А мама занималась домашними делами, читала или смотрела телевизор, но про Кешу не забывала и разговаривала с ним:
– Ты мой хороший Кеша, мой красавчик, мой мальчик, кушать хочешь? Чай пить будем?
И Кешик в ответ тихо журчал и теребил серёжку.
Когда мамин отпуск закончился, и она уехала в Москву, обещая приезжать на все выходные, Кеша загрустил и несколько дней не выходил из клетки, сидел нахохлившийся и молчаливый, и бабушка испугалась – не продуло ли его сквозняком на веранде.
– Давайте, ребятки, открывать что-то одно – или дверь, или окно, не заболел бы наш попугайчик, – сказала она в тот день мне и Толику, когда мы уходили на озеро ловить бычков.
К обеду мы вернулись, и бабушка нас сразила:
– Кеша заговорил!
Мы с Толиком встали как вкопанные.
– Представляете, готовлю я обед на кухне и вдруг слышу голос дочки, то есть твоей мамы, Максимка. Слышу так отчётливо, будто она рядом со мной говорит: «Кеша, хороший мальчик, чай пить будем?»
А потом раздаётся: «Кеша красавчик, красавчик-чик». Я чуть было сковородку на ноги себе не уронила, даже испугалась, знаю же, что мама уехала. Вошла на веранду и вижу – Кеша сидит перед зеркальцем и повторяет:
«Кеша красавчик, Кеша хороший мальчик».
Так наш попугайчик стал говорить.
Уже потом папа объяснил, что волнистые попугайчики лучше усваивают именно женские голоса, они им более близки, и наш Кеша выбрал голос мамы.
С каждым днём запас его слов становился всё больше, запоминал Кеша быстро, но чтобы он не забывал новые слова, их нужно было повторять хотя бы иногда.
Как-то я простудился и кашлял неделю, потом поправился и вдруг слышу кашель на веранде, а знаю, что никого там нет, захожу – Кеша «кашляет», это он от меня научился.
Однажды к нам на выходные приехал в гости папин друг, дядя Коля.
Мы все сидели за столом, обедали, и тут Кеша вдруг вылетел, покружился немного, а потом неожиданно сел дяде Коле на голову и голосом мамы сказал:
– Какой кошмарчик-чик! Кеша, Кеша-красавчик!
Дядя Коля чуть было не подавился котлетой, его же никто не предупредил, что у нас в доме такой говорун.
А на следующее утро Кеша сидел на плече дяди Коли, и они вовсю разговаривали, то есть Кеша рассказывал всё, что помнил и знал, а дядя Коля смеялся и передразнивал его.
Вот и разберись, кто кого учит!
А ещё Кеша наш был защитником, мы с Толиком узнали это случайно.
Один раз Кеша летал по веранде, а на столе бабушка оставила небольшое зеркало, и Кеша, несмотря на то, что в клетке у него было своё маленькое зеркальце, как только его увидел, то так разволновался!
Стал быстро, быстро бегать вокруг зеркала и никого не подпускал к столу, тут же взлетал и атаковал – мол не подходите, это моё.
Наверное, Кеша решил, что видит не своё отражение, а видит друга или подружку, которые нуждаются в защите.
Вот такой маленький, да удаленький!
В конце лета, где-то в августе, вечером, когда темнело быстро и незаметно, мы с Толиком копали червей для рыбалки около бочки, стоящей недалеко от крыльца.
И вдруг мимо нас пролетела какая-то небольшая птичка, мы сначала не обратили внимания, а потом я взглянул на вишню около бочки и ахнул:
– Толик, гляди, Кеша вылетел!
Не знаю, кто не закрыл дверь на веранду, и как получилось, что наш попугайчик оказался на улице, но мы с Толиком замерли, глядя на Кешу, который сел на ветку вишни.
– Максимка, как же нам его обратно в клетку загнать?
– Ночь скоро, – взволнованно сказал я.
Мы стояли, смотрели не отрываясь на попугайчика и не знали, что делать.
– Представляешь, Максимка, попадёт наш Кеша в стаю ворон и научится каркать, карр-карр.
Я как представил себе Кешика среди больших, чёрных ворон, чуть было не заплакал, хорошо что к нам подошла бабушка:
– Вы что это, ребятки, пригорюнились?
Толик показал на Кешу – в лучах заходящего, красного солнца, на тонких веточках висели крупные ягоды вишни, украшенные зелёными листьями, а рядом притаился голубой, нахохлившийся комочек, испуганный и неподвижный, как статуэтка.
– А вдруг вороны… – еле слышно произнесла бабушка.
Уж лучше бы она не вспоминала про ворон!
Так мы стояли некоторое время, потом бабушка сказала:
– Кажется, я знаю, что делать.
Она тихонько, не спеша, чтобы не потревожить попугайчика, поднялась на крыльцо, открыла настежь входную дверь, прошла на веранду и включила свет.
И загорелись все лампы на люстре, и вспыхнул яркий, яркий свет.
Кеша, как-будто только этого и ждал, встрепенулся, вспорхнул, вмиг влетел на веранду и сел на клетку.
А бабушка быстро закрыла входную дверь.
Вскоре мы с Толиком пили чай с вишнёвым вареньем и хлебом, а рядом на нас смотрел Кеша.
– Бабушка, как ты догадалась? – спросил я.
– По-другому и быть не могло, – бабушка улыбнулась, – он летел на свет.
Мы с Толиком сидели на крыльце и вырезали лодочки из сосновой коры, которую собрали вчера на опушке леса.
Чтобы добраться до леса нужно было вначале пройти до конца улицы, она одна в нашей деревне, и вдоль неё стоят небольшие, деревянные дома, окружённые садами, в том числе, дома наших бабушек, моей и Толика.
За длинной, деревенской улицей начиналось поле, заросшее травой, которую косили в июле, и потом живописные стога сена стояли долго, украшая местность.
Мы с Толиком бегали на опушку леса посмотреть, не появились ли грибы.
Но вместо грибов мы набрали кору, которой было много на земле, около оголённых сосен.
Бабушка сказала, что в этом году на лесные деревья напал вредный жучок-паучок, поедающий древесину так, что она осыпается, как осенние листья.
Толик, увидев кору, воскликнул:
– Будем вырезать корабли, Максимка!
– Молодец, Толик, сделаем флотилию кораблей и запустим в озеро.
Мы выбрали самые большие куски коры, горкой сложили их на земле, но как донести до дома?
Толик первый снял футболку, снизу связал её узлом, и получился мешок, в который он и положил всю сосновую кору.
И я сделал точно также.
Когда мы вернулись, наши бабушки, чтобы мы особо сильно не скучали без дела, дали нам задание – собрать чёрную смородину, мне с двух кустов, а Толику с трёх.
Отказаться мы не могли, и так устали, что в тот день нам было не до кораблей.
И вот сейчас мы сидели на крыльце и с помощью небольшого ножика пытались вырезать… нет, корабли у нас пока не очень получались, а получались лодки, и я вырезал их четыре, а Толик три, но большие.
– Ребята, давайте я вам покажу, как сделать катер, – сказал папа, – а то я смотрю, вы всё одни и те же лодки мастерите.
Папа взял кусок коры потолще и вырезал что-то, похожее на прямоугольную коробку:
– Это будет рубка корабля. Ты знаешь, зачем она нужна, Толик?
– Знаю, отсюда капитан управляет кораблём.
– Правильно. Но рубка корабля предназначена не только для размещения командного пункта и боевых постов, здесь находятся все системы и приборы управления кораблём. А если это боевой корабль, то и системы управления оружием.
– Получается, что рубка корабля – это его сердце, – сделал вывод я.
– Именно так, – улыбнулся папа.
Потом он начал срезать кору вокруг рубки, образуя площадку, которая увеличивалась больше в длину, и постепенно получалась палуба.
Спереди палуба заострялась, создавая нос корабля, а сзади она становилась как-бы прямоугольной, образуя корму корабля.
– Максимка, Толик, давайте-ка тоже приступайте к строительству катера! – обратился к нам папа.
И мы, взяв наши маленькие ножики, стали вырезать рубку, потом палубу, потом нос и корму корабля.
Кора сосны была мягкая и податливая, она пахла смолой и лесом, и вырезать из неё было приятно.
– А теперь, мальчики, нам осталось…
– …осталось сделать боковые стенки корабля, – перебил я папу.
– Правильно, а боковая часть судна называется борт, и вот теперь вы знаете основные части корабля.
– Есть ещё подводные лодки.
– Не только подводные лодки, Толик, есть пассажирские судна и боевые корабли, есть баржи и океанские лайнеры.
– …как «Титаник», – вспомнил я.
– Ну «Титаник» мы с вами пока не осилим построить, но лодки и катера, я смотрю, у нас получились.
На крыльце стояли семь лодок разного размера, которые мы с Толиком вырезали вначале, и три корабля, похожие больше на катера.
Словно читая мои мысли, папа сказал:
– У нас получились три катера и семь лодок, настоящая флотилия – объединение кораблей.
– Только все ваши лодки и катера какие-то скучные, – сказала мама, которая сидела на веранде и вязала, изредка поглядывая на нас, а вместе с ней и Муська, пристроившаяся у её ног.
Лениво развалившись на полу, Муська то и дело радостно виляла пушистым хвостом и протяжно пела «мя-ау, мя-ау».
– И что ты предлагаешь? – спросил папа.
– Вспомни «Алые паруса»!
– Ах, да, совсем забыл, – улыбнулся папа.
