приедете ко мне в Англию. Я уверен, дедушка будет очень рад вам. Он, может быть, напишет вам и пригласит вас, когда я расскажу ему о вас… Вам… вам не будет неприятно, что он граф, не так ли? Я надеюсь, вы не откажетесь от приглашения только потому, что он граф?
– Я приеду повидать вас, – милостиво согласился мистер Гоббс.
И они решили, что если Гоббс получит приглашение приехать на несколько месяцев в замок Доринкорт, то он немедленно же уложит свои чемоданы, не обращая внимания на свои республиканские убеждения.
Наконец все приготовления к отъезду были окончены: вещи отправили на пароход, карета стояла у подъезда… Странная грусть овладела мальчиком. Его мать ушла в свою комнату, и, когда вернулась оттуда, глаза её были красны от слёз, а её хорошенький ротик дрожал от скрытого волнения. Седрик подбежал к ней, она наклонилась к нему, он её крепко обнял, и они поцеловались. Он смутно чувствовал грусть, которая охватила их обоих, но едва ли понимал её причину. Однако с его губ сорвалось замечание:
– Мы любили наш маленький домик, милочка, и всегда будем любить его, правда?
– Конечно, мой дорогой, – сказала она тихим, ласковым голосом.
Когда они сели в карету, миссис Эрроль высунулась из окошка, оглядываясь назад. Седрик крепко прижался к ней и всё время ласково гладил её руку.
Вскоре они очутились на палубе парохода среди толпы людей. Подъезжали экипажи, из которых выходили пассажиры. Пассажиры шныряли во все стороны, суетились в ожидании запоздавшего багажа; на пароход втаскивали ящики и чемоданы; матросы разматывали канаты и бегали взад и вперёд, офицеры отдавали приказания; мужчины, женщины и няньки с детьми то и дело откуда-то появлялись и входили на палубу; некоторые смеялись, болтали, другие печально молчали; двое или трое плакали, утирая глаза платком. Седрик всюду находил что-нибудь интересное для себя: он смотрел и на груды канатов, и на свёрнутые паруса, и на высокие мачты, которые чуть ли не достигали голубого неба. Он даже подумывал о том, как бы завязать разговор с матросами и порасспросить их о морских разбойниках.
За несколько минут до отплытия Седрик стоял на верхней палубе и следил с большим интересом за последними приготовлениями, прислушиваясь к крикам и возгласам матросов и грузчиков, как вдруг заметил, что кто-то протискивается сквозь толпу. Это оказался Дик, который, едва переводя дух, стремился к нему, держа в руке какой-то красный предмет.
– Я всё время бежал, – сказал он. – Хотел ещё раз проститься с вами… Дело идёт прекрасно… Вот на вчерашнюю выручку я купил вам это на память… Бумагу-то я потерял дорогой… Меня наверх не пускали. Это платок…
Всё это он выпалил сразу. Тут позвонил последний звонок. Дик бросился опрометью бежать, прежде чем Седрик мог ему ответить.
Минуты две спустя Седрик видел, как он, стараясь протиснуться сквозь толпу, перебежал через трап, который уже поднимали матросы, и стал усиленно махать шапкой, стоя на пристани.
– Прощайте, – кричал он с берега, – носите мой платок, когда будете жить среди важных бар! – Он побежал и исчез.
Седрик развернул платок. Это был ярко-красный фуляр с изображением лошадиных голов и подков.
Между тем на берегу люди суетились, шумели и кричали. Провожавшие прощались со своими друзьями.
– Прощайте, прощайте, не забывайте нас! Пишите, когда будете в Ливерпуле! – слышалось со всех сторон.
Маленький лорд Фаунтлерой наклонился вперёд и, махая красным платком, кричал:
– Прощай, Дик, благодарю тебя! Прощай!
Пароход тронулся. Снова послышались крики с берега. Миссис Эрроль опустила вуаль. Оставшаяся публика продолжала суетиться и шуметь, но Дик даже не замечал этого. Он видел только милое детское личико, развевающиеся золотистые волосы, освещённые солнцем, и слышал последнее прости маленького лорда Фаунтлероя, который уезжал в неизвестную для него страну своих аристократических предков.
Только во время путешествия мать Седрика сообщила ему, что не будет жить в одном доме с ним. Мальчик, услышав это, был так огорчён, что мистер Хевишэм сразу оценил предусмотрительность графа, пожелавшего, чтобы мать поселилась недалеко от сына и могла часто видеться с ним. Иначе он не вынес бы разлуки. Но миссис Эрроль ласково, нежно уговаривала его и дала ему почувствовать, что будет совсем близко от него, и в конце концов он успокоился.
– Мой дом недалеко от замка, Седди, – повторяла она каждый раз, как только он затрагивал этот вопрос. – Я буду жить совсем близко от тебя, так близко, что ты будешь каждый день прибегать ко мне и рассказывать мне множество интересных вещей. Какое это чудное место и как мы будем счастливы с тобой! Твой папа часто говорил мне о замке. Он очень любил его, и ты тоже его полюбишь.
– Ну, я бы его полюбил гораздо больше, если б ты жила там со мной, – отвечал маленький лорд, тяжело вздыхая.
Он решительно отказывался понимать, почему его дорогая мамочка не может жить в одном доме с ним, а миссис Эрроль не считала удобным объяснить ему причину такого решения.
– Я нахожу, что лучше не говорить ему об этом, – сказала она мистеру Хевишэму. – Всё равно он не поймёт как следует и только будет напрасно огорчён и оскорблён. Кроме того, мне кажется, он меньше будет любить графа, если узнает, что тот так сильно не любит меня. Он никогда не видел проявления ненависти и жестокости, и для него будет тяжёлым ударом узнать, что кто-нибудь может ненавидеть меня. Он сам такой любящий, и я так дорога ему. Пускай узнает правду, когда подрастёт. Это гораздо лучше и для графа. Это воздвигло бы стену между ними, хотя Седди совсем ребёнок.
Итак, Седрик узнал только, что существует какая-то таинственная причина, по которой его мама не может жить вместе с ним, он теперь не поймёт, потому что слишком мал, но ему объяснят, когда он подрастёт. Сначала он очень огорчился, но потом, под влиянием увещаний матери, рисовавшей ему лишь светлые картины его будущей жизни, он примирился со своей судьбой. Несмотря на это, мистер Хевишэм не раз видел, как мальчик, задумавшись, сидел на палубе и глядел на море, не по-детски вздыхая.
– Мне всё это очень не нравится, – сказал он как-то мистеру Хевишэму, – вы не можете себе представить, как мне это не нравится. Но в жизни бывает много разных невзгод, с которыми нужно мириться! Так говорит Мэри, и я слышал,
