…Перед самыми экзаменами курсантов привели в комнату кондукторов. Здесь всегда было людно. Вернувшись из очередного рейса, кондукторы грели руки у печки, топали озябшими ногами, считали выручку А те, кто собирался в рейс, привязывали к ремню сумки зелёные, красные и розовые мотки билетов. Остальные щёлкали семечки, пили чай из железных кружек.
Неожиданно инструктора вызвал к себе начальник парка. Все почувствовали себя свободнее, и разговор оживился. Ваня привлёк внимание своими шутками. Девушки смеялись. Одна только пожилая женщина-кондуктор не участвовала в разговоре, уныло сидела в уголке. Видимо, ей было не до веселья.
Яшке, сидевшему рядом в своём кабинете, не понравился дружный смех девушек. Приглаживая рыжие волосы, он вошёл в комнату и свысока посмотрел на кондукторов.
— Повеселились?.. Хватит! — резко отрубил он. Затем, давая понять, что власть его здесь неограниченная, начал читать по списку: — Сто двенадцатая, сто сорок третья, пятьдесят вторая, девяносто пятая и девяносто седьмая остаются на вторую смену.
— Сынок, — обратилась к нему пожилая женщина, — меня, пожалуйста, не оставляй на вторую смену. Совсем замёрзла. Попроси тех, кто моложе.
— Сказанное должно быть исполнено, — ответил Яшка тоном, не терпящим возражений.
— В могилу же вгонишь…
Ваня заступился:
— Нельзя ли оставить её?
— Нельзя! — поправляя галстук, отрезал Яшка. — И ты не вмешивайся.
— Болеет же…
— А справка где?
— Какой же ты твердолобый, Яшка!
— Но-но… поосторожней, Кабушкин… Как бы самому не влипнуть.
— Обо мне-то не тревожься, товарищ начальник, — с издёвкой произнёс Ваня последнее слово.
Они зло посмотрели в глаза друг другу…
Гульсум вернулась в маленькую будку, села за стол и раскрыла книгу. На следующий год она собирается поступать на заочное отделение техникума коммунального хозяйства. Повезёт ли ей? До сих пор училась хорошо. Подруги Тамара и Светлана всегда восторгались её памятью. Раз прочтёт, бывало, и достаточно. Только не может она, как другие, учить на ходу. Светлана, та умеет читать и за едой, и в трамвае. Продаст билеты, сядет на своё рабочее место и заглядывает в книгу. Как она запоминает — не понятно. Тамара, правда, тоже разборчива. Что, интересно, сейчас она делает? Когда-то мечтала стать врачом. А теперь? Писем не пишет. Надо ей сегодня же послать хотя бы маленькое письмецо. Чего стоит, например, одно известие о том, что Ваня уже работает водителем трамвая. После окончания седьмого класса, когда возвращались в тот вечер с Казанки, Тамара призналась подруге: «Я люблю его, но только никому не говори об этом»…
Вечером Ваня вернулся в депо без особых приключений: трамвай не подвёл. Проехал мимо Гульсум, помахав ей рукой. Та улыбнулась: молодец, мол, поздравляю…
А когда получил первую зарплату, пришёл похвалиться.
— Дали-то много, только вот не знаю, Галя, что с ними делать, — признался Кабушкин.
— Матери отнеси, — посоветовала Гульсум.
— Нет, прежде хочу купить ей подарок. И самым близким людям — брату, Харису, дяде Сафиулле. Потом… — замялся он.
— Потом? — улыбнулась Гульсум, недоумевая. — Не мне ли?!
— Тебе… Николаю Филипповичу… Только что вот подарить ему? И возьмёт ли?
— Если бы ты был его учеником, не взял бы. А теперь, я думаю, не обидится. Ты человек рабочий, самостоятельный… В благодарность за прежнее… — Гульсум призадумалась, потом сказала: — Знаешь что — купи ему вечную ручку.
Ваня так и сделал. Учитель был очень тронут и в свою очередь подарил ему свою только что напечатанную книгу о прошлом Казани…
За работой дни пролетали незаметно. Двадцать четвёртый из графика не выходил, рейсовый план выполнялся точно. Проверяющие инструктора и контролёры на водителя не жаловались. При текущем ремонте вскоре старые кабели трамвая заменили новыми.
Гульсум была довольна:
— Теперь тебе ничто не помешает!
Но радость её была преждевременной.
Как раз перед приёмом Кабушкина в комсомол сообщили о том, что на двадцать четвёртом трамвае возник пожар.
— Главного инженера нет. Привезём на буксире или осмотрим на месте? — спросил Яшка с каким-то злорадством.
— На месте, — решила Гульсум.
Пригласив электрика и дежурного слесаря, она повела их туда, где случилась авария. Трамвай уже загнали в тупик на соседнем Арском поле.
Ваня сидел в тамбуре согнувшись, не чувствуя холода. Лицо его и руки в саже, ресницы обгорели.
Поздоровались молча — кивком головы. Гульсум заглянула в трамвай и ужаснулась: сиденья сорваны, стены выщерблены, окна разбиты, специальные покрытия на полу превратились в уголь. Едкий запах дыма, копоти, горелой резины…
— Моторы целы, — доложил парень-электрик, заглянувший в открытые люки трамвая.
— Колёса — тоже, — усмехнулся дежурный слесарь.
— Пожалуйста, ничего не трогайте. Пока не проверит комиссия, — Гульсум повернулась к Ване. — С пассажирами ничего не случилось?
— Нет. Все живы-здоровы.
— Как думаешь сам, отчего загорелось?
— Или контакты были слабые, или кабель неправильно подсоединили.
— Контакты нормальные, — заверил дежурный слесарь. — Слабые расплавились бы… Ты дал, видно, большое напряжение.
— В таком случае повредился бы контроллер. А в нём и чернинки нет.
Электрик недоуменно пожал плечами:
— Тогда заводской брак в самом кабеле.
Из прицепного вагона пришла Светлана и тоже молча поздоровалась, кивнув головой подруге.
— Причину аварии установит комиссия, — решила Гульсум. — Трамвай надо вернуть в парк. А ты, Кабушкин, пиши объяснение.
— И мне писать? — спросила Светлана. — Я первая увидела, как вон оттуда, около стены, с треском вырвалось пламя.
— Пиши, обязательно. Легче будет установить причину аварии.
«Почему вступаешь в комсомол?»
Говорят, любовь даёт человеку крылья, а мир полон влюблённых… Почему так? — задумывался Ваня. Наверное, потому, что любовь щедра и её волшебные крылья достаются не только гордым соколам, но и воробьям или даже воронью — главным помощникам Азраила, как уверяет Харис. Вороны долго живут, у них такой резкий голос, такие острые когти…
В школе Яшка имел прозвище Соловей. В детстве у него был писклявый голос, и он никогда не сидел на месте, всё порхал. Яшку следовало бы называть не соловьём, а чёрным вороном…
Отец и мать его в прошлом имели небольшой магазинчик, который всегда был полон дорогих товаров. Неизвестно только, где доставали их. Продавали тоже по чёрному ходу. Если передняя дверь открывалась днём, в определённые часы, то задняя распахивалась только тёмными ночами. Родители хотя и наживались, но жили скудно — сами одевались как попало, кормились тоже кое-как. Все товары переводились в деньги. Когда же после революции хрустящие бумажки да серебро потеряли цену, отец запил. Потом, забрав деньги, куда-то исчез и больше не вернулся.
Мать Яшки — высокая, как башня, женщина бережно расходовала оставшееся после мужа имущество. Но если высохнет родник, надолго ли хватит разлитой по вёдрам и плошкам воды? Не имея другой профессии, мать начала продавать в магазинчике пиво, а если выпадет случай, и что-нибудь покрепче.
Яшка рос в унижении: все звали его сыном торговки. Научился у матери хитрить, подхалимничать. Каким был отец — он уже не помнил. Отец копил деньги, собирал богатство, а сын его собирает в своей комнате чучела всяких птиц, которые живут в окрестностях Казани. Сам ловит их, сам потрошит и набивает сухими опилками. Таких птиц у него много и все разные — так и места меньше занимают, и кушать не просят, единственную птицу каждого вида бережёт как зеницу ока, не продаст её и не подарит. Правда, недавно дал Андрейке чучело дятла. Но у Яшки другого выхода просто не было. Тот поставил вопрос ребром: или чучело дятла, или деловой разговор. Отец Андрейки — большой начальник. Он только позвонил куда надо, и Яшку на другой же день взяли помощником диспетчера. Не только дятла, но и любую птицу не жаль бы отдать за такое дело. Андрейка сейчас учится в техникуме. Может, уже выбросил дятла. Зачем ему неживая птица?
Яшка не мог успокоиться, пока не восполнил свою коллекцию. Поехал в Займище, целый день проторчал в лесу и подстрелил из рогатки самого красивого дятла. Хорошо теперь сидеть в комнате, среди всяких птиц. Даже дятел занял своё место. Вот какой Яшка! Захотел — и дело сделано, сиди теперь на сухой ветке…
С птицами он, конечно, хозяин, но вот с людьми… Сколько раз давал понять Светлане, что неравнодушен к ней — назначал в более выгодный маршрут, не оставлял на вторую смену. А когда пригласил в кино — дудки! Теперь же, начав работать с Кабушкиным, стала совсем непонятной. Как ни старался Яшка помешать им сесть в один трамвай — нет, не получилось. Маша Токмакова испортила всё дело. Сумела убедить и завком, и начальника, что на маршрутах нужны комсомольско-молодёжные экипажи. Но посмотрим, что будет после аварии. Сохранят ли на двадцать четвёртом его экипаж? Жаль, члены комиссии не могут прийти к определённому мнению. Главный инженер заболел, поэтому, наверное, и затянулась проверка. Ладно, пусть тянется… Только Токмакова что делает? Вчера вывесила объявление о приёме Кабушкина в комсомол. Вопрос ведь ещё не выяснен, зачем же торопиться? Подождать бы… Собрание состоится в клубе, любой работник трампарка может принять участие и может выступить. Про эту аварию, конечно, разговоров будет много.
