новым жильцам: – Так меня научил граф Райнольди. И «преследов» тоже он придумал. Незадолго до того, как слечь, поднялся сюда потихоньку и исправил на табличке:
А еще он придумал название для нашего дома. Поскольку они с дедушкой упрямо отказывались продавать свою площадь, он всегда называл ее «наша Упрямая Твердыня».
– Упрямая Твердыня, – повторила за ней Коломба. Теперь она поняла, почему Ланч назвал дом таким странным именем. – Мне нравится. А почему вы не повесите табличку на входе?
– Граф сделал несколько медных табличек, больших и красивых, – сказала Пульче. – Каждую ночь преследы ее снимали, а он на следующий день вешал новую. Он был очень хороший, наш граф. Говорил, что, если бы я была большая, он бы на мне женился.
– А сколько тебе сейчас? – спросила Коломба.
– Одиннадцать с половиной.
– Как мне? Неужели? Я думала, ты еще в младших классах учишься.
– С этого года иду в среднюю школу. А ты знаешь, что тебя записали в мой класс? Я очень рада. В Упрямой Твердыне живет больше тридцати детей, но все они или слишком маленькие, или слишком большие. А ты – как будто специально для меня.
Вот он наконец – пятый этаж. Взрослые остановились, чтобы отдышаться. У мамы на лбу выступил пот. Ланч уже ждал нас на пороге.
– Надеюсь, вы оцените нашу англо-неаполитанскую кухню, – сказал он. – Мне помогала синьора Эспозито (она живет этажом ниже). Мы приготовили лазанью с тефтельками, цукини под маринадом и сливовый пудинг. По настоящему йоркскому рецепту.
– Мама Иммаколаты потрясающе готовит, – объяснила Пульче.
Я вспомнила, что она уже произносила эту фамилию.
– Кажется, ты говорила, что девочку зовут Аннина?
– Аннина зовут младшую. Но там есть еще Даяна и Иммаколата. И Чиро, и Дженнарино, и Сальваторе, – ответила Пульче, загибая пальцы.
– Типичная большая неаполитанская семья, – объяснил Ланчелот с типичным английским акцентом. – Еще три дяди и тетя Кончетта. С самой синьорой Ассунтой и ее мужем получается двенадцать человек.
– И все дети бегают и кричают на лестница, – вставил Араселио. – Вместе с лос чикос из другие три квартирос – из Филиппины, Сенегал и Индия. Я же говорил тебе, Паломита, что в этот дом есть сто чикос, и все разного цвета.
Лео, Пульче и Коломба прошли вперед взрослых через широкую прихожую и вскоре оказались на террасе, где их ждал синьор Петрарка.
Дедушка Пульче был не толстым – он был огромным. Лео с Коломбой еще не видали никого, кто был бы такой вышины и ширины. По сравнению с ним великан Араселио выглядел худым и тщедушным.
Пульче, казалось, была довольна впечатлением, которое дедушка произвел на ее друзей.
– Все смотрят на него, открыв рот, когда встречают в первый раз, – гордо сказала она, как будто размеры дедушки были его заслугой.
– Пульхерья, чего ты на себя понакру тила? Ты же вся вспотела. Так недолго заболеть перед самой школой. Иди переоденься, – сказал дедушка.
– Я уже заболела. У меня ветрянка. А шарф и шапку мне велел надеть Ланч.
Старик вздохнул:
– А еще говорят, что англичане воспитывают детей в спартанском духе!
В это время подоспели остальные. Секретарь показал восхищенным гостям виноградник, ящики с помидорной рассадой, голубятню, курятник и оранжерею с орхидеями.
Терраса напоминала висячие сады. Кругом были расставлены большие терракотовые горшки с цветущими кустами и деревцами, а между ними спокойно прогуливались куры, за которыми с крыши оранжереи следил прекрасный и гордый петух. В игрушечной коляске, рядом с куклой Пульче, устроилась курица-несушка. Еще пять петухов дремали у парапета, не обращая внимания ни на кур, ни на низко летающих голубей, которые то и дело садились на спинку стула синьора Петрарки. Стул был металлический, c железными перекладинами, скрепленными болтами. Перед ним стоял мольберт с холстом, завешенным какой-то тряпкой. Рядом на табуретке лежала палитра и коробка с масляными красками.
Обеденный стол был накрыт в дальнем конце террасы – со стороны двора. Дрозд с желтым клювом клевал хлеб из корзинки, другой пил воду из стеклянного кувшинчика.
– Извините за беспорядок, – сказал Ланчелот Гривз.
– Так тут же прекрасно! – воскликнул Лео. Глаза у него разбегались от восторга.
А синьора Эвелина, забыв про приличия, не сводила глаз с хозяина дома. Она смотрела на него, как альпинист на вершину Гималаев, – с удивлением и восторгом.
Синьор Петрарка улыбнулся ей с дружеским участием:
– Добро пожаловать, дорогая. Рад, что вы почтили мой дом своим присутствием. Знайте, что эта дверь всегда открыта для вас и ваших детей. И преклоняюсь перед вашей красотой.
Он действительно поклонился с неожиданной для такого великана легкостью и протянул ей руку. Коломба заметила, что мать ответила ему непринужденным рукопожатием, без капли робости. Похоже, она была в приподнятом настроении, как когда-то, когда с шампанским праздновала возвращение мужа из круиза.
Позже, когда они уже вернулись домой, Эвелина призналась золовкам:
– После смерти Альваро это первый человек, рядом с которым я почувствовала себя уверенно и надежно, как будто в этом доме со мной не может случиться ничего плохого.
После обеда мама не уткнулась в телевизор, пропустила очередную серию «Урагана» и даже не вспомнила об этом. Для начала нашей новой жизни в новом городе уже неплохо.
Тети со своими двумя женихами поужинали вместе с нами, а потом отправились к себе домой.
Сейчас я лежу с закрытыми глазами на верхней половине своей двухъярусной кровати и пытаюсь привести мысли в порядок.
С тех пор как мы закрыли за собой дверь нашей квартиры в Генуе (даже не верится, что это было еще сегодня утром), я столько всего увидела и узнала. Больше всего мне нравится, что у нас есть свой таинственный сад. Гораздо меньше – что имеются безымянные враги. Но главное – я, кажется, нашла себе подругу.
Хотя это еще не точно.
Э-будем-посмотрети.
Станислав опасался не зря. За закрытыми дверями «ПРЕСТНЕДВ» скрывался кто-то, кого не обрадовали разговорчики наших друзей и высунутый язык Пульче и кто доложил об этом анонимному президенту компании.
Днем тот вызвал администратора Гельвецио Кальци в центральный офис «ПРЕСТНЕДВ».
– За что только вам деньги платят! – ледяным тоном сказал президент. – За некомпетентность и идиотизм? Вы понимаете, что из-за вашего разгильдяйства остановился весь наш проект «Исторический центр – для достойных»?
– Но,
