знаю о твоей преданности царевичу. Верные люди нынче на вес серебра. Но и ты меня пойми: я ведь не только отец, но и царь. И как быть? Ты уж поведай без утайки, как же так случилось, что оступился Радосвет? Сердце у меня не каменное. Авось найдёт для сына оправдание, ежели ты поможешь.
Тут до Яромира наконец-то дошло. Видно, прознал царь про связь царевича со смертной девицей Таисьей и про девчонку-бастарда. Немудрено, что рассердился. Яромир и сам от этих новостей в восторг не пришёл. Эх, надо было Радосвету сразу во всём признаться! Царь, может, и строг, но милостив — глядишь, не засадил бы в темницу. Но ничего не поделаешь, придётся теперь друга выручать.
— Я сам недавно узнал. — Яромир опустил голову. — Но не подумай, царь-надёжа, я себя не выгораживаю, а за царевича радею. Смени гнев на милость. Не было в той истории никакого злого умысла, только любовь шальная, ранняя…
— Какая ещё любовь? — вытаращился Ратибор.
— Знамо какая: к девице смертной, кою Таисьей кличут. Говорят, зело красива, вот Радосвет и влюбился. Нет в том его вины — сердцу ведь не прикажешь. А что они девчоночку прижили…
— Девчоночку… Как её там зовут? — Царь улыбался, но взгляд его был тёмным, недобрым. Наверное, из-за недостатка свечей так казалось.
— Аннушка. Внучка ваша. — Яромир счёл важным это подчеркнуть. А ну как смягчится дедово сердце? — Вы не смотрите, что полукровка. Я сам сперва насторожился, но Радосвет говорит, они хорошие люди. А я ему верю.
— Полукровка?! — Ратибор аж словом поперхнулся. Потом шумно втянул воздух, раздувая ноздри, как разъярённый бык, и вдруг затопал ногами. — Так он ещё вдобавок ко всем грехам девицу смертную обрюхатил? Хорош наследничек!
Яромир сдавленно охнул, поняв, что сболтнул лишнего. Хотел помочь другу, а вместо этого ещё больше насолил. Не ведал царь про девицу из Дивнозёрья. Но если дело не в Таисье и Аннушке, то в чём же тогда?
— Каким таким грехам? — голос предательски дрогнул. Яромир за себя так не волновался, как за царевича.
— А таким, что твой ненаглядный Радосвет заговор за спиной отца замыслил. Собирался меня со свету сжить, — процедил сквозь зубы Ратибор. — Только не притворяйся, что ты ничего не знал. Тебе мой сын уж точно доверился бы.
Яромир набычился. Семейное упрямство часто проявлялось некстати, но сейчас — другое дело. Он готов был гнуть своё хоть до смерти.
— Неправда! Оговорили его! Всё это время царевич был верен царю и Дивьему краю!
— Не отпирайся! — Ратибор рявкнул так, что заложило уши. — И смертной девкой с её приплодом незаконным с мысли не сбивай: малая вина большой не исключает, а токмо усугубляет. Лучше признайся во всём, облегчи свою душу и участь царевича. А коли будешь врать да упорствовать…
— Дивьи люди не врут! — вспыхнул Яромир.
Царь расхохотался. Смеялся он долго, громко и как-то… нездорово.
В голове мелькнула мысль: «Да он безумен!» И Яромиру стало страшно. Вообще-то он был не робкого десятка: в бою один пятерых стоил и не побоялся бы выйти на огнепёску с голыми руками, а тут вдруг как ледяной водой окатили — застыл столбом. Не может же быть, чтобы царь рассудка лишился? Или всё-таки может? Разве станет нормальный правитель прятаться в наглухо затворённых палатах, белым днём свечи жечь да испытанных соратников держать на расстоянии, опасаясь несуществующей упыриной хвори?
Ратибор смеяться уже перестал и надсадно закашлялся, а Яромир всё ещё лихорадочно соображал, что же делать. На ум пришли слова Радмилы: мол, судьба решила — тебе ехать. А вдруг монетка потому и направила его в Светелград, что лишь ему одному под силу достучаться до царя? Что ж, не попробуешь — не узнаешь. Возможно, начинать разговор стоило не в лоб, а издалека, но с этим у Яромира всегда были сложности. Он говорил, что думает, или молчал, если сказать было нельзя. В самом крайнем случае — менял тему на более безопасную. Вот и сейчас решил пойти по третьему пути:
— Я тут новость принёс. Небось, не слыхал ещё, государь? Проклятый Кощеевич чародея Весьмира победил и увёл в полон. В скором времени собирается выкуп требовать.
— Ничего он не получит, — отмахнулся царь.
Услышав такой ответ, Яромир немного повеселел:
— Вот и я так думаю. Неча Кощеевичу потакать. Нужно послать бравых ребят, чтобы отбили Весьмира!
— И где ж я тебе этих бравых ребят возьму? У меня все при деле. — Теперь Ратибор глядел на него снисходительно, как на дитя неразумное. — Все, кто есть, подступы к столице защищают. Воевода Веледар давеча к вам отправился с наказом оборону укреплять.
— А почему ты назначил Веледара, а не Радмилу, государь? Разве она не лучшая воительница?
Вопрос сам сорвался с языка. Яромир его, конечно, прикусил, но было поздно.
Ратибор покачал головой:
— Воительница, может, и лучшая. Но мечом махать — дело нехитрое. У твоей сестрицы ещё молоко на губах не обсохло. Не сладить ей с войском. Хватит с неё и отряда.
Спорить с недовольным царём было себе дороже, и Яромир не стал настаивать, хотя и не согласился. Радмила себя ещё покажет, сама убедит царя, что достойна. А вот Весьмиру каждый день в плену — мука лютая.
— Заметил я, что бравых ребят в столице полно, — кивнул он на молчаливых стражников у трона. — Вон Мрак штаны просиживает, аж лоснятся. Почему бы не отправить дюжину-другую…
— Вздор! — Ратибор не дал ему договорить. — Мрак наиважнейшим делом занят. А такие советы даёт либо дурак, либо вредитель.
— Тогда, может, Яснозора послать?…
— Да заткнись уже! — Злая фраза хлестнула Яромира, словно пощёчина, аж голова дёрнулась. — Весьмир, говоришь, попался? Туда ему и дорога. Значит, не такой уж он хороший чародей, коли проиграл. Не будет больше нам воду мутить. Пущай Кощеевич с него хоть шкуру живьём снимет — выручать не стану! И другим не советую. — Пока Яромир открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег
