и в середине июля казалось, что наступает осень. Колодцы обмелели, и вода изменила свой цвет и вкус. Уже зацвели «золотые шары», и ласточки как перед дальней дорогой сидели на проводах.
Дул суховей — горячий ветер, пришедший на Валдай из жарких степей. Ветер поднимал пыль, срывал листья с деревьев, ломал высокие стебли. Три раза за лето он приносил дождь — сначала пять капель, потом пятьдесят капель, и наконец — дождь шёл целых полчаса! Растения встрепенулись, подняли головы, но этой влаги было очень и очень мало… И снова съёжились листья сирени, легла на землю сныть, а цветки полевых ромашек так и остались крошечными, не стали расти дальше.
Люди говорили, что природа наказывает человека за неразумное, а порой и жестокое отношение к ней. Вот и зима была слишком суровая!
«Холод-то никого не погубил, — подумал Яблокин, — все спрятались в домах и норах. А вот засуха… Весь урожай пропал! Черники нет, грибов нет, брусники мало — куда это годится! Если бы хозяева не кормили всё наше семейство, как бы мы подготовились к зиме? А как быть белкам и кротам?»
Когда в нынешнем июле Катаевы приехали в Липское, они обнаружили у себя во дворе множество сорок. У всех родились дети-птенцы.
Розочка и Софочка к июлю уже успели поссориться со своими мужьями, и те улетели искать себе новых жён.
А дети галдели во дворе. Звали их Мирон и Мирра, Дарья и Дарий, Арсений и Глафира, Фаина и Фёдор, Инесса и Анатолий. Все они летали, прыгали, кричали, играли, дрались… Когда хозяева поставили им блюдце с молоком и чашку сметаны, с радостью приступили к трапезе. Но клювы немного мешали им, и прежде чем выпить молоко, сорокам приходилось как дятлам стучать по мискам.
А красивые птицы — сороки! Просто загляденье! И очень полезные, как пишут в научных книгах. Множество вредных насекомых уничтожают.
Легенды говорят, что сорока навела врагов на боярина Кучку, владевшего Москвой. А ещё, что облик этой птицы приняла Марина Мнишек и улетела из столицы.
Сороки очень чуткие и осторожные. Они хорошо видят и слышат неплохо. Стóит показаться вдали человеку или собаке — затрещат, застрекочут. И другие звери сразу понимают: раз сорока голос подаёт, надо прятаться! Поэтому охотники сорок не любят.
Даже к Катаевым сороки не приближаются, хотя и не боятся. А с ежами общаются спокойно.
Вспомнив о кротах, Ёж подумал, что давно не видел своего друга Подземелькина. А ведь кроты плохо переносят засуху. Интересно, где он теперь? Наверно, в резиденции у колодца.
Да-да, не удивляйтесь, жилища кротов называют резиденциями! Одну из них они обычно строят у воды. Ведь кроты пьют много. Тоннели из их домов непременно ведут к реке, пруду или к глубокой луже.
А вторая резиденция всегда там, где рыхлая хорошая почва. На поверхности именно на этих местах особо большие кучи земли. В тёплой комнате крот отдыхает и спит. Вокруг резиденции идёт галерея ходов, куда крот при опасности может юркнуть. Тянутся ходы и к воде, и к местам охоты.
Подземелькин появился, едва Яблокин позвал его. Он был грустным-прегрустным.
— Что случилось, друг? — встревожился Ёж.
— А ты разве не знаешь, что крот — существо «неуживчивое, сварливое, вздорное, кровожадное», и что друзей у меня быть не может?
— С чего это ты взял? — удивился Яблокин.
— Прочитал. В энциклопедии. Пробегал мимо одной избы, а книга прямо на траве лежала. Видно, позабыл кто-то. Вот я и расстроился. А вторая неприятность — червей дождевых нет. Что я зимой есть буду?
Да, кроты едят много — столько, сколько весят. И — каждые четыре часа. Продержаться без пищи крот может не больше 12 часов. Поэтому зимой они не уходят в спячку. Но зимой охотиться трудно, и приходится делать в чуланах вокруг резиденции склады-запасы примерно по десять дождевых червяков. Вот так!
Дождевые червяки — любимая пища кротов. Хотя едят они и личинок, и жуков. Лягушек, ящериц, мышек… — всех, кого встречают в своих тоннелях.
— А ведь охочусь я и днём, и ночью, — продолжал сетовать Подземелькин, — а результат плачевный. Запасы маленькие…
— Давай я тебе помогу, — предложил Яблокин. — Вместе поохотимся. Я умею!
— Неудобно как-то затруднять тебя. Да жара ещё такая…
— Не стесняйся, прошу тебя! Я непременно тебе помогу.
Дождевых червей, действительно, не было. Яблокин принялся ловить насекомых.
К вечеру они подвели итоги. 48 личинок, 35 мух, 18 жуков. Неплохо! Конечно, Подземелькин поймал больше. Ведь он зверёк быстрый!
А ещё у него как и у ежей острый нюх… Но в отличие от ежей крот носом буравит землю. А что уж говорить про его передние лапы-лопаты! Эти лапы словно ковши экскаватора. Где уж за таким охотником угнаться?
Хвостик у крота, и тот замечательный. Во время движения он поднимается и касается верха тоннеля — даёт сигнал: над головой надёжная крыша!
— Спасибо, друг! — отдышавшись, поблагодарил Подземелькин. — Давай отдыхать. А вечером заходи чайку попить.
— Привет! — раздалось откуда-то сверху. Голос показался Яблокину знакомым, но никого не было видно.
Он сидел в больших сенях. Утро только начиналось, часы показывали пять. Серое небо виднелось в прорехах древней крыши. Пищали комары.
Ёж поднял голову. На чердачной перекладине сидела Кошка Зося Барышникова.
— Охотишься? И так всех птиц распугала… Ты разве голодная?
— Не голодная! Не голодная! Но хозяева меня птицами не кормят! И ещё я люблю выслеживать добычу, подкрадываться, нападать! Ты разве этого не любишь?
— Да как-то… нет, — я только по острой необходимости охочусь.
Зося убежала за синицей, которая сидела на ветвях погибшей яблони, а Яблокин решил ещё подремать.
Но не прошло и часа, как он с испугом вскочил и чуть даже не закричал. Зося подкралась к Ежу и перепрыгнула через него!
— Как ты меня напугала! — Яблокин едва перевёл дух. — Зачем ты так?
— Да скучно мне. Птицы не ловятся, да ещё дождик начался…
Яблокин хотел объяснить Кошке, что она поступила не по-дружески, и вообще нехорошо, но упустил время — Зося снова понеслась за птичкой.
Ёж пошёл умываться к колодцу. Мелкий дождь приятно шелестел в листве, радовал сухую землю и всё, что растёт на земле и хочет влаги. Поел земляники — она уже сходила, и последние ягодки были особенно вкусными. А грибов совсем не было, только водились в заповедных местах лисички, но эти места знали уже многие,
