выдуманной Родриго Грубианом истории, настолько она отвечала всем запросам Малыша. Родриго Грубиан, сидя в своём кресле с высокой спинкой, не мог бы выдумать лучше. Потому что эта карета не только была выкрашена в царственный белый цвет, но в неё были впряжены четыре царственно белых коня, а сопровождала её группа всадников в сверкающих доспехах.
– Сейчас я насажу этих рыцарей на пику, словно сосиски, – говорил себе на бегу Малыш, даже не вспомнив о том, что у него вообще нет никакой пики.
Радостное предчувствие Малыша росло с каждым шагом по мере приближения к карете. Напасть на неё ему казалось тем привлекательней, чем лучше она выглядела. Ах эти золотые спицы так быстро вертящихся колёс! А как искусно выкованы фонари, закреплённые по бокам облучка! А как изукрашена золотом сбруя четвёрки лошадей! И знамя, что трепещет над каретой, – не королевская ли корона вышита на нём?
Ликующий крик Малыша разнёсся над лугами и дорогами, над зелёными холмами и ввысь до самого синего неба. И конечно же этот крик достиг кареты. Его услышали всадники, и кучер на облучке, и его сменщик рядом, и двое грумов-слуг, стоявших на запятках кареты, как в наши дни мусорщики, что ездят на запятках мусорных машин. Но это, разумеется, совсем неподходящее сравнение!
И все они – и всадники, и кучер, и сменщик кучера, и оба грума – увидели бегущего им навстречу Малыша. Но Малыша ли видели они? Того ли маленького мальчика, который удрал из родительского кукольного театра, чтобы устроиться оруженосцем к страшному рыцарю-разбойнику, но по дороге к своему испытанию провалился в глубокое болото? Конечно же нет! Они увидели чёрное чудовище, которое неслось им навстречу, крича так, словно сам чёрт в него вселился.
– Ха! – вопило это чудовище, приближаясь к ним всё быстрее, как будто вообще не знало устали. – Я наколю вас на пику, как колбаски на шампур!
Ну и что бы сделали вы, оказавшись в таком положении? Опустили бы забрало и выхватили меч из ножен? Мужественно ринулись бы навстречу этому чёрному, орущему, бешено размахивающему руками чудищу?
Всадники, кучер, его сменщик и оба грума не сделали этого, ибо, как вам известно, люди в Средние века были ужасно суеверны. Они подумали, что сатана восстал из преисподней, а если такого встретишь – беги прочь со всех ног.
Так они и сделали – и всадники, и кучер, и сменщик, и оба грума. Всадники пришпорили своих коней, а кучер, сменщик и грумы дрожащими руками выпрягли четвёрку лошадей из кареты, вскочили на них верхом и ускакали вслед за рыцарями-всадниками.
Малышу ничего не оставалось, как кричать им вдогонку:
– Эй! Жалкие трусишки! Тряпки! Швабры! Зайцы! Не убегайте далеко! Примите сражение! Вернитесь же, к чёрту!
Он кричал до тех пор, пока беглецы не превратились в облачко пыли на горизонте, а потом и вовсе исчезли. Причём навсегда: из страха перед покрытым грязью Малышом они ускакали так далеко, что никто из участников этой истории их больше никогда не видел.
Когда они исчезли безвозвратно, Малыш понурился, не зная, что ему теперь делать. Имело ли смысл вообще грабить карету, если её все бросили? Нападать на карету, которую никто не защищал, – это не подходило под определение самого опасного преступления. Малыш ругался так, что мама и папа Дик побледнели бы от ужаса. Потом в нём зародился дерзкий росток любопытства.
– Ну и ладно, – сказал он себе, потому что никогда не терял надолго присутствия духа. – Испытание провалено, но карету-то я могу осмотреть. Вдруг найду в ней что-нибудь полезное. Только вот сокровищ мне не надо. Если бы я их по-честному награбил – тогда другое дело.
И он потопал к карете, немного скованно, потому что к этому времени чёрная грязь, которая покрывала его с головы до ног, уже начала засыхать, превращаясь в коросту.
Карета оказалась ещё великолепнее, чем он думал. Она сияла на солнце, как гемма [1], и на дверцах была изображена та же корона, что украшала и поникшее знамя. Без сомнения, то была королевская корона, и это вновь воскресило в Малыше только что преодолённую досаду. Если бы он упустил рыцарей какого-нибудь князя, с этим ещё можно было смириться. Но не сразиться с рыцарями короля – это было сокрушительное поражение.
С новыми проклятиями на устах Малыш распахнул дверцу кареты.
– Много же тебе понадобилось времени, чтобы найти меня. Ты всегда такой медлительный?
Малыш захлопнул рот ещё до того, как кончился поток его ругательств. Не то чтобы он испугался – Малыш никогда ничего не боялся, – он был ошеломлён, обнаружив в карете маленькую принцессу. Ведь эта девочка несомненно была маленькой принцессой. Это сразу было видно по её длинному бирюзовому платью и по серебряной диадеме в блестящих светлых волосах. Но прежде всего её можно было узнать по укоризненному взгляду, который тотчас пробудил в Малыше потребность многословнейше и верноподданнейше извиниться.
Но за что? Ведь он же ничего не сделал этой принцессе. И разве его вина была в том, что её рыцари, кучер и слуги бесчестно удрали? Это его самого разозлило даже больше, чем её!
– Ты кто? – дерзко спросил Малыш вместо того, чтобы просить прощения, как повелевал её взгляд.
– Я – принцесса Филиппа Аннегунде Роза, – сказала она. – И кроме того, если хочешь знать, ты воспрепятствовал мне в том, имею тебе великодушно сообщить, что я держала путь к моему семиюродному дяде, королю Килиану Последнему. Сам он бездетный и потому избрал меня в качестве престолонаследницы, поскольку рассчитывает на скорую кончину.
– О, – сказал Малыш. – Он что, болен?
Малыш спросил об этом не из сочувствия. Ограбить брошенную карету больного короля казалось ему ещё менее опасным, чем карету здорового. Так что в его нападении действительно ничего не сходилось!
