– Она что, умерла?
– Ну… Не она, – выдержав загадочную паузу, ответила Нэнси. – Где-то в Бостоне у неё умер родственник, и ей срочно пришлось уехать. После обеда, как только ты ушла, она получила срочную телеграмму. И теперь её не будет целых три дня, представляешь? Вот где можно по-настоящему радоваться! Теперь мы с тобой сами на хозяйстве, да, да, да!
На лице Поллианны отразился ужас.
– Радоваться похоронам, Нэнси?
– Да ведь я же не похоронам радуюсь, Мисс Поллианна, а просто тому, что…
Нэнси вдруг замолчала. В глазах её вспыхнул хитрый огонёк.
– Послушайте, Мисс Поллианна, разве не вы однажды подбили меня играть в эту вашу игру? – с серьёзным видом упрекнула её она.
Поллианна нахмурилась и не на шутку задумалась.
– Ничего не поделаешь, Нэнси, – возразила она, покачав головой. – Должно быть, на свете бывают вещи, с которыми нельзя играть в мою игру, и похороны – это одна из них. Когда похороны, то радоваться нечему.
Нэнси усмехнулась.
– Почему же, можно радоваться, что не тебя хоронят, – с напускной серьёзностью заметила она.
Но Поллианна её не слышала. Она начала рассказывать о несчастье, случившемся с Мистером Пендлтоном, и Нэнси, тоже забыв и про похороны и про Мисс Полли, вся превратилась в слух.
На следующий день после обеда малышка, как и договаривались, пришла в назначенное место, чтобы встретиться с Джимми Бином. Как она и ожидала, бедный мальчишка был жестоко разочарован тем, что дамы из комитета отдали предпочтение не ему, а индийским детям.
– Ничего удивительного, – вздохнул он. – Конечно же, всякие новые диковинные штучки в тысячу раз интереснее, чем то, к чему все давно привыкли. Чужой мёд всегда слаще. А не хочет кто-нибудь из Индии меня усыновить? Вот было бы здорово туда поехать…
Поллианна захлопала в ладоши.
– Точно, Джимми! Как я раньше-то не додумалась? Я возьму и напишу о тебе дамам из своего благотворительного комитета! Они, конечно, живут не в Индии, а на Западе, но это ничуть не ближе. Я думаю, ты бы тоже так подумал, если бы ехал оттуда целую вечность, как я, на поезде!
Лицо Джимми прояснилось.
– А ты думаешь, они меня… и вправду… возьмут?
– Конечно же, возьмут! Ведь берут же они на воспитание индийских мальчишек! А в этот раз им только нужно будет взять и представить, будто ты из Индии! Ну, понарошку! Ведь ты приедешь к ним из такой дали, что на отчёте это ещё как отразится! Ты только подожди, пока я им напишу! Я напишу Миссис Уайт. Хотя нет, я напишу Миссис Джонс. У Миссис Уайт больше всего денег, но Миссис Джонс всегда больше всего жертвует – странно, правда, если подумать? Но я просто уверена, что хотя бы одна из дам наверняка согласится тебя взять.
– Хорошо, но не забудь написать, что я буду работать! За кусок хлеба и крышу над головой, – вставил Джимми. – Потому что я не воришка, а в жизни за всё надо платить, даже дамам из твоего благотворительного комитета, я думаю.
Немного помолчав, он добавил:
– А ждать от них ответа я, пожалуй, буду в своём детском доме.
– Конечно, – решительно кивнула Поллианна. – Так я буду знать, где тебя найти. И тебя возьмут – ведь ты для них будешь как с края земли! Согласилась же моя тётя Полли… Послушай! – вдруг осенило её. – А что если и я для неё была как с края земли, и потому она согласилась?
– Странная ты девчонка, – расплылся на прощание в улыбке Джимми Бин.
Где-то через неделю после происшествия в Пендлтонском лесу Поллианна как-то утром сказала тёте:
– Тётя Полли, я надеюсь, вы не будете против, если я сегодня отнесу телячий студень не Миссис Сноу, а кое-кому ещё? Я уверена, что сегодня Миссис Сноу студня не захочет.
– Боже мой, Поллианна, что это вы ещё затеяли? – вздохнула тётя. – Как меня утомляет эта ваша непосредственность…
Поллианна слегка заволновалась и нахмурилась.
– Тётя Полли, простите, а что такое непосредственность? Должно быть, если наоборот, то это будет посредственность?
– Ну, почти.
– Ах, ну тогда, значит, всё в порядке. Я рада, что у меня есть непосредственность, – вздохнула Поллианна, и лицо её прояснилось. – Видите ли, Миссис Уайт очень любила повторять, что Миссис Роусон – это посредственность, а она ужас как ненавидела Миссис Роусон! Ах, тётя Полли, я просто вам передать не могу, как они ссорились и сколько у па… ну, то есть у нас было с ними хлопот! Их двоих унять было сложнее, чем всех остальных дам вместе взятых! – поспешила замять неловкость Поллианна. Сказать по правде, бедняжка уже изрядно выбилась из сил от всего этого искусного лавирования, как между Сциллой и Харибдой, между оставшимся в её памяти запретом отца выносить сор из избы и всё ещё непривычным для неё запретом тёти говорить об отце.
– Ну ладно, ладно, хватит, – с лёгким раздражением перебила её Мисс Полли. – Вы неисправимы, Поллианна. О чём бы мы с вами ни говорили, вы всегда сведёте разговор к своим дамам из комитета!
– Да, мэм, – с довольной улыбкой ответила Поллианна. – Наверное, вы правы. Но, видите ли, они ведь меня воспитывали, и…
– Довольно, Поллианна, – ледяным тоном остановили её тётя. – А теперь скажите, кому вы собираетесь нести студень?
– Ах, уверяю вас, тётя Полли, честное слово, в этом нет ничего такого, чего бы вы не одобрили. Вы позволяли мне относить студень больной, так почему бы вам не позволить мне отнести его больному – только один раз? Видите ли, переломов обычно надолго не хватает, это совсем не то, что пожизненная инвалидность! Я только раз или два так сделаю, а Миссис Сноу – на её век ещё хватит и студня, и всего остального!
– Постойте, Поллианна! Какому больному вы собираетесь нести студень? У кого перелом? И вообще, что за чушь вы несёте?
Поллианна изумлённо посмотрела на тётю. Затем её лицо приняло обычное выражение.
– Ах, да, я и забыла! Вы, должно быть, ещё ничего не знаете! Видите ли, это случилось, когда вы отсутствовали. В тот самый день, когда вы уехали, я случайно обнаружила его в лесу; и мне пришлось пойти и отпереть ключом его дом, а затем по телефону вызвать врача, а потом ещё держать его голову, ну и всё такое… А потом я ушла домой и с тех пор его не видела. Но когда Нэнси приготовила на этой неделе для Миссис Сноу студень, я подумала, как было бы замечательно, если бы я могла хотя бы разок отнести его не больной, а больному! Тётя Полли, можно?
– Да уж можно, можно, – нехотя согласилась слегка утомлённая этой беседой тётя Полли. – А кто, вы сказали, так в нём нуждается?
– Ах, ну, это… тот господин. Мистер Джон Пендлтон.
Мисс Полли едва не подскочила на стуле.
– Джон Пендлтон!
– Да. Нэнси сообщила мне его имя. А вы с ним знакомы?
Но Мисс Полли ничего не ответила. Вместо этого она спросила:
– А вы с ним знакомы, Поллианна?
Поллианна кивнула.
– О да! Теперь он всегда и говорит и улыбается. Дело в том, что он ведь только снаружи неприветлив, понимаете? Ну, я, пожалуй, пойду за студнем. Он там у Нэнси уже почти готов! – договорила в дверях Поллианна.
– Поллианна, подождите! – голос Мисс Полли вдруг стал весьма суров. – Я передумала, Поллианна. Я желаю, чтобы сегодня, как обычно, вы отнесли студень Миссис Сноу. Всё. Вы свободны.
Лицо Поллианны омрачилось.
– Ах, тётя Полли, но ведь у неё-то всё ещё впереди! Она ещё много лет будет болеть и есть студень и всё, что захочет. А у него перелом! Переломов, ясное дело, надолго не хватает… Он и так уже целую неделю пролежал.
– Да, я вспомнила. Я слышала, что с Мистером Пендлтоном случилось несчастье, – немного натянуто произнесла Мисс Полли. – Однако я не желаю передавать ему студень, Поллианна.
– Я знаю, он неприветлив – снаружи, – с грустью признала бедняжка. – Вот поэтому, скорее всего, вы его и не любите. Но я не скажу ему, что студень от вас. Я скажу, что это от меня. Я его люблю. На вашем месте я была бы рада передать ему студень.
Мисс Полли хотела было отрицательно покачать головой. Но вдруг что-то её остановило, и она спросила непривычно тихим голосом:
– А он знает, кто вы, Поллианна?
Малышка вздохнула.
– Похоже, что нет, тётя Полли. Я однажды сказала ему, как меня зовут, но он никогда не называет меня по имени – никогда!
– А он знает, где вы живёте?
– О нет. Об этом я ему никогда не рассказывала.
– Так значит, он не знает, что вы – моя племянница?
– Думаю, нет, мэм.
Мисс Полли задумалась. Глаза её смотрели на Поллианну, но мысли были очень далеко. Малышка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Наконец она шумно вздохнула, и тётя, вздрогнув, очнулась.
– Очень хорошо, Поллианна, – всё тем же необычно тихим голосом сказала она. – Вы можете отнести студень Мистеру Пендлтону – но только от себя! Запомните: от себя! Упаси вас Бог дать ему понять, будто это не так!
– Да, мэм… Ах, то есть нет, мэм… Благодарю вас, тётя Полли! – и ликующая Поллианна выпорхнула из комнаты.
Когда Поллианна пришла к Джону Пендлтону во второй раз, его огромный каменный дом уже не казался ей таким таинственным. Окна были открыты, на заднем дворе пожилая горничная развешивала бельё, а под порт-кошером стояла двуколка доктора Чилтона.
