой скрип-скрип-скрип, скрип-скрип-скрип, а то и просто уставится в свои бумаги, и тут обычно наступала такая тишина, что слышно было, как за окном мухи летают.
