— С лягушачьей кровью! — добавила другая.
Губа сложил руки на груди.
— Виноват, — сказал он, поклонившись. — Вину свою исправлю.
Девушки захохотали. Но Губа тревожно погрозил им пальцем.
— Это уголок рая, — успокоил его чернявый, — кругом ни души.
— Трус!.. Трус! — упрекали девушки, присаживаясь на траву.
— Бережёного бог бережёт.
— Если — парень, пусть он будет огонь! Я только таких люблю, — похвалилась первая девушка, игриво приглашая Ваню: — Садись ко мне, малыш. Конфетку дам…
Когда уселись на поляне в круг, чернявый достал из полотняной сумки несколько бутылок водки и два стакана, выстроив их в ряд. Нарезали свежий хлеб, из ведра на газету вывалили большие куски мяса. У Вани глаза разгорелись.
— Пировать так пировать! — сказал Губа, обнимая сидевших рядом с ним девушек.
Одна погрозила пальцем. Другая подула на кусок горячего мяса и, надкусив его, передала Губе:
— Возьми, попробуй.
Мальчишек не стали уговаривать. Гумер ел за двоих, Ваня тоже, обжигаясь, не отставал от него.
Вскоре вернулся Нигмат. Ему протянули штрафную — стакан водки. Тот, не поморщившись, выпил её залпом.
— Ого! — сказал Губа.
— Молодец! — похвалили обе девушки.
Чернявый оказался фотографом. Он вытащил из-под сумки треногу, поставил аппарат и, нацелившись, щёлкнул затвором. Как нарочно в этот момент Ваня держал в руках большой кусок мяса. И вдобавок одна из девушек неожиданно прижалась к нему плечом. Он отстранился, хотел даже встать, но девушка удержала его за локоть:
— Сиди!
Чернявый парень вытаращил глаза.
— Ты что кривляешься как девица? — крикнул он раздражённо. — Из-за тебя снимок испортил. Смотри, если не получится…
— Ещё раз щёлкнешь, — усмехнулась девушка.
— По затылку!
Девушка протянула Ване стакан водки:
— Пей! Не расстраивайся.
Он отказался.
— Пей! — потребовал чернявый. — Не ломайся! Ты куда попал? Среди волков по-волчьи вой, не то…
Губа не дал ему договорить. Он положил на его плечо свою руку, и тот отстал, поворчав, как пёс, почуявший волю хозяина.
— Так не делай, — упрекнул Губа. — Эти парни другой породы. Бульдог не любит, когда повышают голос. Животное деликатное… Пойди-ка, девушек покатай на лодке. А мы здесь поговорим по-мужски.
Чернявый подмигнул девчатам. Они послушно встали, поглядывая на Губу, и нехотя пошли к берегу. Вскоре там затренькала гитара, зазвучала волнующая, полная горечи цыганская песня.
Лодка заскользила вниз по течению.
Губа, лёжа на боку, долил свой стакан до краёв и швырнул пустую бутылку в заросли. Затем, резко дёрнувшись, опрокинул стакан в рот и вытер губы тыльной стороной ладони. Из сумки Нигмата достал ещё две бутылки.
— Рая правду сказала, — начал он чуть охрипшим голосом. — Если парень — гори огнём, а не тлей головешкой. Все вы, надеюсь, не такие, чтобы только дым пускать. Вижу, на вас положиться можно. Деды наши говорили: парню мало знать и семьдесят ремёсел. Добавляю к этому: парень должен уметь и работать, и жить! С какой стати вы живёте сейчас в нужде? Или денег достать не можете? Чушь! Просто не знаете, куда приложить свои силы. Да и хода вам не дают! А раз уж не дают, и просить их незачем, этих начальников.
Молодое время, смелое время,
В руке нож…
Пей да ешь,
Играй да смейся —
Этот суетный мир
Останется и после нас!..
«Он, оказывается, ещё и неплохой артист, — удивился Ваня, — умеет заливать, чтобы ему в рот смотрели»…
Губа тем временем продолжал расхваливать ребят уже окрепшим голосом:
— В этом деле Нигмат не промах. Толк из него выйдет. Молодец! Люблю таких. — Он кивнул ему на бутылки.
Потерявший голову Нигмат неожиданно взял стакан и, широко раскрыв глаза, будто исполнял какое-то святое дело, начал пить водку большими глотками.
— Не дури, Нигмат, опьянеешь! — сказал Ваня.
— Дудки! Не первый день замужем. Я веселье люблю…
— Лихач какой нашёлся. Так и до беды недалеко.
Губа успокоил:
— Он свою норму знает… Очередь твоя, Гумерка! Покажи себя султаном. Ты ведь не из потерянных, друг мой. Руки у тебя золотые.
Гумер, не раздумывая, взял другой стакан и опрокинул его так же лихо, как это делал сам Губа.
— Ну, Ваня… Знаю, ты — бесстрашная душа и прозвище твоё недаром — Жан. Подними-ка свой стакан, да покажи на что способен.
Губа даже пропел:
— Водку пей, кури табак,
Водка разгоняет кровь…
— Давай, давай, — торопил Нигмат.
Ваня взял стакан, поднёс его к губам. Какой противный запах! Сердце вдруг запрыгало, заныло. А что если не пить? Ребята скажут: неженка, боится водки.
— Не тяни, — напомнил Гумер. — Живую воду пить не грех…
Ваня, решив покончить одним разом, запрокинул голову и набрал полный рот водки. Но проглотить её не удалось. Он захлебнулся и прыснул обжигающей рот жидкостью на кусты.
— У, сколько водки пропало! — заныл Нигмат.
— Ничего. Первый блин комом, — сказал Губа.
Ване вдруг стало весело. Вроде и горя никакого не было. И сидящий с ним рядом Губа тоже показался не чужой. Светло-зелёная трава, нежная, как бархат, яркие цветы вокруг, лениво шелестящие листья и небо, такое чистое, синее, как глаза младенца, — на всё это гляди — не наглядишься.
— До чего же тут красиво, — сказал он Гумеру.
— А на морском побережье сейчас и того красивее, — вмешался Губа. — Мы не сегодня — завтра выезжаем в те края, с Нигматом. Айда с нами, Ваня. Мир увидишь.
— Я тоже поеду, — заявил Гумер, пересев поближе. — Чем ходить здесь голодным…
Ваня развёл руками:
— Никаких справок у меня нет.
— Чепуха! Мы тебе достанем паспорт, какой только пожелаешь. Добавим два года и будешь совершеннолетним.
— Раз так, давайте! — обрадовался Ваня. — Сразу же на работу примут.
— Работа — не волк, в лес не убежит, — усмехнулся Губа.
— От работы лошадь подыхает, — сказал Нигмат. — Научись жить богатым без работы.
— Как?
— Найди такой способ.
— На морском побережье — там просто, — улыбнулся Губа и рассказал, как в прошлом году, выгружая морские пароходы, заработал гору денег.
— Больно далеко, — вздохнул Ваня. — Один только билет чего стоит.
— Если провернём одно дело, мы тебе одолжим, — пообещал Губа. — Только бы найти нам ключ от сундука.
Ваня удивился:
— Какого сундука?
— Обыкновенного. Окованного железом. Когда приоткроешь, внутри колокольчик играет.
— Такой сундук, говорят, есть у Пелагеи Андреевны, — заметил Гумер.
— Есть, — подтвердил Ваня. Он вспомнил, как однажды Пелагея Андреевна попросила перенести сундук в тёмный угол. Они с Харисом не смогли сдвинуть его с места, тогда старуха открыла сундук и извлекла часть содержимого. Весь стол завалила какими-то чашами, крестами, подсвечниками, блестящими коробками. Загорелись глаза мальчишек, но Пелагея Андреевна и близко их не подпустила. Как только сундук установили, быстро спрятала и заперла все предметы. Звон колокольчиков издавал какую-то красивую мелодию.
— Вот бы ключ одолжить у неё. А то ведь ломать жалко, — сказал Губа.
— Так она и даст! Не зря её зовут Пелагеей Андреевной.
— Говорят, у неё в сундуке золотые кольца, браслеты, — продолжал Губа.
Гумер добавил:
— Должно, и револьвер там лежит. Именной. Мужа когда-то наградили.
— Сундук очень тяжёлый. Там, наверное, и пушка есть! — признался Ваня.
— Ключ-то где хранит старуха?
— На поясе.
— Надо бы его добыть…
— Это в два счёта нам сделает Жан, шахиншах поля Ершова.
— Старуха живой ключа не даст, — заверил Ваня, почувствовав что-то неладное.
Губа сказал ему:
— Надо бы сделать отпечаток на мыле.
— Зачем?
— А чтобы такой ключ сварганить.
— И заглянуть в сундук? Послушать звон колокольчика? — усмехнулся Ваня, поняв, куда его толкают.
— Не будь ребёнком, парень, — сверкнул глазами Губа. — Налей, Нигматка, пусть промочит горло.
— Я не буду пить, — отказался Ваня.
То ли от страха, то ли от предчувствий он вздрогнул. Нет, пожалуй, нельзя выступать ему против таких открыто. Пырнут в живот ножом — и всё. А тело бросят в речку. Надо с ними осторожней…
— Пей! — потребовал Губа. — Не маленький.
Ваня взял стакан и, задыхаясь, выпил два глотка.
— Закусывай. Теперь ты наш. Отступать уже некуда, все мосты сожжены.
— Какие мосты? — не понял Ваня. Голова у него закружилась, и он почувствовал, что куда-то проваливается.
— Ты уже совершил одно преступление, — продолжал Губа, усмехаясь. — Приехал с нами по воде в такую даль…
