сразу заметил слёзы на её глазах.
– О Седди! – с каким-то страхом и взволнованно воскликнула она и, подбежав к своему мальчику, крепко обняла и поцеловала его. – О Седди, мой милый!
Старый господин поднялся и внимательно поглядел на Седрика своими проницательными глазами. Он потёр костлявой рукой подбородок и, по-видимому, остался доволен осмотром.
– Итак, я вижу перед собою маленького лорда Фаунтлероя? – тихо спросил он.
В течение всей последующей недели в целом мире нельзя было бы найти более удивлённого и выбитого из колеи мальчика, чем Седрик. Во-первых, всё, что рассказала ему мама, было непостижимо. Прежде чем понять хоть что-нибудь, ему пришлось два или три раза выслушать один и тот же рассказ. Он решительно не мог себе представить, как отнесётся к этому мистер Гоббс. Ведь вся эта история начиналась с графов. Его дедушка, которого он совсем не знал, был граф; и его старый дядя – не упади он только с лошади и не расшибись до смерти – впоследствии тоже стал бы графом, точно так же, как и его второй дядя, умерший от горячки в Риме. Наконец, и его папа, если бы был жив, сделался бы графом. Но так как все они умерли и в живых остался только Седрик, то оказывается, что после смерти дедушки предстоит сделаться графом ему самому, а пока он называется лорд Фаунтлерой.
Седрик сильно побледнел, когда в первый раз услышал об этом.
– О милочка, – воскликнул он, обращаясь к матери, – я не хочу быть графом! Среди моих товарищей нет ни одного графа! Нельзя ли как-нибудь сделать так, чтобы не быть графом?
Но оказалось, это неизбежно. И когда вечером они вместе сидели у открытого окна и смотрели на грязную улицу, то долго разговаривали об этом.
Седрик сидел на скамеечке, обхватив, по обыкновению, колени обеими руками, с выражением крайней растерянности на своём маленьком личике, весь раскрасневшись от непривычного напряжения. Его дедушка прислал за ним, желая, чтобы он приехал в Англию, и мама думала, что ему следует ехать.
– Потому, – говорила она, печально глядя на улицу, – что твой папа тоже пожелал бы видеть тебя в Англии. Он всегда был привязан к своему родному дому, да, кроме того, надо принять во внимание много других соображений, которые недоступны пониманию таких маленьких мальчиков, как ты. Я была бы слишком эгоистичной матерью, если бы не согласилась на твой отъезд. Когда ты вырастешь, ты поймёшь меня.
Седрик печально покачал головой.
– Мне очень жаль расставаться с мистером Гоббсом. Я думаю, он будет скучать по мне, да и я тоже буду скучать по всем моим знакомым.
Когда мистер Хевишэм, поверенный в делах лорда Доринкорта, избранный самим дедом в провожатые маленькому лорду Фаунтлерою, пришёл к ним на другой день, Седрику пришлось услышать много нового. Впрочем, сообщение, что он будет очень богат, когда вырастет, что у него будут повсюду замки, обширные парки, золотые прииски и большие поместья, в сущности, нисколько не утешало его. Он беспокоился о своём друге, мистере Гоббсе, и в сильном волнении решил отправиться к нему после завтрака.
Седрик застал его за чтением утренних газет и с необыкновенно серьёзным видом приблизился к нему. Он предчувствовал, что перемена в его жизни причинит большое горе мистеру Гоббсу, а потому, направляясь теперь к нему, всё время думал, в каких выражениях лучше всего передать ему об этом.
– Хелло! Здравствуй! – сказал мистер Гоббс.
– Здравствуйте, – ответил Седрик.
Он не вскарабкался, как бывало прежде, на высокий стул, а уселся на ящик из-под бисквитов, охватил руками колени и молчал так долго, что мистер Гоббс наконец вопросительно посмотрел на него из-за газеты.
– Хелло! – повторил он.
Седрик собрался наконец с духом и спросил:
– Мистер Гоббс, помните ли вы всё, о чём мы с вами говорили вчера утром?
– Да, кажется, об Англии…
– А когда вошла в лавку Мэри?
Мистер Гоббс почесал затылок.
– Мы говорили о королеве Виктории и об аристократах.
– Да… и… о графах, – с некоторым колебанием добавил Седрик.
– Да, насколько мне помнится, мы их немного поругали! – воскликнул мистер Гоббс.
Седрик покраснел до корней волос. Никогда ещё в жизни не чувствовал он такой неловкости, догадываясь, что подобную неловкость мог почувствовать в эту минуту и сам мистер Гоббс.
– Вы сказали, – продолжал он, – что не позволили бы ни одному из них сесть на ваш ящик из-под бисквитов?
– Конечно, – с достоинством подтвердил мистер Гоббс. – Пускай бы только попробовали!
– Мистер Гоббс, – вскричал Седрик, – один из них сидит в эту минуту на вашем ящике!
Мистер Гоббс чуть было не вскочил со своего стула.
– Что такое?! – закричал он.
– Да, мистер Гоббс, – с надлежащей скромностью ответил Седрик. – Я – граф или, лучше сказать, скоро буду графом. Я не шучу.
Мистер Гоббс казался очень взволнованным; он встал со своего места, подошёл к окну и посмотрел на термометр.
– У тебя, видно, разболелась от жары голова?! – воскликнул он, оглядывая мальчика с головы до ног. – Сегодня слишком уж жарко! Как ты себя чувствуешь? Давно ли это у тебя?
С этими словами он положил свою большую руку на голову мальчика. Седрик совсем растерялся.
– Благодарю вас, – сказал он, – я здоров, и у меня совсем не болит голова. Но как мне ни жаль, а я должен повторить, мистер Гоббс, что всё это правда. Вы помните, Мэри приходила звать меня? Мистер Хевишэм говорил в это время с мамой, он – адвокат.
Мистер Гоббс опустился на стул и отёр платком свой мокрый лоб.
– Положительно, один из нас получил солнечный удар! – вымолвил он.
– Нет, – возразил Седрик, – но мы волей-неволей должны примириться с этой мыслью, мистер Гоббс. Мистер Хевишэм нарочно приехал из Англии, его послал мой дедушка, чтобы сообщить нам это.
Мистер Гоббс растерянно глядел на невинное, серьёзное личико мальчика, стоявшего перед ним.
– Кто твой дедушка? – спросил он наконец.
Седрик сунул руку в карман и осторожно вынул оттуда небольшой лист бумаги, на котором было что-то написано крупным, неровным почерком.
– Я никак не мог запомнить, а потому записал на бумаге, – ответил он и принялся читать написанное: – Джон Артур Молинё Эрроль, граф Доринкорт. Вот его имя, и живёт он в замке – и не в одном, а, кажется, в двух или трёх замках. И мой покойный папа был его младший
