- А ты? Почему не прыгнул? - спросила дворничиха у Тимоши.
- Я? Вы меня спрашиваете?
- Бестолковый! Тебя, а то кого же?
- Я? Почему я не прыгнул? - Тимоша не сразу нашелся. - На меня столбняк напал. Я вроде окаменел. Вот так, - Тимоша выпрямился, нижняя челюсть у него на минуточку отвалилась.
Дворничиха засмеялась, на него глядя, но вдруг сморщилась вся и заплакала.
- Ты чего? - Старуха Маша бросилась к подруге, принялась тормошить ее, утешать. - Что ты, что ты, Даша? Ты, никак, плачешь? Если уж Даша заплакала, значит, в самом деле что-то серьезное произошло, - сказала она и снова принялась тормошить и утешать подругу. - Даша, не плачь. Ну, Даша. Такая девчонка была! Абрикосинка наша-а-а!..
Плакала Маша.
Плакала Даша.
- Такая девчонка была... За такую девчонку не только в воду - в огонь можно прыгнуть. А они, видишь, простуженные, в столбняке. Лоботрясы. Я бы на их-то месте в такую девчонку влюбилась по гроб жизни.
- Спокойно, тетя Даша, спокойно, - остановил ее шут. - Это другая тема. Сегодня мы ее не касаемся.
- Про любовь в твоем театре нельзя, - вздохнула дворничиха. - Говори, куда ты дел Ольгу? Ее бабка в постели лежит, в ожидании инфаркта, мы по городу бегаем на больных ногах. Куда ты ее дел?
- Куда ты ее дел? Говори, Шурка, - поддакнула старуха Маша.
- Никуда, - ответил шут. - Она домой поехала.
- Врешь ведь.
- Точно. Взяла такси и поехала. Все видели.
Старая дворничиха оглядела всех. Все смотрели на нее искренними, правдивыми глазами.
- У, мазурики!
- Аркадий, пойдем. Пойдем, внучек.
Аркашка увернулся от ласковой руки своей бабушки.
- Чего это ты от бабушки бегаешь? - изумилась старуха Маша и, увидев, что старая дворничиха уже направилась уходить, крикнула ей: - Даша, ну куда ты? Раз она живая, можно не торопиться. - И тут же ловко ухватила зазевавшегося Аркашку за ухо - даже вазелин не помог. - Домой, прошептала она сладострастно, - за рояль!
Аркашка вопил:
- Отпусти ухо! Я этого не потерплю.
- Потерпишь. Мы и не такое терпели, и ты потерпишь. Нас родители вожжами учили поперек спины - мы молчали. А вас за ухо тронешь - вы в крик. Щепетильные шибко.
Когда она уволокла Аркашку, Ольга вылезла из будки регулировщика.
- Я и не знала, что я такая хорошая, - сказала она. - Как странно. Это зачем, дядя Шура?
- Не задавай вопросов - тема исчерпана, - сказал ей шут.
- Но... - сунулся Боба.
Шут (дядя Шура) милиционерскую фуражку надел и в милиционерский свисток засвистел.
- Пр-рекратить!
По свистку остановилась проходившая мимо "Волга". Таксист подбежал к дядя Шуре.
- Нарушил, товарищ начальник. Я понимаю. Осознаю. Нарушил.
- По-моему, вы ехали как положено.
- Шутите. Ха-ха-ха! Милиция всегда права. Милиция не останавливает тех, кто правильно ездит. Клянусь, больше не повторится. Не везет мне. Кругом не везет.
Таксист сказал шуту на ухо:
- Фиаско. Пардон, я вас и в этой красивой фуражке узнал. И я вам скажу - фиаско. Я ей, простите, предложение сделал.
- Согласилась? - нервно поинтересовался дядя Шура.
Таксист посмотрел на него понимающе.
- Я же говорю: фиаско. Поясняю: наотрез отказала.
Дядя Шура вздохнул облегченно, лоб платком вытер, достал из-за парапета свой красивый букет.
- Отвезите домой эту девочку.
- Эту рыженькую? Какой рыжик, морковочка. А ну, молодые люди, в машину.
- Дядя Шура, оштрафуйте его, - попросила Ольга.
- Поедем, морковочка. Штрафы, рыженькая, не твое дело.
- Дядя Шура, оштрафуйте его хоть совсем ненамного. Хоть на десять копеек, - попросила Ольга.
Таксист взял ее и понес. И когда машина отъехала, шут снял с головы фуражку.
- Что я могу поделать, если нет такого закона, по которому бы штрафовали за слово "РЫЖИЙ".
Девушка-продавщица бежала по набережной. Она махала рукой дяде Шуре и улыбалась.
Шут (дядя Шура) быстро фуражку спрятал, с гранитного парапета букет цветов взял, девушке навстречу шагнул, сам себе нечаянно на ногу наступил и упал - растянулся. Рассыпались цветы. Шут сел, сам над собой заплакал. А вокруг смеются.
Все смеются, все, кто участвовал в этой истории. Бабки-старухи смеются, шикарный охотник смеется, гражданин в макинтоше смеется, бородатые парни и девушка в джинсах, старик с продуктовой сумкой смеется. Тимоша, Боба, Аркашка смеются. Ольга тоже.
Шут встал, отряхнулся. Послал девушке-продавщице воздушный поцелуй мол, не огорчайся.
Смеются вокруг. А девушка чуть не плачет.
- Не торопитесь смеяться, - грустно сказал шут.
Он вынул из-за пазухи розу, подал ее девушке-продавщице. Роза заполнила обе ее ладони, яркая, жгучая, необыкновенно прекрасная.
- О досточтимый зритель, - сказал шут, - не торопитесь смеяться...
